Когда Гриффин собирался на обед, перезвонила Сьюзен Эйвери. Снимая трубку, он думал, как ему поехать с Джун в Мексику без ведома полиции.
– Здравствуйте, мисс Эйвери. Вы его поймали?
– Я не имею права обсуждать ход расследования, мистер Милл.
– Чем могу помочь?
– Как давно вы знакомы с Джун Меркатор?
– Около месяца.
– С того момента, когда вы ездили в Пасадену?
– Да, с того дня, когда погиб Дэвид Кахане.
– Вы не были с ней знакомы до этого?
– Собственно, мы познакомились по телефону. Начали разговаривать и почувствовали, что нам легко друг с другом. Мы поговорили об этом, потом один разговор привел к другому… Она думала, что, может быть, мне известна какая-нибудь дополнительная информация, что вы могли сказать мне больше, чем ей, учитывая мое положение.
– Вы бывали с ней в обществе?
– Бывал.
– Не считаете, что ей несколько рано бывать в обществе?
– Мы не в Иране, мисс Эйвери. Не думаю, что женщины связаны особыми правилами. Она еще не пришла в себя от потери человека, которого любила. Я поддерживаю ее как друг, и только. По правде, между нами возникли особые отношения. Мы оба чувствуем, что впереди у нас что-то настоящее. – Он надеялся, все это звучало слишком глупо для того, чтобы его можно было заподозрить в убийстве на почве страсти. – Конечно, вы можете ей позвонить. Уверен, она будет рада поделиться тем кошмаром, который ей пришлось пережить. Уверен, это как раз то, что ей сейчас нужно. – Теперь его возмущение выглядело уместным. Так бы повел себя невиновный человек.
Что будет, если он повесит трубку, если швырнет трубку? С полицией так не поступают. Не докажут ли гнев и возмущение его вину? Риск был слишком велик, да и расчеты заняли уже слишком много времени. Трехсекундное молчание Эйвери значило, что совесть взяла верх над амбициями. Она не хотела доводить до слез бедную вдову. Пауза означала, что она не будет звонить Джун.
– Вы должны понять, – сказала Эйвери, – расследование убийства – это неприятная вещь, и иначе никак. Преступники не оказывают нам любезностей.
– Простите, если покажусь вам невежливым. Послушайте, я виделся с человеком незадолго до того, как он был ограблен и убит. Я уже оказал вам посильную помощь и буду помогать в дальнейшем чем смогу. Но кажется, меня за это даже не поблагодарили. Полагаю, мне следует понимать, учитывая характер моей работы, что у такого занятого человека, как вы, не больше времени пожимать руки всем подряд, чем у меня. – Гриффин сам не знал, что он сказал и для чего, но, во всяком случае, это позволит им закончить разговор.
– Мы ценим вашу помощь, Гриффин.
Как только она попрощалась, ему захотелось стереть из памяти весь этот разговор. Он допустил ужасную ошибку. Сказав, что знает, что он был в обществе с Джун, она дала ему понять, что за ними следили. Он ничего не сказал о полицейском, который болтался за ним хвостом по всему отелю, из чего Эйвери могла предположить, что его не удивила слежка. Это могло означать только одно: он ожидал слежки. А почему он ожидал, что за ним будут следить, если он не был виновен? И что он мог сказать? Эйвери об этом даже не упомянула. Он мог бы, например, сказать: «Кстати, Эйвери, вчера вечером произошло нечто странное. Может быть, это как-то связано…» Нет. Она не знала наверняка, что ему было известно, что за ним следит полиция Пасадены. Поэтому он сделал правильно, что не стал говорить об этом. Не надо ли было спросить, как она узнала, что он был с Джун в обществе? Узнать это было невозможно.
И он все-таки хотел отвезти Джун в Мексику? Впервые Гриффин подумал, не сошел ли он с ума. Он открыл ящик стола и вынул небольшую стопку открыток от Автора. Автор, вероятно, был одинок. У него было мало друзей, а те, которые были, считали его ненормальным. Человек, который посылает анонимные открытки с угрозами, стреляет в упор в переулке, оставляет невразумительные послания на столиках в бальном зале, вряд ли может быть окружен преданными друзьями. Ярость, долгие раздумья, мелкие обиды или насмешки – все это переплелось за долгие часы бесплодного труда за печатной машинкой или компьютером, смотрения на курсор, требующий следующей буквы, следующего слова, и могло убить любую привязанность.
Он поехал в Беверли-Хиллз и пообедал с Диком Мелленом в «Гриле». Он хотел спросить, не знает ли тот хорошего адвоката по уголовным делам, сделав вид, что это нужно для фильма, но передумал. Он сказал, что уезжает в Мексику на несколько дней.
– Хорошая мысль. Похоже, отдых вам не повредит.
– Вы так считаете? – Гриффин хотел знать, правда ли он выглядит переутомленным. – В последние дни навалилось много дел.
