Твою мать, профессионально работают здесь, в Катании, сказал себе Фрэнк.
– Good idea, – ответил он. – Думаю, что мы отправимся к мосту Капинера, моя подруга настойчиво просит показать его ей. Знаете, эти женщины…
– Отличная мысль! Вы просто обязаны показать мост Капинера вашей подруге. А затем ваша подруга должна показать этот мост вам!
Фрэнк рассмеялся.
– See you later – увидимся позже, Сал! – сказал он.
– Доброго здоровья, Фрэнк, – ответил дядя Сал.
Когда дядя Сал желал кому-нибудь «доброго здоровья», это означало, что он уделяет этому человеку особое внимание. Слыша его слова, Туччо и Нуччо прямо-таки заходились от смеха, потому что их работа как раз и заключалась в том, чтобы превращать это самое «доброе здоровье» в его противоположность. Дядя Сал с невозмутимым видом отключил телефон, снова вспомнив Леолуку Фаваротту, которому, кстати, и принадлежала хохма насчет «доброго здоровья». В 49-м году в «Эден Билиарди» один тип осмелился обратиться к нему на «ты». «Что ты делаешь сегодня вечером, Лукино? – спросил он. – Не хочешь показать мне еще пару бильярдных фокусов?» Леолука Фаваротта сначала предложил ему выпить за «доброе здоровье», а потом набил морду, врезав пять раз по одной щеке и два раза – по другой.
Возбужденный Нуччо продолжал хохотать, выкрикивая в паузах: «Твою мать, теперь начнем мочить еще и американцев!»
Нуччо чертовски нравилось в «Эден Билиарди»! Сидеть рядом с элегантным и благоухающим боссом, выслушивая от него, что ему, Нуччо, предстоит сделать, и с лучшим дружком Туччо, таким же решительным и умелым, как и он сам.
Тр-рак! Ударом ладони Нуччо заставил прокрутиться барабан отлично смазанного револьвера, чтобы убедиться, что тот легко вращается.
Дядя Сал холодно посмотрел ему в глаза.
– Смотрите не наделайте глупостей, как с бригадиром, – сказал он. – Американец – дурак, сам подписал контракт. А в бизнесе тот, кто ошибается, должен платить.
Вся ошибка Фрэнка состояла в том, что он согласился возглавить «Старшип», но дяде Салу это представлялось достаточно весомой причиной, чтобы его убрать.
Туччо судорожно сглотнул: после этой паскудной истории с бригадиром он чувствовал себя не в своей тарелке.
– Э-ге-гей! – жизнерадостно завопил Нуччо. – Пойдем мочить америкашек!
– Ты что, охренел? – одернул его Туччо.
– Вы готовы или нет? – строго спросил дядя Сал.
Туччо и Нуччо энергично кивнули, подтверждая, что готовы.
– Тогда так, – глядя на Туччо, сказал дядя Сал. – Нуччо займется американцем и его потаскухой, и чем больше вреда он им причинит, тем лучше. И возьми вот это, – он протянул Нуччо ружье, – будет понадежнее пистолета. Когда закончишь, принесешь ружье мне в «Миндальную пасту». И сделай это сразу, а не как в прошлый раз. Ты меня понял?
– Конечно, – ответил Нуччо. – Конечно, все будет, как вы приказали, босс.
– Вот и отлично, – сказал дядя Сал. – Теперь ты, Туччо. Ты пойдешь к Соннино и скажешь ему, что я хочу с ним поговорить. Если он тебя спросит о чем, скажешь, что тебе это неизвестно. А там посмотрим. Может, нам одним махом удастся убрать с дороги и Соннино.
Он твердо придерживался правила никого не отправлять на важное дело в одиночку и потому добавил:
– Возьмешь с собой Нунцио Алиотро.
Пока синьорина Нишеми говорила по телефону…
Пока синьорина Нишеми говорила по телефону, перед стеклянной, отделанной латунью дверью офиса «Миндальной пасты Скали» появились Пиппино и дон Лу.
