Им казалось, что этот голландский самоучка просто сумасшедший. Но не все учёные смеялись. Были и такие, которые весьма серьёзно отнеслись к сообщению Левенгука. И, когда по их заказу были сделаны самые лучшие микроскопы, какие только смогли изготовить в Англии, почтенные академики собственными глазами увидели «зверьков» Левенгука. Сомнений не оставалось: Левенгук действительно сделал величайшее открытие.
В те годы русский царь Пётр I засучив рукава с топором в руке, учился в Голландии корабельному делу. Он узнал об открытии Левенгука и полюбопытствовал сам заглянуть в чудесное стёклышко. Его так заинтересовал таинственный мир крошечных существ, что он не раз повторял свои наблюдения.
В «праздные» дни, когда охотников поглазеть на могущественного русского царя, работающего как простой плотник, было особенно много и трудно было от них спрятаться, царь Пётр приглашал к себе Левенгука, уплывал с ним на своём боте на середину реки и там подолгу рассматривал разных «живых зверьков».
… Открытие микроскопических организмов было неожиданным и долго казалось невероятным. Прошло почти сто лет, а учёные всё ещё не могли разобраться в этом удивительном мире. Микроскопические организмы даже не получили названия. Их именовали то «червями», то «живыми частицами».
Шведский учёный Карл Линней, классифицируя животный и растительный мир и распределяя животных и растения по отдельным группам – классам, отрядам, попытался присоединить микроорганизмы к какой-нибудь группе, но из этого ничего не получилось. Тогда он назвал их просто «хаос», «неразбериха», заявив, что микроскопические организмы не поддаются изучению потому, что «творец сохранил эту область за собой».
Но, разумеется, Карл Линней ошибался.
С появлением новых, усовершенствованных приборов «хаос» исчез; на его месте возникли систематизированные группы разнообразных микроскопических организмов.
Учёные открыли, что среди микроскопических существ есть наши злейшие враги – возбудители болезней, а есть и друзья. Они выяснили, что без этих микроскопических организмов невозможна была бы жизнь на Земле.
Уже сделано немало величайших открытий, уже исследованы многие законы микромира. Но и сегодня остаётся там ещё немало тайн, немало нерешённых важных задач.
Ван мечтал о том, что и ему когда-нибудь удастся заложить свой кирпич в великое здание науки микробиологии. Вот почему он с такой нетерпеливой радостью шёл в этот «домик», откуда открывался необыкновенный путь в мир невидимых живых существ.
Да, именно в мир невидимого! Но каким образом они туда попадут? В этом-то и заключалась тайна «домика».
* * *
… Сергей Петрович Долинский, талантливый изобретатель, вместе со своими друзьями инженерами Владимиром Яковлевичем Вадой и Анатолием Степановичем Кривошеиным давно уже бился над созданием особой аппаратуры, которая, по его мнению, весьма пригодилась бы микробиологам, почвоведам для их исследовательской работы.
Процессы, протекающие в почве, в клетках растения, сложны и многообразны. За ними не всегда уследишь даже с помощью самой усовершенствованной аппаратуры. Учёным о многом приходится только догадываться, создавать искусственные модели и на них проверять правильность своих предположений. Это сложно, да я результаты опытов не всегда точны.
Сергей Петрович мечтал об аппарате, который помог бы исследователям.
Как-то раз, когда в его доме собралось несколько учёных-почвоведов, Сергей Петрович неожиданно заявил:
– А что, если вам, дорогие коллеги, вместо того чтобы возиться с микроскопами, самим бы заглянуть в толщу почвы, прогуляться внутри растения, а?
Учёные засмеялись и сказали:
– Разумеется, это весьма было бы удобно, но, увы, габариты! Они не разрешают!
– Ну, а если уменьшить габариты? Этак в сто тысяч раз, а? Я уже подсчитал…
– Допустим, что подсчитали вы правильно, – возразил Сергею Петровичу один из молодых учёных, – только радости от этого мало! Это же невозможно!
– Ну, как сказать. Вот я набросал примерную схему аппарата. Сложного аппарата, правда, но сконструировать его можно.
– Каков же всё-таки ваш принцип уменьшения человека до размеров микролилипута? – спросил молодой учёный. Он относился к разговору несерьёзно, но ему любопытно было услышать, что ответит инженер.
– Каков принцип? Об этом легко рассказать, но это очень нелегко понять. Всё же я попытаюсь. Вы знаете, что материя и движение неразделимы: движение есть способ существования материи. Нет материи без движения, и нет движения без материи. У движения, как вы знаете, много форм. Без перехода одной формы в другую нет работы, нет проявления энергии…
– Ну, это вещи нам «немного» известны, – иронически заметил молодой учёный. – Ради чего вы это рассказываете?
– Для разбега, и только, – улыбнулся Долинский.
– Ах, вот как! Ну хорошо, продолжайте!
