Я понимал, что достаточно одного его слова – и меня повесят. Все равно, по мере того как проходил испуг, решимость совершить еще один набег на каюту мистера Хэрриота только возрастала. Мне неодолимо хотелось отодвинуть загородку и узнать скрытую за ней тайну. Это любопытство было то ли болезнью, то ли даром Сатаны.
Второе преступление на почве любопытства я совершил спустя три дня после того, как чуть не попался за первое. Четверо моряков умерло от чумы, и на тот корабль было отправлено трое с „Тигра“. Среди них оказались мой саутворкский приятель Майкл, Хангер и какой-то незнакомый мне матрос. Вместо того чтобы спускать шлюпку, между кораблями натянули веревку, а потом моряки по очереди надевали страховку и, перебирая руками, отправлялись на тот корабль. Хотя море было спокойным, веревка то натягивалась, то провисала, и человека то подбрасывало в воздух, то окунало в воду – к вящей радости зрителей. На протяжении всего мероприятия музыканты играли всякие бравурные мелодии. Капитан, Рауз, Хэрриот, Сент-Клер, Кендалл и остальные джентльмены собрались на корме. Время было самое подходящее.
Вниз по лестнице – за это меня никто не повесит.
По коридору к корме: по-прежнему никого. Раздавались лишь сотни стонов самого „Тигра“. Привлеченные зрелищем, все поднялись на палубу.
Я стучу, вхожу в каюту и закрываю за собой дверь. Заслонка в переборке плавно отъезжает в сторону.
Там стоит несколько склянок, в одной из которых хранятся высушенные зеленые насекомые (странно!), в другой – черные скукожившиеся листья, а в остальных – какие-то белые порошки. Я разворачиваю ткань. Меня бьет дрожь, я изо всех сил прислушиваюсь, не слышно ли чего за скрипами корабля. И вот что я вижу.
Три доски. Центральная – около фута в высоту и девять дюймов в ширину. Две другие соединены с ней деревянными петлями так, что они могут лечь поверх нее или раскрыться, выстроившись в ряд. В центральную доску вделан прямоугольный кусок какого-то растрескавшегося сучковатого дерева. Его окружает широкая серебряная полоса, а в ней, словно изюм в пудинге, разбросаны бриллианты, рубины, сапфиры, изумруды и желтые камни, название которых мне не известно.
На левой доске изображение: женщина с большими, как у коровы, глазами, с неимоверно длинным тонким носом, крошечным ртом и заостренным подбородком. Видно лишь ее лицо – волосы, уши, шею и тело закрывает черный платок. На груди женщины покоится младенец, прижимающийся щекой к ее щеке и завернутый в длинное покрывало. У него длинные вьющиеся волосы и крошечные ручки и ступни. Вокруг их голов – нимбы. Еще там была надпись, подобных которой я до сих пор не встречал. Все это на кроваво-красном фоне.
На правой доске картина вполне знакомая: Иисус на кресте, черное солнце на штормовом небе, у ног Спасителя плачут женщины, а мужчины отводят глаза и воздевают руки, словно хотят загородиться от этого зрелища.
Забыв о времени, я глазею на это диво. Откуда оно, кто его создал, что оно означает?
Чувствую, что построение, симметрия – все сделано так, чтобы привлечь внимание смотрящего к прямоугольному куску дерева в середине этого странного сооружения.
Смех и шаги на лестнице возвращают меня в настоящее и напоминают об опасности. Я поспешно складываю доски, завертываю их в ту же ткань, кладу обратно в тайник и ставлю на место задвижку. Вот я у двери, вот иду по коридору, потом вверх по лестнице, на свежий воздух, к солнцу, и никто, насколько я могу судить, не заметил моего отсутствия».
ГЛАВА 19
«Не спать!» – твердил я себе.
– Давай рассуждать логически. Перед нами реликвия, некий таинственный предмет. Именно за ним охотились убийцы Теббита. Не за золотом, не за брильянтами – их интересовал кусок дерева в центре триптиха.
Зоула вытянулась на диване, положив голову на диванную подушку. Будь я сделан из камня, может, у меня и получилось бы не обращать на нее внимания. Этот живот… Эти груди…
– Какого триптиха?
– Он описывает икону.
– Хорошо, Гарри. А дальше? То, что ты говоришь, – просто слова.
– Заговорщики-католики взяли с собой в экспедицию икону. Они руководствовались религиозными соображениями.
– Пока все понятно. Как насчет небольшой прогулки?
– Я бы предпочел постель.
– Зато на прогулку можно отправиться вдвоем…
Мы рассмеялись.
– Что за религиозные соображения? – продолжил я. – Они пытаются сорвать экспедицию, и, если принять твою версию насчет семьдесят седьмой долготы, предполагалось, что там будет основана протестантcкая колония и учрежден новый календарь. Но обрати внимание на год – тысяча пятьсот восемьдесят пятый. Обрати внимание на очаровательное совпадение с попыткой в тысяча пятьсот восемьдесят шестом году свергнуть королеву Елизавету с престола. Как раз тогда колонисты должны были обустраиваться на новом месте.