– Ну да, я надела мини… Ну, эту, из джинсовки с маргаритками… И она порвалась! Прямо на мне утром лопнула! Нуда, те самые, на высоком каблуке… Черт, еще немного, и я бы себе нос расквасила! Конечно, можешь сделать мне эхографию, я вполне в форме… Ой, подожди, там кто-то пришел… Помолчи, я сказала! Я тебе перезвоню. Попозже перезвоню!
Синьорина Нишеми опустила трубку, покрутила во все стороны головой, закинула ногу на ногу и снова принялась крутить головой.
– Черт, – ругнулась она, вскочила, схватила стопку бланков, вернулась к стулу и снова уселась нога на ногу.
В комнату вошел дон Лу. За ним, отставая на пару шагов, шествовал Пиппино.
Двое мужчин, у одного превосходная фигура, другой постарше и выглядит так, словно с минуты на минуту отправится к праотцам, отметила про себя синьорина Нишеми, слегка ерзая на стуле, отчего пришел в движение и ее впечатляющих размеров бюст.
Тут же ей пришло в голову, что такие лица обычно бывают у тех, кто отправляет к праотцам других, и она принялась судорожно перекладывать бумаги на столе.
– Добрый день, – поздоровалась она. – Столько работы, прямо не продохнуть…
– Добрый день, – отозвался Пиппино. – Синьор Шортино здесь?
– Синьор Шортино здесь. Извините, как мне о вас доложить?…
– Скажите синьору Шортино, что пришел дон Лу Шортино, – сказал Пиппино.
Синьорина Нишеми сняла телефонную трубку и набрала номер.
– Алло! – начала она. – Скажите, вас зовут Лу Шортино? Правда? Как почему? Потому что пришел еще один человек, и его зовут точно так же! А-а! Хорошо, хорошо. Прошу вас, второй этаж налево.
Пиппино посмотрел на дона Лу.
Тот кивнул и, нетвердо ступая больными ногами, но ни капли не сутулясь, первым направился к деревянной лестнице.
Пиппино остался стоять на месте, у полукруглой витрины, в которой красовались образцы изделий из миндальной пасты на серебряных подносах. Из витрины лились звуки вальса Штрауса.
– А это что еще за хреновина? – удивился дон Лу, входя в комнату. Он, конечно, и сам прекрасно видел, что Лу за столом собирал crossbow, и задал свой вопрос, чтобы скрыть чувства при виде любимого внука.
– Это арбалет, – ответил Лу, заворачивая оружие в газету. Затем встал и обнял деда.
– Вот и молодец! Убери его подальше! Эти штуки очень опасны. Жена Артура Гели, представляешь, начиталась Zen and the Archery или Zen, the Art of Archery, в общем, какой-то такой дребедени, съехала с катушек и убила мужа такой вот хреновиной, – ворчливо сказал дон Лу, усаживаясь на стул.
– Ну вот, дед, ты войти не успел, а уже начинаешь рассказывать всякие страшилки!
– Кроме шуток, Лу, я очень сердит! – Дон Лу попытался встать со стула, но это ему не удалось, и он выругался, а затем глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
– Мы можем спокойно говорить в этом гнусном месте? – спросил он.
– Не беспокойся, дед, в этой комнате нет bugs.