– Итак, энергия есть мера движения при его превращениях из одной формы в другую. Положите в печь дрова, только от этого тепла не будет. Горят дрова – перед вами разнообразные формы движения материи: распадаются одни химические соединения, возникают другие, новые. И вот вы ощущаете тепло. Какое-то количество протекающего на ваших глазах многообразного движения материи (веществ, образующих «дрова») приобрело особую – тепловую – форму, превратилось в тепловую энергию.
Наше Солнце – могучий источник энергии. Разного рода химические и физические процессы, протекающие в нём, сопровождаются излучением света, выделением тепла, образованием магнитных и всяких иных волн. При «этом масса Солнца уплотняется. Например, из четырёх ядер атома водорода образуется одно ядро атома гелия.
– Да, – возразил учёный, – но ведь все эти процессы протекают на Солнце, а температура его измеряется миллионами градусов. Мы же имеем дело с Землей и, главное, с человеком. Его и на тысячную долю этой температуры не нагреешь – сгорит!
– Я и не собираюсь его нагревать. Я рассказывал вам об этом лишь для того, чтобы показать, в чём принцип моего аппарата. Вмешавшись в формы движения материи и резко изменив их, я рассчитываю изменить массу материи, а тогда…
– Но что же будет потом? Ведь если такой опыт пройдёт успешно, то человек навсегда останется микроскопически маленьким.
– Нет, отчего же. Существуют и обратные процессы, и я надеюсь, что сумею вернуть моему микролилипуту прежние, нормальные размеры.
– Невероятно! – воскликнул молодой учёный. – Такие превращения возможны только в сказках!
– А разве мы уже не осуществили большинство сказочных чудес? Разве человек не летает быстрее птицы, не спускается в бездны океана? Разве радиоволны не связывают нас в одно мгновение с тридесятым царством? Разве всевидящее око радиолокатора не побеждает туман и ночную мглу? Разве простая электрическая лампочка не сверкает ярче пера сказочной жар-птицы? Так почему же невозможно уменьшить размеры человека? Мои расчёты показывают, что технически это вполне осуществимая задача. И, если удастся создать необходимую аппаратуру, вы представляете, что это даст вам – учёному-микробиологу? Вы сможете наблюдать микромир в его природной среде! Вы сможете проникнуть в любое растение, расхаживать по его клеткам, как у себя дома. А?
Сергей Петрович с таким воодушевлением рисовал картину возможных исследований, что в конце концов увлёк ею учёных. Он «заразил» этой идеей и двух своих товарищей – инженеров Владимира Яковлевича Ваду и Анатолия Степановича Кривошеина. Втроём они лихорадочно принялись за детальную разработку проекта удивительной аппаратуры, посвящая этому делу все свободные часы.
Когда проект был готов, они втроём отправились с докладом в Москву.
Аппарат был настолько необычен, что понадобилось немало времени, чтобы заставить внимательно выслушать себя.
Но в конце концов им заинтересовались. Инженеры получили возможность построить опытную установку.
И вот на окраине Джохора вырос удивительный «домик». Самое сердце механизма находилось далеко от него, в специально выстроенном под землёй помещении, строго охраняемом.
В самом же «домике» находилось только управление. Каждый, кто входил в аппаратную, видел лишь приборы, кнопки, рычажки, лампочки.
Лабораторию, во избежание всяких неожиданностей, обнесли высокой оградой с колючей проволокой наверху. Вход в «домик» стерегли особые механизмы; их включали, когда оттуда уходили немногочисленные сотрудники. Если бы кто-либо попытался тайно проникнуть в лабораторию, не имея специальных ключей, электрические «сторожа» принялись бы отчаянно трезвонить.
Да и собаки поднимали лай. Это были псы старика садовника, который ухаживал за опытным садом при лаборатории. Садовник не доверял «сторожам»-механизмам и держал здесь своих собак. Инженеры смеялись над ним, но собак не прогоняли.
Тима часто приносил им кости, сахар и приручил сердитых псов. При виде него они радостно виляли хвостами.
Тима часто бывал в лаборатории. Видя интерес сына к «домику», Сергей Петрович охотно брал его туда с собой. Тима научился включать приборы и, бывало, даже кое в чём помогал отцу.
Учёные-микробиологи с опаской относились к эксперименту превращения в микролилипутов. И вот однажды Сергей Петрович, чтобы доказать безукоризненность работы аппарата, смело превратил в микролилипута своего сына. Вместе с ним он совершил путешествие в лист клёна.
С той поры недоверие учёных было сломлено. Опытная лаборатория чётко работала уже полгода.
Сейчас опыты пришлось приостановить, потому что Кривошеий ушёл в отпуск, а Сергей Петрович с Вадой уехали в Москву за дополнительными аппаратами для лаборатории, которые изготавливались по их заказу на одном из московских заводов.
