Простой солдат ценился только на поле боя, вне его он был фокусником без реквизита, рыбой без воды. Он служил живым укором тем, кто предпочел добиваться почестей в дворцовых интригах, и потому Варан не мог рассчитывать на справедливое к себе отношение.
Оскорбленный таким небрежением до глубины души, Варан снял кольчугу и занялся тем ремеслом, какое только смог найти. Он мастерил луки и арбалеты, выделывал сбруи для боевых коней, ворочал глыбы в каменоломне. Три года скитался по Англии и Уэльсу, пока в злую зиму 1123 года не был взят в качестве слуги в замок барона Роджера д'Оилли, богатого вельможи, владевшего обширными землями в Беркшире и вблизи Оксфорда. С этого момента жизнь Варана резко и неожиданно изменилась – ведь супругой барона была высокородная саксонка по имени Элиза, а замком на берегу Темзы – неприступный Уоллингфорд.
Когда три года спустя старый Роджер умер, леди Элиза выбрала Варана своим телохранителем. И с этого времени у нее не стало нужды о чем-либо беспокоиться – покрытый шрамами отважный ветеран был всем сердцем предан ей. Каждый из посетителей замка, претендовавших на руку Элизы, сразу же натыкался на его суровый, изучающий взгляд. Подобно своей хозяйке, Варан также находил, что все эти женихи не стоят и пенни.
Так все и продолжалось, пока однажды в ворота не постучался молодой, хоть и седовласый всадник и не сообщил не без самодовольной улыбки, что приехал по приказу короля Генриха I как будущий лорд Уоллингфорд.
Варан злобно посмотрел на него с вершины деревянного частокола… и внезапно издал радостный вопль. Отбросив обычную для него степенность, он, словно мальчишка, помчался навстречу сыну Железной Перчатки.
Этот день навсегда остался в памяти старого солдата. Но еще более радостным он оказался для Бриана Фитца. Наконец он сумел высвободиться из могучих объятий Варана, и они пошли к подвесному мосту, здесь рыцарь впервые увидел юную хозяйку замка и был поражен красотой леди Элизы…
В первый же день после прибытия из Лондона, сразу после обеда, Бриан решил разобраться с фальшивомонетчиками. В зале цитадели на первом этаже Варан устроил выставку приспособлений, найденных в тайнике под полом, с помощью которых мошенники занимались своим промыслом. Шагая вдоль длинного стола, констебль брал в руки поочередно каждый предмет, демонстрировал его Бриану и объяснял его назначение. Сидевшие неподалеку под присмотром охраны трое фальшивомонетчиков с безнадежным видом следили за происходящим. Им не повезло, что граф приехал так быстро из Лондона. Они вполне могли отделаться от членов городского совета взяткой или даже простой угрозой. Но с Брианом Фитцем шутки были плохи.
– … А это литейная форма, – указал рукой на стол Варан. – Рядом котелок для плавки металла…
– Откуда ты знаешь? – заинтересовался Бриан. – Почему не для варки овощей?
– Хм-м-м… его можно использовать и для этого. Но если вы поскребете ножом стенки, то увидите на нем следы серебра. Ха, никогда я не видел посеребренный котел для варки супа!
– Согласен. А что в этом мешке?
– Подделывать монеты можно разными путями, милорд, – пояснил Варан. – Здесь находятся острые лезвия, с помощью которых мошенники соскребали часть серебра с монет. Стружки шли на переплавку в котел, а чуть облегченные монеты – в оборот. Тут и маленькие свинцовые пробки. Они высверливали дыру в центре пенни и вставляли туда свинец, затем вновь отштамповывали монету, после чего она становилась почти неотличимой от других. Таким путем из пяти монет можно сделать шесть. Но, судя по размеру этих пробок, фальшивомонетчиков отличала особая жадность. Им, вероятно, удавалось делать даже семь из пяти.
Варан показал хозяину множество свинцовых кружочков.
– Они выплавлены из чистого свинца. С одной стороны на них штамповалось изображение головы короля, с другой – креста, как на обычных пенни. И все дела!
Бриан засомневался:
– Хотя люди порой и бывают излишне доверчивы, но все же никто не примет свинец за серебро.
– Сомневаюсь! Эти жулики просто не успели завершить свою работу до конца. Они покрыли бы свинцовые монеты серебром – тогда их не отличишь от настоящих!
Бриан поднес поближе фальшивую монету и оглядел крест на одной ее стороне. Пенни была самой ходовой монетой в королевстве, но курица стоила полпенни, а мера вина – четверть. Поэтому в случае необходимости монету ломали по линиям вырезанного на ней креста. Таким путем получали полпенни и четверть пенни – фартинг.
Бриан швырнул подделку на стол и повернулся к фальшивомонетчикам.
– Вы по-прежнему отказываетесь признать свою вину? – сурово спросил он. – Я готов выслушать ваши оправдания.