– Я был в Марцамеми, и Джакоббо дал мне понять, что мы должны сменить друзей. «Я больше не верю в бобы, – сказал он мне. А потом добавил: – Забудем о миндальных пирожных». Эх, если б мы были в Нью-Йорке, я сначала послал бы Пиппино за Джорджино Фавароттой, а потом сказал бы ему: «Джорджино, твой брат поступил мудро, позволив себя застрелить, иначе он был бы обречен жить рядом с таким дерьмом, как ты». Потом я бы ушел, но этот негодяй уже понял бы, что он не заслуживает чести принадлежать к Семье. А что касается Сала Скали, мать его, я бы только намекнул Пиппино, что хочу видеть его в морге, мертвым, остывшим и выпотрошенным, с биркой на большом пальце ноги. И чтоб он лежал там такой же шустрый, как вяленая треска. Но мы на Сицилии, Лу. Здесь мы, американцы, не имеем права выступать. Здесь в 43-м даже дон Витоне и Макс Муньяни вели себя тихо, сидели в уголке и выполняли приказы Пиппино Руссо и Ванни Сакко. Хорошо еще, что этим идиотам из US Army хватило дури доверить Максу фармацевтические склады, а там, как ты можешь догадаться, хранился морфин! И дон Витоне в конце концов прекрасно устроился: продавал через black market армейский хлеб, масло, сахар и кофе. Но при этом они оба с полным почтением относились к местным донам. Потому что, запоминай, Лу, местные доны всегда в авторитете! И мы здесь должны уважать дона Виртуде! Если Виртуде скажет нам, чтобы мы пошли и трахнули джару, мы пойдем и трахнем джару; если он скажет, чтобы мы платили за крышу аптекарю, мы будем платить за крышу аптекарю, и, если он не велит нам совершить какую-нибудь отчаянную глупость, мы не станем ее совершать. Видишь ли, Лу, я, Джакоббо, Виртуде, Ла Бруна, Фаваротта, Сал Скали и даже этот мудила, как его, черт… Фрэнк Эрра! Ну да, и Фрэнк Эрра тоже… Мы все – organic matter, Лу, единый живой организм, и, как каждый живой организм, чтобы не загнуться, мы должны несколько раз за нашу жизнь сбрасывать отжившие клетки. И сейчас нам нужно определить, от каких клеток следует избавиться, чтоб им ни дна ни покрышки!
– Ты хорошо видишь вон тот нож? – спросил Лу, ткнув пальцем на письменный стол. – Это просто нож для прививки растений с перламутровой ручкой.
– У меня плохо с ногами, Лу, но на зрение я пока не жалуюсь. При чем здесь этот нож?
– Он помог мне заполучить арбалет и триста евро.
– Ты что, вляпался в вооруженное ограбление?!
– Much worse! Я просто пригрозил этим ножом несчастному старику в лавке!
Дон Лу вновь попытался встать, у него опять ничего не вышло, и он еще раз выругался.
– Ты можешь мне объяснить, зачем ты это сделал? – с тревогой в голосе спросил он.
– Меня попросил об этом Сал Скали. Взять на испуг старика, чтобы тот не запел, когда его прижмут. Дружок его племянника Тони грабанул лавку старика и уложил полицейского.
– Твою мать! И Сал Скали послал моего внука на такое дело?! У него что, нет для этого своих парней?
– Он сказал, что туда должен пойти именно я.
– Почему ты?
– Он сказал, что, если я откажусь оказать ему эту услугу, он воспримет это как неуважение к себе.
– Мать его так и разэтак! Неуважение – это посылать тебя выполнять такую работу! Ты его гость!
Дон Лу ударил кулаком по подлокотнику кресла, в который уже раз выругался и попытался встать. Это ему удалось. Он трижды обошел комнату.
– Фрэнк Эрра прилетает в Катанию, а Сал Скали заставляет моего внука делать не пойми что… И это после вооруженного налета!..
– Фрэнк Эрра в Катании?!
– Да, он уже в «Сентрал-Палас-отеле». В компании со своим охранником, своей шлюхой и Леонардом Трентом! И, насколько мне известно, Сал Скали в курсе.
– Тогда берем Сала Скали и отсекаем его, как отжившую клетку, дед!
– Лу, Лу… Ты так ни хрена и не понял! Сейчас мы можем только обсуждать, а не действовать. Позвони этому говнюку и скажи ему, что твой дед хотел бы переброситься с его светлостью парой слов в «Сентрал-Палас-отеле». И еще постарайся разузнать, где бы мы могли найти Соннино. Настало время с ним познакомиться.
