Тучи стрел и дротиков попадали в их ничем не защищенные тела. Те, кто пытался вырваться из потока атакующих и спастись бегством, попадали в трясины болот.
Вслед за пиктами на равнину ринулось регулярное войско короля Давида. Однако его боевые порядки при проходе через цепь скал рассыпались. Из пелены тумана навстречу шотландцам летели тысячи стрел. Наткнувшись на этот смертоносный занавес, шотландская армия остановилась, а затем обратилась в бегство, преследуемая безжалостными английскими рыцарями.
Когда солнце наконец-то разогнало остатки тумана, шотландцы уже покинули поле боя, оставив на нем более одиннадцати тысяч убитых и раненых. Англичане, довольные, ходили среди тел поверженных врагов, в то время как архиепископ Турстан стоял коленопреклоненный перед Стандартом, горячо вознося хвалы Господу.
Был развеян один из мифов того времени. Шотландцев можно победить, и они были побеждены. Северная граница Англии снова оказалась на ненадежном замке.
Победа в битве у Стандарта нагнала страху на присягнувших императрице Матильде. Ее могущественный дядя, король Давид, был побежден! Более того, его армия была разгромлена, как во времена нормандского завоевания.
Фортуна повернулась лицом к Стефану. Он поспешно вновь возглавил свое войско и после осады взял Шрусбери. В это же время его жена, принявшая командование над второй английской армией, сокрушила ворота дуврского замка – одного из самых значительных владений Роберта Глостерского на юге.
Лорд Уоллингфорд, встревоженный поступавшими к нему известиями о победах Стефана, со дня на день ожидал начала штурма. Элиза тоже ждала – но не битвы, а ответного письма от Матильды.
Супруга короля Стефана не забыла его ночных кошмаров. Опустошив свой личный кошелек, она подкупила слуг епископов – Роджера, Александра и Нигеля, и те стали следить за своими хозяевами. Таким путем она узнала, что Генри готовится отплыть в Нормандию якобы по пути в Рим. Согласно донесениям его слуги, Генри намеревался добиться аудиенции у папы Иннокентия II, чтобы испросить у него должность архиепископа Кентерберийского. Старый Уильям Корбейл умер два года назад, и с тех пор его место оставалось вакантным. Генри не без оснований считал, что заслужил его, но, поскольку Стефан не торопился проявить свою благодарность брату, тот решил сам поехать в Рим, заручиться поддержкой папы и только затем просить брата приложить к папской грамоте королевскую печать. Генри хотел вернуться в Англию к декабрю.
Такова была история, рассказанная королеве одним из ее шпионов. Она отпустила его, щедро вознаградив, но для себя уяснила только одно – Генри действительно направлялся в Нормандию. Зачем? Понятно, чтобы подготовить заговор с проклятыми Ангевинами. Иначе мог бы он оставить Англию в такое смутное, тревожное время? Уже два года он говорил о посещении Рима, почему же решил сделать это именно сейчас, когда Англия напоминает кипящий котел? Ради аудиенции у папы? Нет, какие у него могут быть срочные дела с Иннокентием II? Другое дело – тайная встреча с Ангевинами, в это вполне можно было поверить.
Она поделилась своими подозрениями с мужем и получила ожидаемый ответ.
– Похоже, вы правы, и мы должны немедленно остановить Генри, – озабоченно заявил Стефан. – Я также заметил перемену в отношении брата ко мне, пропала доверительность, появилась настороженность, хотя я никогда не видел в нем возможного предателя.
– Но чувствовали, мой супруг, только не хотели признаваться в этом себе. Помните ваши сны? Кто отобрал вашу корону и пытался разбить ее? Чье лицо появлялось чаще всего в ваших кошмарах? По ночам, с закрытыми глазами, вы видели правду, которой так боялись поверить днем. Будущее представало перед вами в сновидениях, а вы предпочитали игнорировать его.
– Да, может быть… Должен ли я арестовать Генри? Я помещу его рядом с его чертовыми страусами и павлинами. Пускай с ними устраивает заговоры!
– Нет, – твердо сказала Матильда. – Оставьте его в покое. Притворитесь, что ничего не знаете. Вне Англии он мало что может сделать. Конечно, он способен тайно совещаться с Ангевинами и одерживать победы над вами на бумаге, но реально он мало чего может достигнуть. Нам будет лучше в его отсутствие. Но есть нечто, что вы можете сделать, преподнеся вашему брату сюрприз.
– И что же это?
– Назначьте нового архиепископа Кентерберийского.
– Ну, не знаю… – засомневался король. – Я не обещал ему этого. Полагаю, я мог бы на это пойти, но…
Королева фыркнула.
– В чем вы сомневаетесь, мой супруг? Разве я говорила, что именно Генри надо сделать архиепископом? Может быть, вы собираетесь отдать ему заодно и корону? Или даже свои башмаки, а самому наступить босыми ногами на змею? Почему бы и нет?
Стефан вздрогнул.
