- Какая она, ваша богиня? - спросила Инес.
Внутренний монолог старухи Моок мгновенно смолк. После длительной, напряженной паузы все тот же детский голосок вкрадчиво спросил:
- Кто тут?
- Я крыска, живу у тебя в подвале, - просто так, шутки ради ответила Инес.
Почему бы и не пошутить? Еще несколько дней - и всем гадким паукам конец. Инес так и распирало от этой мысли.
- Крыска? Ну да, крыска. Почему бы и нет? - странно, но чувствовалось, что Моок не разозлилась и, уж тем более, не испугалась. Напротив, ей как будто тоже было… любопытно. А почему я тебя не «вижу»?
- А потому что я этого не хочу. Что, не нравится? Привыкла, что все трепещут перед тобой и выполняют любое твое приказание?
Сама Инес старуху Моок своим внутренним взором видела - ведь та не догадалась мысленно накинуть на себя черный платок или соорудить еще какое-нибудь заграждение. Но выглядела паучиха совсем не так, как ожидала Инес. Вообще-то ей еще ни разу не доводилось лицезреть воочию негласную правительницу здешних пауков, но девочка знала по рассказам, что Моок маленькая, сморщенная, черный мех у нее поблек и местами вылез, одна лапа висит как плеть, а передние глаза мутные, точно на них бельма.
Однако сейчас Инес воспринимала Моок как в высшей степени диковинное создание, странную помесь паука и человека: высохшая, скрюченная старушка - человеческая, имеется в виду - с очень большими, неестественно вытаращенными черными глазами и не то тремя, не то четырьмя руками; она непрестанно сучила ими, и разобрать точно, сколько их, не представлялось возможным. Как ей это удавалось? Может, Моок и не додумалась до клетки и черного платка, но зато умела менять свой внутренний облик?
Она выглядела… забавно и казалась совсем не страшной.
- Если хочешь, можем поболтать, - милостиво закончила Инес, чувствуя себя хозяйкой положения.
- Отчего бы и нет, крыска? Ночь долгая, а сплю я плохо. Так ты спрашиваешь, какая она, наша богиня? Огромная, как гора, которую люди называют Веревка. И от нее исходит сияние, живое и теплое… - У вашей богини есть глаза? - перебила старуху Инес.
- Нет. Зачем ей глаза?
- А клыки? Рот?
- Ничего этого у нее нет.
- Разве она не похожа на вас?
- Конечно, нет. С какой стати?
- Что же она - просто гора и все?
- Нет, этого я не говорила. Я сказала, что наша богиня высокая, как гора. На самом деле она - прекрасный цветок.
Вот это богиня - цветок!
- А откуда ты знаешь, что она такая?
- Оттуда, что я ее вижу.
- Как это - видишь? - удивилась Инес. - Где она?
- Что значит - где? - теперь удивилась Моок. - Здесь. Не на этом острове, нет, к сожалению. Но в этом мире, который люди называют Землей. Как бы она могла заботиться о нас, если бы была где-то в другом месте? А почему тебя так интересует наша богиня, крыска? У вас тоже есть своя богиня? Расскажи мне о ней.
Инес внезапно стало страшно, хотя она до конца не понимала, почему.
Старуха Моок говорила так уверенно; может, эта богиня, похожая на цветок высотой с гору, и в самом деле существует? И помогает паукам?
Тогда… Тогда неизвестно еще, удастся ли Тару справиться с ними.
- В другой раз, - сказала Инес. - А сейчас я хочу спать.
Не дожидаясь ответа, она вскочила, продралась сквозь кусты и по темной улице побежала домой.

-2-
С тех пор Инес еще дважды вечерами пробиралась во двор дома, где жила Королева Моок, и, затаившись в кустах, болтала с ней. Фидель больше ни разу не играл на дудочке, но иногда возился в сарае или просто с отсутствующим видом слонялся по двору, разговаривая то с курами, то вообще непонятно с кем. Скорее всего, сам с собой. Инес он, конечно, не замечал. Его мать по вечерам и вовсе не выходила из дома.
Эти беседы с Моок казались Инес очень… странными. И они порождали еще более странные ощущения. Однако самым странным было то, что старая паучиха не вызывала у девочки не только страха, но и отвращения, которое она обычно испытывала по отношению к паукам.
О чем только они ни говорили! Это было так чудно - болтать с кем-то из пауков на равных, не опасаясь сказать лишнее слово; вообще не опасаясь ничего. Прямо как с каким-нибудь человеком. Притом явно неглупым, любознательным, остроумным, иногда даже ироничным, хотя в то же время на диво не знающим или не понимающим самых элементарных вещей.
- Вы ведь не всегда были такими большими, правда? - во время одного разговора спросила Инес у Моок. - Когда-то вы были маленькими-маленькими и человек мог запросто раздавить вас ногой. Ты не знаешь, почему вы изменились?
- Потому что так захотела богиня. Никакого более вразумительного ответа добиться не удалось.