– Ты о заговоре Бабингтона? В результате которого Марии Стюарт отрубили голову?
Я отпил остывшего кофе.
– Я предполагаю, что связь есть. В случае убийства королевы Елизаветы должно было начаться испанское вторжение в Англию.
– Гарри, не тяни! Объясни мне, какая тут связь с той реликвией.
– Я считаю, что описанный кусок дерева – от того креста, на котором был распят Иисус Христос.
Зоула нервно моргнула, села и уставилась на меня.
Интересные глаза. Темные, умные. Такие глаза способны заглянуть в самую душу…
– Что ты говоришь, Гарри?
– Если монарх дотронется до какого-нибудь предмета, имевшего отношение к Христу или Деве Марии, то тем самым он удостоверит свое божественное право на престол.
– Пока все неплохо, – осторожно сказала Зоула.
– Теперь давай представим, что этот кусок дерева поцеловала Мария Стюарт, а потом его переправили на семьдесят седьмой градус западной долготы.
Зоула еле заметно кивнула.
– И давай представим, что заговор Бабингтона увенчался успехом. Мария Стюарт и Елизавета устраивают драку, после чего испанцы вторгаются в Англию. А право на Северную Америку Мария уже подтвердила, поцеловав крест. Это стало бы колоссальной победой католиков. И вот, когда положение Марии становится достаточно прочным, под властью католиков оказываются обе долготы – и северная, и южная.
Протестанты уже не могут учредить календарь доктора Ди. А Риму ничто не мешает сделать это – и состричь все купоны. Истинная религия выигрывает гейм, сет и матч. Протестантская ересь терпит сокрушительное поражение и, возможно, вскоре вообще исчезает с лица Земли.
– Красивая теория, Гарри. Аккуратная. Не хуже моей. Возможно, удар по голове не прошел для тебя бесследно. Видишь ли, какое дело… Чтобы твоя теория работала, нужен настоящий кусок дерева от того креста. Где ж ты его откопаешь?
– У крестоносцев такой был. Они называли его Подлинным Крестом.
– Гарри, двадцать первый век на дворе. Все это не более чем легенды.
– Понимаю.
Зоула склонила голову набок и посмотрела мне прямо в глаза. Потом холодно сказала:
– Гарри, ты вызываешь у меня уважение. Правда-правда! Беда в том, что ты возомнил себя сверхсуществом и тебе приходится так и эдак меня обрабатывать, чтобы я доросла до твоего уровня. Одновременно ты сидишь тут и не сомневаешься, что я подниму тебя на смех.
– Ты права, Зоула. Я считаю, что столь смелая мысль находится за пределами твоего понимания.
– По правде говоря, твоя теория многое объясняет. Например, почему люди готовы пойти на убийство ради того, чтобы заполучить эту реликвию. Вообрази коммерческую ценность куска дерева от Подлинного Креста. Только представь, сколько выложат за него музеи. А какой почет ждет обладателя!
– Отлично. Но чтобы проверить мою теорию, нам нужно выйти на эксперта по религиозной старине.
– Я знаю кое-кого, – сказала Зоула не моргнув.
– А если мое предположение хоть сколько-нибудь верно, то между Мармадьюком Сент-Клером и Теббитами должно быть родство, тянущееся как минимум со времен крестоносцев. Вот и выяснилось, что нам надо знать историю семьи Теббитов.
– И где мы ее раздобудем?
– У Дебби, разумеется. У моей юной женщины-вамп.
ГЛАВА 20
– Дебби?
– Гарри!
Судя по голосу, она только что плакала. Мой звонок ее обрадовал, чем я был очень тронут.
– Я понимаю, что звоню не вовремя. Но сейчас когда ни позвони – все будет не вовремя.
– Вовсе нет!
Это прозвучало вполне искренне. Что она сейчас делает? Бродит по собственному мавзолею, который для нее слишком велик? Или там все еще полно скорбящих родственников? Или дядя Роберт решил обустроиться в доме и взять дела под свой контроль?
– Я по поводу дневника. По-моему, мы кое-что выяснили.
– Выяснили?
– Не знаю наверняка. Мне надо кое в чем удостовериться. Слушай, Дебби, ты не окажешь мне одну услугу?
Я буквально почувствовал охватившее Дебби любопытство.
– Разумеется! Что я должна сделать?
Я глубоко вдохнул.
– Мне нужно узнать кое-что из истории твоей семьи.
– В смысле, кем был мой дедушка и все такое?
– Нет, Дебби. Я хочу узнать зайти так далеко в прошлое, как только возможно. К самому началу.
– О-о! Идти придется очень долго, Гарри.
Последовала заминка, после которой Дебби холодным, деловым тоном, словно разговаривала с мясником, произнесла:
– Я перезвоню.
Следом раздался мужской голос:
– Это Блейк?
Дядя Роберт. Он и в первый-то раз говорил жестко… Недружелюбия в его голосе меньше не стало.
– Слушаю.
– Я повторяю еще раз, мистер Блейк. Вы должны прекратить какое бы то ни было общение с моей племянницей. Если не подчинитесь – будете иметь дело с моими юристами. Вам понятно?