– Не говорите так, – глухо сказал он. – Вы же знаете, что я ненавижу змей. Я потому даже не посещаю ту часть зверинца Генри. Бр-р-р… – Он вновь содрогнулся, а затем задумчиво покрутил кончики усов. – Хорошо. Я найду другого кандидата на эту должность. Кого вы можете предложить?..
Далекая от дворцовой политики Эдвига, тем не менее, была озабочена не меньше, чем королевская супружеская пара. Ее дела с сержантом Моркаром процветали. Сержант без устали совершал все новые и новые подвиги Геракла, а Эдвиге в течение 1138 года стал знаком каждый опавший лист с дерева на берегу Темзы вблизи замка. Моркар также пополнил свои познания, ближе столкнувшись со всеми видами насекомых, обитающих в этой части Англии.
Теперь, когда замок в течение всего года успешно готовился к возможной осаде, они сумели спокойно продолжать свои свидания даже на заснеженном берегу реки. Эти встречи могли принести смертельную простуду, однако они вливали в Эдвигу жизнь, и в конце октября она поняла, что беременна.
Это не было для нее сюрпризом. Напротив, она уже начала сомневаться, заслужил ли ее любовник-сержант сравнение с героическим Гераклом, хотя не могла вспомнить, сотворил ли могучий грек младенца. Так или иначе, Моркару это удалось после долгих трудов, и нужно было его обрадовать, сообщив о таком счастье.
Эдвига мудро выбрала момент после бурной любовной игры на снегу. Сержант показал себя молодцом, учитывая сложные погодные условия. Было холодно, при дыхании из их ртов вырывались облака пара. Может, поэтому сержант не сумел выразить на лице безмерную радость. Он натянуто улыбнулся и хрипло переспросил:
– Какой ребенок? У тебя разве есть ребенок?
– Нет, – просияла Эдвига. – У меня будет ребенок – твой ребенок, Моркар! Скажи, что ты безумно счастлив и горд.
– Хм… Мой? А ты уверена…
Эдвига обиделась.
– Не знала, что ты такой ревнивый и подозрительный, – сухо ответила она, отодвигаясь от сержанта. – Конечно, твой, чей же еще?
– Кто говорит о подозрительности?
– Я, как дура, поверила тебе…
– Никто не может называть меня подозрительным.
– … потому что всегда считала, что ты – человек чести.
– Когда это случилось?
Эдвига скатилась с него, привстала и отряхнула юбки от снега.
– Знаешь, не всегда будущая мать может назвать точную дату зачатия, – наставительно сказала она. – Это было не так давно, несколько недель назад, с тобой.
Он с шумом выдохнул облачко пара в морозный воздух. Поправив край подстилки из воловьей кожи, он пробормотал:
– Полагаю, мы… – Затем с нарочитым равнодушием спросил: – Надеюсь, ты никому не проболталась об этом?
– Нет, – простодушно улыбнулась Эдвига. – Никому, кроме леди Элизы и констебля Варана.
Моркару показалось, что ему на голову обрушились ворота замка.
– Ты сказал: «Полагаю, мы…», – напомнила ему Эдвига. – Что ты хотел сказать, милый? Я что-то не расслышала толком.
– Э-э-э… Хм-м… Я разве сказал такое?
– Сказал.
– Да, верно. Я полагаю… полагаю, мы должны пожениться.
– Ох, мой милый… – Она вновь легла рядом и с ласковой улыбкой посмотрела на озадаченное лицо сержанта, над которым раскачивались ветви заснеженной ольхи. – Любимый, я опасалась, что ты не сочтешь меня достойной… Конечно, я согласна, согласна! Ты – самый сильный и красивый мужчина на свете, и я говорю: да, да, да!
Моркар невольно пошарил руками по снегу, но не нашел, понятное дело, ни одного зловредного насекомого, которого он сейчас с удовольствием раздавил бы между пальцами.
– Я поговорю с лордом Брианом Фитцем, – глухо сказал он, отведя взгляд в сторону, чтобы не видеть сияющих глаз своей подруги, – и попрошу твоей руки. Мы поженимся, когда он разрешит.
– Да, – послушно сказала она. – Как скажешь, мой будущий супруг и повелитель.
Элиза искренне порадовалась за Эдвигу. Увы, это все, что она могла, поскольку уже смирилась с тем, что они с Брианом не смогут иметь детей. Так угодно Господу, с тоской заключила она, хотя не могла понять – почему. Почему?!
Необъявленная война постепенно разгоралась. Королевские войска захватили несколько малозначительных замков, в то время как восставшие бароны засыпали письмами Матильду, Готфрида и графа Роберта с одним и тем же вопросом: когда же они вторгнутся в Англию? Послания эти оставались без ответа, так же как и письмо Элизы к императрице. Год шел к концу, завалив землю глубоким снегом, и остановился передохнуть лишь перед самым Рождеством.