В то же самое время этажом ниже синьорина Нишеми угощала Пиппино кофе. Она держала поднос на уровне бюста, чтобы Пиппино мог по достоинству оценить его великолепие. Пиппино взял чашку, не отрывая взгляда от витрины, в которой миниатюрная сицилийская повозка, украшенная виртуозно выполненными фигурками французских паладинов, катилась, до краев нагруженная миндальными пирожными Скали.
Что за мужики пошли, если их даже такое не волнует… разочарованно думала синьорина Нишеми, возвращаясь к своему креслу у входа.
Утром Четтина проснулась…
Утром Четтина проснулась и сразу же вскочила с кровати, едва не стукнувшись макушкой о потолок. Так с ней было всегда, с тех пор как она вышла замуж за Тони.
В дни после барбекю приходилось напрягаться еще больше, чем во время самой вечеринки. Гости оставляли за собой груду объедков и горы мусора, так что работы по уборке дома и сада у нее было невпроворот.
Как-то на выставке в Мессине Тони выпросил нечто вроде разборного балдахина, который именовал арабским шатром. После своих барбекю он всегда выносил его в сад – с полным набором подушек, кальянов и колокольчиков, потому что считал, что чувство гостеприимства сицилийцы унаследовали от арабов, для которых самое святое – лошади и гости. Он так впечатлился этой идеей, что однажды ночью внезапно проснулся и, сонно тараща глаза, спросил у Четтины: «Как по-твоему, Четтина, а не стоит нам приглашать на барбекю и лошадей?» После чего спокойно заснул.
В дни после барбекю – и, слава тебе Господи, никогда в дни барбекю – Тони устраивал то, что он называл catering. А чтобы его слышали официанты, которых он нанимал на время приема гостей в арабском шатре, он пользовался свистком.
Именно звук свистка и разбудил сегодня утром Четтину.
Четтина встала, нащупала ногами тапки и в таком виде – в дырявом халате, тапках и с всклоченными волосами – вышла в сад.
Тони сидел в шатре с откинутым пологом в парчовом халате и туфлях с острыми загнутыми носами.
Четтина прошла мимо официанта в белой, слишком узкой куртке, который держал в руках поднос с кофе по-турецки.
Она уже давно убедилась, что официанты с педерастическими наклонностями годятся только для catering. Рестораны таких не берут: никогда не знаешь, как к этому отнесутся клиенты.
Официант с подносом томно склонился перед Тони. Рядом с хозяином дома сидел владелец автомастерской Феличе Романо в свободных шортах и рубашке, которую Четтина – вот ей же ей! – видела на его жене. Здесь же развалился на подушках местный портной Анджело Коломбо в перламутрово-серых брюках, синем блейзере с позолоченными пуговицами и белой капитанской фуражке.
Заметив Четтину, Тони вскочил, словно подброшенный пружиной, бросился к ней, схватил за руку и поволок на кухню.
На кухне гремела танцевальная музыка, под которую, задрав руки к потолку, в ожидании кофе раскачивались три официанта.
Тони зашипел что-то Четтине в ухо, но она вдруг тоже подняла руки и в такт музыке задвигала бедрами, давая ему понять, что, когда так орет музыка, она все равно ничего не слышит.
Тони обвел взором кухню, тряхнул головой, опять схватил Четтину за руку и потащил в гостиную.
– Какого черта ты расхаживаешь расхристанная как не знаю кто! – набросился он на жену, не забыв захлопнуть за собой дверь. – Что это за мода – лезть в арабский шатер в таком виде, как будто ты сбежала из дурдома?
– А что такого? Можно подумать, Феличе и Анджело никогда не видели женщину в домашнем халате!
Тони принялся обмахивать лицо руками, словно двумя опахалами.
Черт, сейчас взорвется! – мелькнуло у Четтины.
Но нет, Тони сдержался.
Зато Четтина с ужасом увидела, как в его руке откуда ни возьмись возникла первая за день ментоловая сигарета. Он курил, глядя в сад через окно, и пытался успокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25