Это было стандартное, ничего не значащее объяснение. Все здесь присутствующие испытывали стресс, ни у кого из них работа не была легкой. Все они привыкли трудиться сверхурочно, но тем не менее как один улыбались, удобно расположившись в своих кабинках или за столиками, раскованные, смотря прямо в глаза собеседникам, иногда оглядывая комнату в поисках друзей или знаменитостей, а еще лучше друзей, которые были знаменитостями. Зал был буквально пронизан дружелюбием. Почему? Потому что никто не расплачивался из собственного кармана, а пользовался корпоративной карточкой? Или потому что все хорошо зарабатывали? В зале было несколько авторов и режиссеров, которые сидели с административными работниками других студий, ранга Гриффина или немного ниже, и даже они прониклись атмосферой зала. На всех была одежда из хлопка, или из хлопка и шелка, или изо льна. Все были чистыми. В тюрьме будет иначе. Пройдет ли шутка, если Гриффин назовет столовую буфетом? Сочтут ли сокамерники его остроумным, если он будет вести себя словно на воле? Он надеялся, что в тюрьме найдется место, где будут встречаться сильные мира сего, только самые умные и крутые, какой-нибудь уголок во дворе, где воздух будет разреженный, а настроение бодрое. «Будут ли они уважать мое преступление?» – подумал он.
Направляясь к выходу из ресторана, он пожал несколько рук и поехал обратно на студию длинной дорогой, через Лорел-каньон, а не по шоссе. Он тянул время. Если его арестуют, его могут не выпустить под залог, учитывая, что у него забронированы билеты в Мексику. Возможно, он больше никогда не увидит Лорел-каньон. Он остановился на Малхолланд-драйв и взглянул на долину. Его охватила сентиментальная нежность к местам, которые он обычно презирал. Люди, поселившиеся на этой равнине, ни в чем не виноваты. Где-то им надо было жить. И они выбрали место, которое все высмеивают, поэтому они, возможно, пионеры и заслуживают уважения. Если эти несчастные прочитают о деле Гриффина в газете или увидят по телевидению, они его осудят. Он вспомнил о ночном кошмаре, и ему захотелось, чтобы он не убивал Дэвида Кахане. Он знал, что если его посадят в тюрьму, он будет думать об убийстве каждый день, пока не попадет в газовую камеру. Он завел мотор и поехал на студию. Он избегал бульваров, не хотел смотреть на людей, которые ходят по магазинам. Он хотел ехать через жилые кварталы. Ему хотелось смотреть на дома, на мам с детьми, на людей, поливающих свои газоны. Остановившись у светофора, он заметил, что водитель соседней машины пялится на него во все глаза. А что удивительного? Гриффин плакал.
Глава 15
Левисон официально представил Ларри Леви отделу производства. Все натянуто улыбались, и только Леви выглядел довольным. Гриффин наблюдал за лицами сотрудников, но никто не показывал, что относится к новичку с подозрением или боится лишиться работы. Возможно, их адвокаты уже бегали по городу в поисках нового места, но если у них были умные адвокаты, а Гриффин знал большинство из них, то они посоветовали своим клиентам не делать резких движений и даже не давать повода думать, что они на это способны. Интересно, что они думали на самом деле? Что у Леви пока недостаточно власти? Что его наняли без полномочий набирать новую команду? Четыре года назад компания уже прошла через кровопускание. Левисон, а потом Левисон и Милл зарабатывали деньги для компании. Они действительно верили в то, что Леви пришел, чтобы помочь, а не кого-то сместить? Конечно же, он пришел, чтобы захватить власть, и, конечно, все они могли лишиться работы. Окончательное решение не будет принято еще месяца три, пока не начнут поступать сценарии, которые он нашел. До тех пор будут совещания о том, с чего лучше начать, будут долгие споры по поводу режиссеров. Будут конференции по обсуждению сюжетов, на которых кто-то всегда может напугать остальных своей гениальностью, напугать настолько, что они будут бояться высказываться, если этот «кто-то» будет остроумен, уверен в себе и прав. Было ли у Гриффина по-прежнему достаточно энергии, чтобы бороться с таким человеком?
