– Вы должны поправиться, мой супруг, тем более что только что дали слово сделать это. А вы привыкли держать свое слово, как никто на этой земле.
Стефан, не готовый к такому повороту событий, был просто потрясен. Поняв, что рискует быть разбитым в бою, он поспешно отвел свою армию к Оксфорду. Его обычно румяное лицо посерело, словно он предчувствовал неизбежный конец. Встревоженный происходящим, епископ Генри поспешно приехал к нему из Винчестера. Впрочем, он не собирался, по своему обыкновению, давать советы. Он просто спросил брата: кем тот был все последние дни? Королем, вступившим в решающую схватку со своим главным врагом, или сентиментальным трубадуром, добивающимся улыбок дам и восторженных аплодисментов?
– Вы держали их обоих в руках – и Бриана Фитца и его супругу – и позволили им уйти! – епископ с презрением глядел на Стефана. – А ведь только этот Седой сравнится по авторитету с Матильдой Ангевин! Вы схватили эту парочку за глотки – и пожелали им счастливо разделаться с вами. О, прелестная леди, я не могу устоять против вашей просьбы, – иронизировал Генри. – Я уже почти вошел в замок, но готов вернуться и посидеть на пне, посчитать ворон… А когда я справлюсь с этим, то найду себе другое важное занятие: почищу корону или сыграю с солдатами в шахматы… Ах нет, у меня появилось срочное дело, война все-таки есть война, вы же понимаете, милая леди. Мне только что принесли гобелен, чтобы я вышил на нем алую розу…
– Замолчите! – зарычал Стефан. – Откуда я знал, что такое может случиться? Ангевины никогда никого не спасали. И такая большая армия еще ни разу не собиралась сама по себе, да еще в отсутствие лидера. Быть может, еще не поздно…
– Не поздно – для чего? – злобно переспросил Генри. – Чтобы отречься от короны?
– Нет, чтобы встретиться с бунтарями на поле боя. Бриан – это пустой номер. Он при смерти, и неизвестно, выживет ли вообще. Без сильного же лидера…
– Это общая проблема, не так ли?
– Что вы хотите сказать, брат? Неужели вы считаете, что я не способен вести армию?
– Я просто вспомнил кое-какие факты, король. Вы отсутствовали, когда мы разбили шотландцев в битве у Стандарта. Вы присутствовали, когда мы были разбиты у Линкольна, причем вас взяли в плен. В прошлом году вы сумели рассеять войско Давида Шотландского, Ранульфа Честерского и Генриха Плантагенета, не выпустив по противнику даже одной стрелы, – увидев размер вашей армии, они просто ушли. С чего это вас считать великим полководцем? Мне горько думать о вашем будущем, но битва с войском восставших может стать ныне вашим концом.
– Но не для вас, мой самоуверенный братец?
– Нет, не для меня. Я все могу обернуть себе на пользу. Вы же знаете, что я не только искусный политик, но и крупный землевладелец, а также служитель Господа. Я стою очень прочно на моих трех китах. Даже лишившись всего этого, я не буду уничтожен, у меня останутся дворец и мой зверинец, а также моя уникальная коллекция скульптур. Продав все это, я могу вновь стать богатым и уважаемым человеком. И потом, я не представляю реальной опасности для Ангевинов, и они знают это. О, эти люди не откажутся от моих советов, как это необдуманно делали вы.
– А вы хорошо подготовили свои тылы, братец, – с презрением сказал король.
Генри охотно кивнул, обнаружив новые складки на своей полнеющей шее.
– У меня они всегда готовы, мой король. Никто не знает, когда ветер переменится и куда он подует.
Стефан нервно взглянул на него. Они сидели в оксфордском дворце. Со двора доносились голоса солдат, в которых легко угадывалась тревога. Недавно лазутчики донесли королю, что восставшие разбили новый лагерь вблизи Уоллингфорда и готовы там стоять хоть до Судного дня. Если король хотел битвы, то ему достаточно проехать лишь пятнадцать миль на юг. Всего пятнадцать миль!
Он затравленно взглянул на Генри и спросил – настолько тихо, что ему пришлось повторить вопрос:
– Брат, стали бы вы атаковать войско бунтарей?
– Надеюсь, вы не имеете в виду меня лично, – усмехнулся Генри. – Все, на что я способен ныне, – это сесть с помощью слуг на коня. Что касается меча…
– Епископ, я не шучу.
– Не горячитесь, Стефан. Я все понимаю, так что не стоит так терзать свои усы.
– Ради Бога, ответьте на мой вопрос !
– Нет.
– Вы отказываетесь…
– Нет, я о другом. Я не стал бы атаковать восставших. Они собрались не сокрушить короля, а лишь для того, чтобы защитить Седого. Подождите, когда он умрет. А еще лучше – помогите ему в этом .
– Подослать к Бриану Фитцу убийцу? Фи, вы на самом деле думаете, что я способен на такие грязные дела?