Но, уезжая, они просили Кривошеина приглядывать за лабораторией. Мало ли что может произойти в их отсутствие! Из-за этого Кривошеин остался в Джохоре, никуда не уехал. Впрочем, это он только так говорил. На самом деле его вполне устраивал отпуск в Джохоре: он знал отличные места, где водилось много рыбы, а ему, страстному любителю-рыболову, больше ничего и не нужно было.
* * *
В этот ранний час улицы были пустынны. Но юные заговорщики шли, всё время оглядываясь, не увидит ли их кто-нибудь.
– Скоро начнут поливать улицы, – торопил Тима. – Прибавьте шагу, ребята!
– Ну и что же? – решила Катя. – Вид у нас такой, будто мы идём в горы: рюкзаки за спиной, палатка – всё, как полагается.
– Тем более обратят внимание, если увидят, что мы входим в «домик»! – настаивал Тима.
Когда Тима стал открывать калитку, послышалось глухое рычание собак.
– Ну, ну, Султан, Джида, это я! – крикнул Тима, вошёл во двор и поспешно прикрыл за собой калитку. – Постойте тут, ребята, я уберу собак.
Со свёртком, где были заранее припасены кости и сахар, он пошёл к сарайчику. Когда лаборатория работала, садовник на день запирал своих псов в сарай, чтобы они не пугали посетителей.
Тима свистнул, и собаки рысцой потрусили за ним. Тима бросил им еду в сарай. Собаки принялись за угощение, а Тима воспользовался этим и, быстро задвинув засов, вернулся к калитке, чтобы впустить товарищей. Потом открыл входную дверь лаборатории, втолкнул туда ребят и опять велел им ждать. Делал он всё быстро и молча. Снова вернулся к сараю. Отодвинул засов. Оставлять собак в сарае нельзя: придёт садовник и сразу же обнаружит, что кто-то здесь был. Поднимет шум, и тогда всё пропало.
Едва Тима открыл сарай, как собаки, несмотря на соблазнительные кости, бросились к дверям лаборатория, злобно рыча и скаля зубы.
Тиме даже стало страшновато. Но он повелительно крикнул им:
– На место!
И собаки нехотя ушли прочь.
Тима облегчённо вздохнул. Он вошёл в лабораторию, быстро захлопнув за собой дверь. Щёлкнул замок. Ребята вздрогнули. Этот щелчок как бы отделял их от внешнего мира. Так им показалось.
– Ну, как вы тут? – спросил Тима.
– Ничего. Ждём тебя.
– Да вы бы дальше прошли, а то топчетесь у двери.
– Ты же не велел, – сказала Катя.
Она заметно притихла.
Поднявшись вслед за Тимой по трём ступенькам, Катя, Виктор и Ван, осторожно ступая, вошли в просторный коридор. Через застеклённую дверь, которая вела в аппаратную, лился свет.
Первое, что они увидели, перешагнув порог аппаратной, – это широкое, во всю стену, окно прямо против двери и дерево, растущее за ним.
– То самое?.. – почему-то шёпотом спросила Катя.
Вся её весёлость исчезла бесследно. Лицо у неё было напряжённое, испуганное.
– То самое, – спокойно подтвердил Тима. – Вот что, ребята, давайте-ка сюда, в этот чуланчик, спрячем наши рюкзаки и прочее. Я и ключи от лаборатории там оставлю.
Тима открыл маленькую дверцу в стене и стал снимать свой рюкзак. За ним последовали и остальные.
– Ну так, – сказал Тима, с удовольствием расправляя плечи. – Он мне надоел, этот рюкзак… Катя, давай твой.
Катя молча подала. Она остановилась посреди аппаратной, боязливо озираясь. Ван тоже осматривался. Он был здесь впервые. Виктор, заложив руки в карманы, разглядывал пульт управления.
– Та-ак, – неопределённо произнёс он. – Та-ак… Скажи, Тима, как ты разбираешься во всей этой чехарде?
– Почему – чехарде? – удивился Тима. – Здесь всё очень просто, а научиться нажимать кнопки и поворачивать рычаги дело нехитрое.
– А ты наверняка ничего не напутаешь? – вдруг решительно повернулся Виктор.
– Что, струсил? – хитро прищурился Тима.
– Не то чтобы струсил, но согласись, не очень-то приятно остаться на всю жизнь микролилипутом.
– Разве это возможно? – заволновалась Катя. – Ты же, Тима, говорил, что способ совершенно безопасный.
– Я и сейчас это повторю, – возразил Тима. – Ведь не я, а он сомневается. – Тима кивнул в сторону Виктора.
Тот снова повернулся ко всем спиной, делая вид, что рассматривает механизмы.
– Ой, ребята, – вдруг жалобно сказала Катя, – мне стало так страшно, так страшно!..
– Ах, вот как! – возмутился Тима. – То уговаривала, уговаривала, чуть не плакала, так хотела «необыкновенного»! Вы оба, – Тима жестом руки объединил Катю и Виктора, – кричали об этом целый час, а теперь на попятную?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24