- Во время молитвы ты просила свою богиню простить вам грехи. Какие же, интересно, у пауков грехи? - поинтересовалась Инес в другой раз. Я думала, вы безгрешные, - она не смогла удержаться, чтобы не подколоть старуху. Вы ведь не считаете грехом то, что заставляете людей работать на себя и пожираете их, когда они вас не слушаются?
- Какое тебе дело до людей, крыска? А может, ты вовсе и не крыска? Может, ты…
- Конечно, нет. Я птичка. Так что там насчет грехов?
- Птичка, ну да. Курица, наверно? Тогда, по крайней мере, понятно, почему тебя так интересуют люди. Когда Моок хотела, голосок у нее звучал ужасно ядовито. Что бы куры делали без человеческого «цып-цып-цып» и еды, которую им бросают? Так вот, о грехах. Хотя нет, сначала о людях. Разве они считают грехом убивать тех же самых кур или свиней?
- Куры и свиньи - неразумные создания…
- Теперь я не очень уверена в этом, - в голосе Моок снова определенно послышалась ирония. Вот ты, скажем, не то птичка, не то крыска, а производишь впечатление вполне разумной… - Она помолчала. Конечно, у нас есть грехи. Мы ленивы, к примеру. Может быть, потому, что слишком хорошо, слишком спокойно живем? Мы слишком самодовольны - воображаем, будто на Земле нет никого сильнее нас. И еще иногда мне кажется, что мы совершаем очень большую ошибку, когда недооцениваем людей.
Да уж, подумала Инес, еще как недооцениваете. И не удержалась, спросила:
- Ты их боишься?
- Не то чтобы боюсь, но… считаю, что так вечно продолжаться не может. Когда-нибудь люди взбунтуются и тогда…
- Тогда от вас даже мокрого места не останется! - Инес не смогла сдержать обуревавшего ее ликования.
- Ну, это еще как сказать. Хотя хлопот они способны доставить немало, в этом я не сомневаюсь. Жаль, что не все Дети Богини разделяют мои опасения, - Дети Богини - так Моок называл и пауков. Она замолчала, а потом вдруг заявила. Ты не крыска и не птичка. Я знаю, кто ты. Ты - человеческий детеныш. И ты - моя Смерть.
Девочка растерянно молчала. Как паучиха догадалась? То, что Инес человек, она, может быть, поняла по ее вопросам; но что означают эти слова о смерти? Неужели правда, что пауки - ну, по крайней мере, некоторые из них - обладают даром предвидения? А если это так, то, может быть, им известно и о том, что задумал Тар, и они уже предприняли необходимые меры?
- Ты совсем выжила из ума, - сказала Инес. - Как это так, человеческий детеныш и вдруг смерть?
- Я не знаю, я просто чувствую, - грустно ответила Моок и добавила вкрадчиво. А ты не хочешь мне рассказать?
- Я? При чем тут я? - воскликнула девочка, чувствуя, как ею овладевает паника.
- Да ладно, человеческий детеныш, не волнуйся ты так. Я не собираюсь тебя наказывать. Да и не смогла бы, даже если бы захотела. Ведь я не знаю, кто ты, и у меня нет способа это выяснить. Расскажи-ка лучше о людях.
Инес подумала - а почему бы и нет? Моок сама признала, что не сможет ее найти, и это правда.
- Хорошо, если ты сначала расскажешь мне о пауках, - заявила она.
- Что тебя интересует? - спросила старуха.
- Ну, к примеру… Почему ты только про пауков говоришь, что они Дети Богини? Если эта богиня живет на Земле, может, она считает своими детьми и людей? Ведь на свете не так много тех, у кого есть разум.
- Нет, люди не дети Богини.
- Почему? Чем они хуже? - продолжала допытываться Инес.
- Точный ответ на этот вопрос знает, конечно, только сама Богиня. Я могу высказать лишь свое мнение. Может быть, дело в том, что разум у людей какой-то… ущербный?
- Знаешь что? Если ты будешь ругаться… - тут же вскинулась Инес.
- Да не ругаюсь я вовсе, - ответила Моок. - Я правду говорю. Что это за разум, который то и дело отказывает? Молчит, когда нужно говорить? Без конца изменяет самому себе? Позволяет эмоциям брать над собой верх?
- Будто у вас все по-другому, - угрюмо возразила Инес.
- Конечно, по-другому. Если разум подсказывает Детям Богини действовать так, а не иначе, ничто их не собьет.
- Ха! А как же… - начала было Инес, но вовремя опомнилась.
Она едва не ляпнула: «А как же Гренн?» Но это было бы уже чересчур. Все равно, что прямо признаться Моок, из чьего она гнезда. Тогда определить, что за «человеческий детеныш» ведет с ней долгие вечерние беседы, для старой паучихи не составило бы никакого труда. Не нужно сюда ходить, уже не в первый раз подумала Инес. Ни к чему все эти разговоры. Ох, не доведут они до добра!
- Что? - тут же насторожилась Моок.
- Ничего. Все, что ты тут болтала о людях, конечно, самая настоящая ерунда. Но даже если бы и так, все равно не понятно, почему Богиня не считает людей своими детьми. Если у матери одна дочка здоровая, а другая, к примеру… слепая, она больше заботится о той, которая в этом нуждается.