Зоула стояла в другом конце холла с чашкой кофе в руках и поднятыми бровями. Я судорожно показывал пальцем в сторону кухни. Ей потребовалась секунда, чтобы сообразить. Она неслышно пробежала ко второму телефону. В трубке послышался легкий щелчок.
– Мистер Теббит. Я свободный гражданин свободной страны и, черт подери, могу разговаривать с тем, с кем считаю нужным.
Я догадывался, что Теббит, как и его брат, не привык к возражениям. Он с трудом сдерживал гнев.
– Вы, сударь, аферист! Все, что вам нужно от моей племянницы, – это выкачать из нее как можно больше денег! Кроме того, вы удерживаете у себя дневник, являющийся собственностью нашей семьи. Я хочу, чтобы в течение ближайших двадцати четырех часов он был выслан мне заказной почтой. Если этого не произойдет, я приму необходимые меры и заставлю вас оплатить судебные издержки. Верните дневник и прекратите всякие отношения с нашей семьей!
– Бренди добавить? – кивнула Зоула на мою чашку с кофе.
Она положила ноги на кухонный столик и, опасно отклонив стул, раскачивалась взад-вперед. Вообще-то, я не из пугливых, но после этой неожиданной стычки меня слегка потряхивало.
– Ты собираешься выполнить его требование? Прекратишь общаться с Дебби?
– Ты что! – ответил я. – Плевал я на него.
По правде говоря, такая бравада не соответствовала моему состоянию. Зоула нахмурилась:
– Тебе не приходило в голову, что дяде Роберту очень хочется прибрать к рукам этот дневник? И помешать тебе в нем разобраться?
Я отпил кофе.
– Еще бы не приходило! Но какой ему толк от этого дневника? Если ему сунуть под нос лист – он что, узнает скоропись времен королевы Елизаветы?
– Не будь дураком, Гарри. Он просто наймет другого специалиста. И он знает историю своей семьи. Если тут что-нибудь есть, дядя Роберт доберется до этого раньше тебя.
– Возможно, он хочет лишить Дебби чего-то принадлежащего ей по праву, – размышлял я вслух. – Кстати, где твои родители держат бренди?
В тот же день я позвонил Дженис и попросил («если, конечно, нетрудно») на ближайшие две недели взять магазин на себя.
– Тут для вас сообщение. Факс. – Тон озорной. – «Домой мне не звони: дядя Роберт рыскает повсюду. Как мне с тобой связаться? Дебби». Кто такая Дебби?
– Мы с ней хорошие друзья, – объяснил я, после чего оставил Дженис номер Зоулы и попросил передать его Дебби, когда она в следующий раз позвонит.
Телефон зазвонил в семь часов. Я как раз собирался порадовать Зоулу обедом в ресторане. Дав ей время добежать до второго телефона на кухне, я поднял трубку.
– Гарри?
– Привет, Дебби.
– Я в кабинете, – тихонько сказала она. – Не могу найти свой мобильник. Дядя Роберт наверняка куда-нибудь его запрятал. Весь день тут ошивается. Чувствую себя героиней какого-то приключенческого романа!
– Тебя могут подслушивать, Дебби? Там есть параллельные телефоны?
– Да, в одной из спален наверху. Но дядя Роберт сейчас играет в снукер с одним из своих друганов.
– То есть ты в доме одна?
– Нет, Гарри, он в комнате для игры в снукер. Прямо надо мной.
– Нехорошо как-то… – засомневался я, непроизвольно переходя на шепот.
– Не обращай внимания. Итак, вот оно. В одной из книг у папы в кабинете все описано, но большую часть из этого я уже и так знаю. Думаю, все или почти все документы по имению и семейная переписка находятся в Халловском университете. Как они туда попали, я понятия не имею. Ты готов?
– Приступай.
– Ладно. Наши предки были крупными землевладельцами. Это Теббиты в Линкольншире и Максвеллы в Шотландии. На самом деле мы – Теббиты-Максвеллы, но в двадцатые годы с этой групповухой было покончено, так как моему прапрадедушке захотелось баллотироваться от социалистической партии или что-то в этом роде. Еще там упоминаются мелкие землевладельцы в Йоркшире – Гринакры.
– Очень хорошо, – подбодрил я ее.
– Начну с Максвеллов. Я себя мисс Максвелл не чувствую – возможно, виноват прапрадедушка, отбросивший вторую половинку. С этой линией очень сложно и большей частью скучно: все вступают в брак со всеми, лишь бы деньги остались в семье. К началу прошлого века линия почти заглохла. Осталась единственная дочь, Гвендолин. Она владела двадцатью тысячами акров в Линкольншире и Дамфрисшире и Карлаврокским замком в придачу. В тысяча девятьсот четвертом году она вышла замуж за герцога Норфолкского, так что линия была продолжена и деньги остались в семье.
– Можешь копнуть поглубже, Дебби?
Послышалось шуршание страниц.
– Так. У Максвеллов случились неприятности триста лет тому назад, когда они заняли не ту сторону в восстании якобитов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36