Генри грустно покачал головой.
– Нет, я так не думаю. И это меня больше всего тревожит.
Он встал и направился на поиски какой-нибудь еды – брат, как всегда, забыл распорядиться об обеде. Сам же Стефан остался сидеть в кресле, продолжая отчаянно крутить кончики своих усов.
С этого дня удача окончательно покинула короля. Бриан Фитц не умер, а, напротив, стал выздоравливать, хотя чувствовал себя как никогда слабым и разбитым. И все же он хотел, несмотря ни на что, навестить войско и лично поблагодарить старых и новых друзей за помощь, но Элиза вместе с лекарями отговаривали его. Они сообщили, что несколько баронов уже приезжали из лагеря и были рады увидеть, что он поправляется. Они заверили Элизу, что войско не тронется с места, пока он не выздоровеет окончательно, даже если это займет месяцы. Не менее восьми тысяч человек будут постоянно оставаться вблизи замка. Дороги на юг и запад полностью ими контролировались, так что с подвозом продовольствия проблем не было. Более того, каждый из них мог уезжать на некоторое время домой, чтобы отдохнуть или поработать на своих полях.
Что касается Стефана, то король был сейчас не опасен. Потрясенный размерами войска восставших, он резко увеличил свою армию, но оставить Оксфорд опасался. Разумеется, он предпринимал кое-какие действия в других частях страны. В частности, ему удалось захватить город Вустер, но стоявший невдалеке замок он не осилил. Тем не менее о своей победе король постарался раструбить повсюду, забыв упомянуть, что она была одержана над невооруженными горожанами.
В июле Бриан почувствовал себя настолько лучше, что впервые приехал в лагерь восставших. Солдаты прервали свои игры в кости и бросились приветствовать нового лидера, так что сопровождавшим лорда рыцарям пришлось нелегко, ограждая его от чересчур восторженных воинов.
Бриан Фитц очень изменился за время болезни. Он потерял почти четверть своего веса. Отныне никто больше не называл его Седым – от долгой лихорадки его прежде пышные волосы выпали, оставив на затылке проплешину, подобно тонзуре монаха.
Негромким голосом лорд Бриан приветствовал армию восставших. Он поблагодарил всех – и баронов, и рыцарей, и солдат, и крестьян, что они спасли Уоллингфорд и его лично от гибели. Но более всего его порадовало, что англичане сумели показать всему миру, что клятва, данная королю Генриху I, не забыта, и даже в это смутное время осталось немало людей, сумевших сберечь свою честь и совесть.
Он не стал напоминать о тех сотнях присутствующих, которые не раз меняли фаворитов в затянувшейся борьбе за трон. Что было, то миновало. Главное в другом – даже после пятнадцати лет своего правления Стефан в глазах многих оставался узурпатором.
– Мы можем и не достигнуть желаемого, – продолжал Бриан, – но мы близки к победе как никогда. Мы не раз терпели поражения, теряли признанных лидеров и испытывали невзгоды. Многие из нас, прежде богатых баронов и рыцарей, оказались на пороге нищеты. Но мы чувствовали бы себя еще беднее, предав наши клятвы и мечи за мешок с деньгами или обменяв нашу лояльность по отношению к императрице Матильде на новые владения. Кое-кто, как водится, разбогател на войне, но большинство потеряло все или почти все. И все равно мы стали богаче, на свете ничего нет дороже чести, а ее мы не потеряли.
Он спешился и провел конец дня в армии. Его армии. Никто даже не заикнулся об этом, хотя это было ясно всем.
Следующие двенадцать месяцев прошли относительно спокойно. И все-таки это было не совсем мирное время, поскольку обе армии постоянно держали руку на эфесе меча. Но лидеры с обеих сторон не предпринимали активных действий. Они просто устали от такой жизни, все время в напряжении, в ожидании нападения – гражданская война отняла немалую часть их жизни.
Стефану и Бриану было теперь за пятьдесят. Это отнюдь не возраст дряхлости. Немало людей в Англии, подобно Варану, доживало до семидесяти, были и люди постарше. Но в пятьдесят человек уже оглядывается в поисках уютного кресла, а в холод старается быть поближе к огню и все чаще задумывается о смерти, стараясь беречь силы.
А смерть, как всегда, подстерегала того, кто о ней и не думал. Держа постоянно дверь приоткрытой, она действовала по своим, ей одной известным законам и потому избрала жертвой одного из самых молодых людей в этом повествовании.
Осенью 1151 года граф Готфрид Анжуйский следовал вдоль берега реки, возвращаясь из Парижа в свою столицу. Погода была жаркой, и каждые несколько миль пути кортеж останавливался, чтобы граф мог искупаться в Луаре. И как он ни приглашал своих спутников последовать его примеру, те вежливо отказывались, побаиваясь речных демонов.
Готфрид посмеивался над ними, и, как оказалось, напрасно.