К этому времени епископ Генри вернулся в страну. Он проделал немалый путь через Нормандию и Италию, где в Риме встретился с папой Иннокентием II. Из Ватикана он вышел с довольной улыбкой и папской грамотой, удостоверяющей его назначение на должность архиепископа Кентерберийского. Он полагал, что, узнав об этом, Стефан и его супруга устроят ему холодный прием, но его это мало волновало. В декабре и так морозно.
Двадцать четвертого декабря епископ находился в соборе Святого Павла в Лондоне, посвящая в духовный сан юных дьяконов.
В нескольких милях отсюда, в Винчестере, король и королева держали секретный совет с видными баронами и членами высшего духовенства и постановили: назначить на должность архиепископа в Кентербери аббата Теобальда, человека вполне достойного, правда, почти глухого. Когда совет закончился, король обратился к Теобальду с поздравлениями, но тот в ответ лишь удивленно поднял брови и приложил ладонь к уху:
– Ваше величество обращается ко мне? А что случилось?
Когда один из слуг епископа Генри сообщил ему эту весть, епископ покинул собор посреди службы и, вскочив на коня, помчался в Винчестер к себе во дворец. Здесь его ждала другая неприятность – его любимый павлин сдох. Обезумевшая от горя пава носилась по снегу.
– Что нам делать, лорд епископ? – озабоченно спросил слуга. – Она, бедняжка, бегает по вольеру, натыкаясь на сетку, словно ослепнув. Она может пораниться.
– Приведи ее во дворец, – устало ответил Генри. – В мою спальню. Мы утешим друг друга. – Поймав удивленный взгляд слуги, он усмехнулся. – Не беспокойся. Я не собираюсь делать ничего противоестественного. Она потеряла супруга, а я – брата. У нас много общего.
Отпустив слугу, он подошел к толстой свече, окольцованной линиями, каждая из которых соответствовала определенному часу.
– Рождество уже наступило, – прошептал он. – Бог простит нам наши грехи.
Новый год принес множество мелких стычек двух враждующих группировок, ряд незначительных побед, которые ничего не решали.
В Уоллингфорде жизнь шла своим чередом. Эдвига и Моркар поженились в феврале, а в июне служанка родила сына. Она назвала его Элдером (что означает «ольха»), это вызвало немало ухмылок у солдат гарнизона, хотя они благоразумно воздерживались от своих догадок в присутствии сержанта. Они слышали, что лорд Бриан Фитц хочет со временем сделать его констеблем вместо стареющего Варана. Пока шестидесятилетний плосконосый саксонец оставался крепким как дуб и по-прежнему превосходил силой любого воина гарнизона, но рано или поздно он скажет барону, что устал, и тогда наступил время Моркара.
Понятно, что солдаты с особым интересом стали посматривать на молодого сержанта. Немало удивили их происшедшие в нем перемены. Поначалу они решили, что всему причиной его женитьба, но это объясняло далеко не все. Моркар слегка располнел, перестал раздраженно кричать по всякому поводу, предпочитая теперь что-то тихо бурчать себе под нос. Не сразу, но обитатели замка Уоллингфорда поняли: Моркар старался быть во всем похожим на констебля Варана .
Моркар проводил много времени с Вараном, поражая констебля своей неизвестно откуда взявшейся сдержанностью и понятливостью. Мускулы молодого воина крепли с каждым днем, тело наливалось силой, и даже голос стал басистей. Издали его порой принимали за Каменную Башку. Взгляд его становился таким же требовательным и цепким, как у ветерана крестовых походов, так что бывшие солдаты-приятели уже не решались дружески похлопывать его по спине.
Эдвига быстро ощутила на себе перемену отношения к ее мужу. Прежде с ней никогда так вежливо не раскланивались, так искренне не приветствовали. Поначалу она была ошеломлена этим, но вскоре поняла, что такое радушие, скорее, адресуется не Эдвиге, а жене Моркара. Но все равно ей было приятно.
Эрнард сидел в таверне и, потягивая кружку эля, размышлял, уйти или остаться, чтобы еще послушать пьяные разговоры местных завсегдатаев и еще раз увидеть очаровательные глазки игривой служанки. Увы, он приехал в Оксфорд не за этим. Он расплатился и не без сожаления вышел на узкую улочку, проходившую вдоль берега Темзы. Здесь же, фасадами к воде, располагались несколько подобных заведений. Его лошадь и повозка были там, где он их оставил, и нанятый им мальчишка все еще сидел, прислонившись к одному из колес. Увидев Эрнарда, он вскочил на ноги и приветствовал его, забавно глотая слоги:
– Я не отходил отсюда, господин, с тех пор, как вы ушли. Я не голоден, один мой приятель принес мне немного хлеба, и я ни разу не оставил повозку. Все цело, слава Богу.
– Да, я вижу. Мы договорились о плате в один пенни, верно?
– Так вы сами сказали, господин.
Эрнард кивнул, достал две монеты из кошелька, вынув нож, он разрубил одну из них на две половинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42