Все рассказывали о своих проектах. Теперь страх стал проявляться. Не обращая внимания даже на Левисона, вице-президенты и редакторы сюжетов рассказывали Леви о состоянии своих сценариев. Леви нечего было сказать о двух фильмах, которые были в производстве. На настоящий момент для студии писалось пятьдесят пять различных сценариев. Два контракта было подписано на прошлой неделе, включая контракт с Томом Оукли. Левисон недавно поручил Алисон Келли, редактору сюжетов, прочитывать все рецензии, которые писали для каждого из руководителей каждую неделю, и она рассказала о своих обязанностях и критериях, которые она применяла. Во время выступлений Леви задал несколько простых вопросов. Очевидно, он готовился к совещанию и решил не рисоваться. Естественно, Леви тоже боялся и не хотел себя связывать никаким определенным мнением по какому-либо вопросу на своем первом совещании. Он попросил прочитать несколько сценариев, каждый раз прибавляя «если вы не возражаете» или «мне интересно посмотреть, что они делают с материалом». Гриффину, если не всем остальным, стало ясно, что Леви ни на кого лично нападать не будет. В ближайшие два месяца он придет к Левисону и скажет, что в Алисон нет никакого толку. Или что все восемь сценариев такого-то и такого-то ужасны. Или что у такого-то и такого-то не складываются отношения с таким-то режиссером и что нынешний год у студии похож на предыдущий: два хита, сиквел к старому хиту и один фильм с участием Спилберга. Собственных шедевров на студии так и не появилось.
Совещание началось в два тридцать и закончилось в семь. Гриффин заглянул к себе в офис. Джан уже ушла, оставив для него список звонков. Она сказала всем, что он уезжает на несколько дней и сможет перезвонить после выходных. Квитанция о бронировании билетов и гостиницы лежала у нее на столе. Он обвел взглядом офис, подумав, что если его арестуют в аэропорту, он, возможно, его больше не увидит.
На стоянке он пожелал доброго вечера Алисон Келли. Она ехала в Беверли-Хиллз на просмотр фильма в кинотеатре Академии. Гриффин сказал, что тоже едет туда, но, проезжая через каньон, поменял планы и направился домой.
Он позвонил в пиццерию «Джакопо» и заказал пиццу на дом, а потом позвонил снова и отменил заказ. Открыл банку копченых устриц и упаковку крекеров. Он клал устрицу на крекер и отправлял в рот, а из двух последних устриц сделал сэндвич, зажав их между двумя крекерами, и запил минеральной водой из большой бутылки «перье». Он осознал, что его мозг перестал работать. В голову ничего не приходило. Страх либо утих, либо парализовал его. Он не мог понять. Если это была депрессия, то никогда раньше он депрессии не испытывал. Ему казалось, что если воткнуть в руку булавку, он будет ходить с ней весь день, ничего не чувствуя. Даже кровь, наверное, не выступит.
Зазвонил телефон. Это был Автор.
– И не мечтайте, что вам это сойдет с рук.
Голос был низким, но в середине фразы сорвался. Откуда Автор был родом? Из Нью-Йорка? Из Балтимора? Возможно. Он говорил слегка в нос, как в Балтиморе. И еще в голосе звучали нотки неоправданных амбиций.
– Что именно? – спросил Гриффин.
– То, что вы ломаете людям жизнь.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
Еще несколько дней назад Гриффина бы наизнанку вывернуло от страха, что Автор мог видеть, как он убил Кахане, но сейчас он был совершенно спокоен.
– Почему вы и вам подобные всегда такие самоуверенные? Откуда только берется такое самодовольство?
– Наверное, потому что мы любим свою работу и потому что наша работа тяжелая.
– Только не надо мне говорить, что у вас тяжелая работа.
– Если я повешу трубку, вы позвоните снова, я правильно понимаю?
– Правильно.
– Вам не кажется, что пора прекращать эту игру?
– Нет, не кажется.
– Послушайте, я знаю: по-вашему, это самое изобретательное из всего, что вы придумали. Почему бы не сесть и не написать сценарий, не прося денег вперед?
– Я знал – вы скажете что-нибудь такое. Дело не в этом. Вы должны были перезвонить мне. Вы должны были поговорить со мной.
– Я сожалею. Слышите, я сказал «сожалею». Я действительно сожалею. А теперь положите трубку и никогда мне больше не звоните. Спасибо.
Гриффин дал отбой. Он сразу же позвонил Джун Меркатор и уточнил время, когда за ней заедет. Потом упаковал вещи и пошел спать.
Он погрузился в привычную темноту и думал об Авторе. Тот был потрясающе ненасытен. Настолько изобретателен, что угадать его следующий шаг было невозможно. Такое впечатление, что он мог оказаться где угодно. Он вмешивался в жизнь Гриффина в самый неожиданный момент, заставая его врасплох. Он хотел навредить Гриффину, и это ему удалось, даже больше, чем он мог себе представить. Он отомстил.
В эту ночь Гриффин не мог уснуть. Он лежал в постели, пытаясь заставить себя встать и почитать сценарий или хотя бы выпить стакан теплого молока, но что-то парализовало его волю. Что это было? Ему казалось, на коже его потрескивает голубое пламя; все статическое электричество, накопленное с момента убийства, могло вот-вот вспыхнуть. Ему даже показалось, что у него инсульт. Его мозг лихорадочно работал, а тело было безжизненным. Он хотел закричать, но не мог открыть рот. Он не испытывал никакого напряжения, просто между мозгом и мышцами оборвалась связь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27