Он ждал, но трое безмолвствовали.
– Хорошо, – вздохнул барон. – Будем считать, что молчанием вы признались в своем преступлении. – Он взглянул на пожилого мужчину, отца семейства фальшивомонетчиков. – Ты помнишь, старик, что случилось в Винчестере лет десять назад? Главный судья собрал более девяноста чеканщиков монет и попросил объяснить, почему они позволили наводнить страну поддельными монетами. Какие они приводили доводы, я не знаю, но, видимо, недостаточно веские, потому что все, кроме троих, лишились своих правых рук. Это было суровое предупреждение для самонадеянных мошенников. Я не вижу причин, почему с вами надо поступить мягче. Вы богатели, а Англия – беднела. Дай таким, как вы, время, и вы станете, подобно королевскому монетному двору, чеканить монеты. Я не позволю вам сделать это. Как главарь, ты будешь лишен правой руки, старик, – продолжил Бриан, жестко глядя на преступников. – Твой племянник потеряет левую руку. А что касается сына, то он слишком юн и с детства находился под твоим дурным влиянием. Он заслуживает снисхождения и будет лишь выслан из страны. Ваше имущество, кроме одежды, что сейчас на вас, будет продано, и вырученные деньги вместе с вашими запасами серебра перейдут в королевский монетный двор в Лондоне.
Он кивнул стражникам. Те увели мошенников, так и не проронивших ни слова.
Бриан спросил своего констебля:
– Здесь не произошло ошибки? Они все были замешаны в этом деле?
Варан раздраженно проворчал:
– Более того, мой лорд, своим грязным промыслом они занимались несколько лет.
– Тогда почему вы их не взяли раньше?
– Они скрывались где-то на юге страны и появились вновь в нашем городе совсем недавно.
Варан помедлил, а затем неохотно добавил:
– Жаль, мой лорд, что вы не поговорили со мной перед тем, как судить этих мошенников. Дело в том, что этот старик… он был одним из тех трех, кто десять лет назад сохранил свою руку в Винчестере.
Глава II
ОТТЕПЕЛЬ
Декабрь 1135
Ранняя оттепель растопила снег, последние трое суток шел непрерывный дождь. Вода стучала по шлемам воинов и струйками стекала на промокшие насквозь плащи. По лицам пробиравшихся через лес людей хлестали ветви, но им некогда было обращать внимание на такие неудобства, так они спешили. И не было обычных привалов с традиционной игрой в кости, фехтованием, обменом непристойными историями и смакованием подогретого вина.
Наконец они подошли к низкому каменному домику, вокруг которого царило непривычное оживление. Священники и бароны, придав лицу постное выражение, то входили, то выходили оттуда, обменивались тихими фразами и многозначительно молчали, не отвечая на вопросительные взгляды толпившихся вокруг воинов.
Дождь превратил землю в жидкое месиво, люди вязли по щиколотку в перепревших опавших листьях и побуревшем папоротнике-орляке. Лица ожидавших были мрачны и влажны – но не от горя или слез, нет. Они притворялись скорбящими о неизбежной смерти короля.
У охотничьего домика в нормандском лесу многие воины находились уже шесть дней. Легкий морозец сменился проливным дождем. Ожидание становилось невыносимым. Мысленные проклятия сыпались на весь белый свет. Они умоляли Господа побыстрее прибрать к себе душу заболевшего короля Генриха I, пока его свиту окончательно не поглотит слякоть.
На шестой день больного короля навестила депутация из знатных графов. Среди них был старший незаконнорожденный сын короля Роберт Глостерский. Они собственными глазами хотели убедиться, действительно ли король при смерти, как об этом гласила людская молва. И, конечно, им было необходимо узнать имя преемника английского монарха. Неповоротливые в своих толстых, отделанных мехом плащах, графы столпились у порога, а затем неуклюже преклонили колена вокруг кровати, освещенной свечами.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять безнадежность состояния Генриха. Только неделю назад он казался здоровым, плотным мужчиной, выглядевшим моложе своих шестидесяти семи лет. Его крепкий организм и не принимал лишь козьего молока да любимых им вареных в вине миног. Король прибыл в нормандский лес, движимый неуемной страстью к охоте. Пустив собак по следу, он загнал своих баронов больше, чем бедных оленей. Ночью после успешной погони король пренебрег советом лекаря и отведал миног. Спустя час он слег, жалуясь на спазмы в желудке. Наутро началась неукротимая кровавая рвота, и тогда в расположенный в двадцати милях Руан был послан гонец за архиепископом Хагом. Тот еще успел принять королевскую исповедь – дважды, поскольку Генрих говорил очень невнятно и тихо.