Возвратившись домой, он слег, его охватил сильный жар. Усилия лекарей были тщетны, граф умер в своей постели. Ему было всего тридцать семь лет.
Своему старшему сыну, Генриху Плантагенету, он оставил огромное наследство, включавшее, в частности, Анжу и Нормандию. Но в Англии у Готфрида владений не было, да и сам он никогда не бывал на острове.
После пышных похорон Матильда и Генрих отправились в парк, держась за руки, как бы помогая другу другу в горе. Но если кто-нибудь из неучтивых осмелился бы приблизиться к этой оплакивающей мужа и отца паре, то услышал бы нечто ошеломившее его: мать и сын живо обсуждали достоинства одной знатной особы по имени Альенора…
В мае 1152 года смерть постучалась в дверь короля Стефана, третьего мая неожиданно скончалась его жена Матильда. Это была сдержанная, умная женщина, которая долгие годы умело руководила вспыльчивым и непоследовательным мужем, причем делала это деликатно, не омрачая их семейной жизни. Не раз, устав держать в своих руках бразды правления, он передавал их королеве – и Англия только выигрывала от этого.
Стефан потерял голову от горя и бросился в несколько необдуманных кампаний. Он все-таки предпринял попытку атаковать Уоллингфорд, но был разбит. А во время штурма малозначительного замка Стефан едва не попал в плен. Ему удалось добиться двух незначительных побед, но это были лишь две ложки меда в бочке дегтя. Король, теряя сторонников, метался по стране. Остановлен он был неожиданным известием, подкосившим его власть монарха. Король узнал, что восемнадцатого мая Генрих Плантагенет женился на бывшей супруге короля Франции Людовика VII, двадцатидевятилетней Альеноре Аквитанской. Это была одна из самых красивых и влиятельных женщин своего времени. Она родила своему молодому мужу двух сыновей – Ричарда Львиное Сердце и Иоанна Безземельного, позднее ставших королями Англии. В качестве приданого она принесла супругу герцогство Аквитанское, что положило начало английскому могуществу во Франции, сделав тем самым Генриха Плантагенета самым значительным землевладельцем в христианском мире. Он был уже графом Анжуйским и герцогом Нормандским, теперь западная часть Франции перешла к Англии. Все, что ему оставалось, – это стать королем Англии.
– Сто сорок рыцарей, – сказал Бриан, – и более трех тысяч пехотинцев. Не Бог весть что за армия, но все же больше, чем в прошлый раз.
Он передал жене послание Генриха Плантагенета. В нем говорилось, что молодой принц высадился со своим отрядом на побережье вблизи Уорхейма и сейчас держит путь в Уоллингфорд. Письмо было датировано шестым января, значит, оно было написано пять дней назад.
– Выходит, Генрих скоро будет здесь. – Элиза вернула Бриану письмо.
Тот коротко кивнул и подошел к серебряному зеркалу.
– Я помню, как впервые увидел принца. Это было в Уорхейме, после успешного завершения штурма замка. Он был тогда любопытным, визжащим щенком и носился взад-вперед, вконец загоняв своих телохранителей. Он спросил тогда – правда ли, что мои волосы умерли. Я дал ему потрогать свою шевелюру. Ха, ныне я не рискну предложить это вновь! Один хороший рывок – и я останусь лысым.
Элиза ласково посмотрела на мужа.
– Вы выглядите прекрасно для ваших лет, милый, – сказала она. – Если отбросить ваше чрезмерное самолюбие, то становится ясно, что вы далеко не лысый.
– Хм-м-м… Может, и так.
Бриан гребнем зачесал несколько седых прядей на проплешину, хмуро посмотрел на безнадежность своих усилий и направился к сундуку с одеждой.
– Надо нарядиться во все самое лучшее. Возвратился наш новый король.
– Вы будете приветствовать Генриха как монарха Англии? – настороженно спросила Элиза.
Бриан поднял крышку сундука и стал копаться среди своего небогатого гардероба.
– Не знаю, – наконец ответил он, – Генрих, должно быть, заметно повзрослел со времени нашей последней встречи. И он сын Матильды, так что…
Он заметил легкую улыбку на губах жены и насупился.
– Да, он сын Матильды, – повторила она. – Ну так что же?
– Это значит, что он прямой претендент на трон. Генрих владеет теперь Нормандией, Анжу и Аквитанией на материке, и это хорошо. Стефану будет трудно остановить его.
– Стефану – да. Но вдвоем вы можете остановить кого угодно. Скажите откровенно – что вас смущает?
Бриан выпрямился и отшвырнул свой парадный наряд, заметно протершийся в нескольких местах. Как все-таки устаешь от поношенных вещей, да и настойчивость жены раздражала его, хотя он понимал, что гнездившиеся в глубине его души сомнения вызывают такое нервное состояние.
– Все не так просто… – медленно начал он. – Мы часто говорили прежде о короне, о родословной, о правах, о клятвах – но прежде всего хотели достойного монарха для себя, не интересуясь мнением народа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42