И опять Инес чуть было не брякнула лишнее. Она хотела сказать не «слепая», а «хромая», потому что имела собственный опыт того, о чем говорила. Мама почти никогда и ни за что не ругала ее, не то что Трейси и Ланту. А когда в прошлом году у Инес воспалилась и разболелась нога, мама ни днями, ни ночами не отходила от нее, исполняла все ее капризы и даже носила на руках, хотя Инес было тогда уже восемь лет. Мама… Да ладно, о чем тут говорить? Инес не сомневалась в своей правоте - как и в том, что даже одно-единственное случайно оброненное слово могло навести сообразительную Моок на нежелательные догадки.
- Что же это у вас за богиня такая? - с вызовом продолжала Инес. - Сильным, значит, помогает, а на слабых ей наплевать?
- Не клевещи на нашу Богиню, - впервые в голосе Моок зазвучали жесткие, даже угрожающие нотки. Не тебе ее судить, крыска, которая на самом деле жалкий человеческий детеныш. А что касается людей… Может, дело вот в чем. Представь себе дерево, на котором растут очень красивые, сочные плоды. Ты видишь, как их с удовольствием клюют птицы, и думаешь: «Дай-ка и я попробую». И тут выясняется, что тебе эти плоды кажутся горькими и совершенно несъедобными. Что ты будешь делать дальше?
- И что же? - спросила заинтересованная Инес.
- А ничего. Просто не станешь обращать на это дерево никакого внимания. Для птиц оно существует, дает им корм и силы, а для тебя его как бы нет, понимаешь? - Моок помолчала. Инес тоже не произносила ни слова, переваривая услышанное. - Не знаю, почему так. Богиня очень добра. И очень сильна. У нее хватит доброты и силы на всех, кто может ее слышать. Но уж если кто не может… Ладно, теперь моя очередь спрашивать. Расскажи-ка, что такое сны?
- Сны? Ты не знаешь, что такое сны? Разве вы, когда спите, не видите снов?
- Как это можно одновременно спать и видеть? Или вы…
Вот так они беседовали часами. Каждый раз, возвращаясь домой, Инес говорила себе, что надо прекратить эти разговоры, что Моок слишком умна, хитра и, может быть, извлекает из ее слов гораздо больше, чем сама Инес догадывается. И, главное, зачем ей это, зачем? К чему вся эта пустая болтовня со старой паучихой, которой и жить-то осталось всего ничего?
Однако что-то толкало девочку возвращаться сюда снова и снова. Может быть, то, что Моок казалась ей сейчас совсем не такой, как раньше? Не такой злой, свирепой, кровожадной; напротив, по-детски любопытной и в то же время как будто страдающей от одиночества и не слишком счастливой. Но почему, почему? Ведь здесь столько ее сородичей, с кем она может мысленно общаться сколько и когда вздумается? Зачем ей эти разговоры с «жалким человеческим детенышем», то есть, с одним из тех существ, которых пауки презирали и, уж конечно, не считали равными себе? Может быть, Моок чуть-чуть не такая, как остальные пауки, и поэтому у нее нет среди них настоящих друзей? Вот как у самой Инес: другие девочки никогда не понимали ее, считали воображалой или даже тупицей. Она, чувствуя это, тоже держалась от них подальше, и постепенно вокруг нее возникла как бы некая пустота, мостик через которую сумел перекинуть разве что только Антар. Не считая мамы, конечно; та всегда понимала Инес, болела за нее всей душой.
А может быть, Моок просто очень хорошо умеет притворяться. Может быть, ей уже доподлинно известно, с кем она подолгу беседует вечерами, и если Инес пока никто не трогает, то только ради того, чтобы паучиха могла побольше вытянуть из нее. Может быть…
Тогда зачем она сказала: «Ты моя Смерть»? И к чему все ее остальные откровения? К примеру, те, которые касаются недостатков пауков?
От таких вопросов и предположений у кого угодно голова кругом пойдет. Все это было непонятно, и сбивало с толку, и пугало. Не стоит ходить сюда, ох, не стоит, снова и снова твердила себе Инес.
Она пошла медленнее, но заставить себя повернуть назад так и не смогла. Дойдя до края ложбины, в которой стоял дом Моок, девочка остановилась. Фиделя нигде видно не было. Даже огонек в доме, и тот сегодня не горел. Неужели безумный звонарь и его мать уже спят? Небо хмурилось, тонкий серпик луны лишь слабо просвечивал сквозь темные облака, и девочка не сразу заметила среди теней смутный силуэт, который появился слева из-за кустов и неслышно заскользил в ее сторону. А когда, наконец, это произошло, было уже слишком поздно бежать.

-3-
Инес оцепенела. Ну вот, доигралась! Наверно, Моок решила выследить ее и расставила тут повсюду пауков. Но тогда как получилось, что Инес не почувствовала, что они здесь? Едва у нее мелькнула эта мысль, как тут же нахлынуло чувство огромного облегчения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35