Графы в ужасе смотрели на изменившееся до неузнаваемости лицо короля и не могли поверить, что еще недавно этот, теперь полуживой призрак мог без устали несколько часов подряд лихо скакать на лошади. Человеком он был сильным и властным, умевшим дать отпор врагам. Казалось странным, что такого здоровяка могла свалить тарелка вареной червеобразной рыбы.
Роберт коснулся руки отца. Кожа умирающего была холодной и влажной. Веки короля приподнялись, и он посмотрел на лица окружавших его вельмож мутным, бессмысленным взглядом. Он не осознавал, где находится, не узнавал сына. Генрих тихо пробормотал что-то невнятное, и вельможи наклонились над ним, капли с их мокрых плащей упали на одеяло из овчины.
Один из них раздраженно спросил:
– Что он сказал?
Граф Роберт проигнорировал этот вопрос. Он тоже не расслышал слов отца. Склонившись еще ниже над умирающим королем, он взволнованно сказал:
– Мой повелитель, это я, ваш сын Роберт. Скоро вам станет лучше…
Один из вельмож зашипел на него:
– Боже, граф Глостерский, скажите лучше правду, иначе мы ничего не услышим от него. Король должен знать, что умирает, и понимать, что это его последняя возможность объявить свою волю.
Роберт взглянул на барона, а затем вновь наклонился над отцом и тут же невольно отшатнулся – приступ кровавого кашля сотряс тело Генриха. Подождав, когда лекарь вытрет лицо монарха, он снова заговорил:
– Только один вопрос, мой повелитель. Здесь присутствуют графы Серрийский, Перчерский, Меуланский и Лестерский. Они засвидетельствуют вашу последнюю волю. Назовите имя вашего преемника. Вы оставляете страну вашей дочери императрице Матильде или, быть может, своему племяннику Стефану Блуаскому? Или мне, как вашему старшему сыну? Во имя Христа, сделайте выбор, иначе ваши владения будут растащены по частям корыстолюбцами. Назовите имя будущего монарха, и мы повинуемся вашей воле.
Справедливости ради стоит сказать, Генрих уже трижды называл имя своего преемника, заставляя баронов каждый раз давать клятву верности дочери Матильде – будущему властителю Англии. Вначале это произошло в Лондоне, пять лет спустя – в Нортгемптоне. И, наконец, три года назад в Ле-Мане. Тогда король собрал нормандскую знать, вновь представив им свою дочь Матильду как наследницу английского престола. С тех пор отец и дочь рассорились и разошлись, так что многие считали, что король вполне мог обратить монарший взор на своего племянника Стефана Блуаского. Определенная же часть знати поддерживала графа Роберта Глостерского, как старшего сына короля, хотя, как незаконнорожденный, он не мог претендовать на трон. Так или иначе, ситуация была туманной и требовала настоятельного разрешения, пусть даже с последним вздохом Генриха I.
Роберт нежно сжал руку отца. Король медленно что-то прошептал в ответ, что можно было понять, как «сделайте, как я решил», а затем последовала такая невнятная фраза, что каждый из присутствующих услышал то, что хотел услышать. Сильный кашель заглушил его слова. Ужасная дрожь сотрясала его, предсмертная судорога прошла по всему телу, и оно успокоилось в вечном сне небытия.
Вельможи посмотрели друг на друга через тело своего усопшего короля, потрясенные происшедшим. После долгой паузы Роберт произнес бесцветным голосом:
– Он назвал имя своей дочери, императрицы Матильды.
Графы Серрийский и Лестерский покачали головами в знак несогласия.
– Мы слышали, он сказал «Стефан», – дружно утверждали они.
– Предупреждаю – держите свои измышления при себе, – зло сощурился граф Роберт.
– Это еще почему? – резонно возразил граф Серрийский.
Весть о смерти короля Генриха I вельможи, теснившиеся вокруг охотничьего домика, восприняли по-разному. Одни остались, чтобы эскортировать тело в Руан, а оттуда через Кан в Англию. Другие отправились в Лонгвилль, чтобы на тайном совещании обсудить создавшуюся ситуацию. А один предприимчивый барон, повернув своего коня на север, поскакал через омытый дождями лес в направлении Булони. Он был уверен, что его новости понравятся находившемуся там графу Стефану Блуаскому.
В последующие три недели спор о престолонаследии сотрясал умы и головы вельмож.
Гонцы, посланные к Стефану и Матильде, не могли сообщить им о смерти короля. Стефана в Булони они уже не застали. Возможно, он был на пути в Лонгвилль. Что касается Матильды, то она с мужем Готфридом, графом Анжу, находилась в своих обширных владениях – графстве Анжу или Мен. Но даже отсутствие на Совете главных претендентов на трон не помешало спору разгореться с новой силой.
Роберт заявил о своей позиции с самого начала. Он был сыном короля Генриха I, пусть и незаконнорожденным, и поэтому мог рассчитывать на некоторую поддержку континентальной знати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42