– Это хорошо, что он быстро соображает, не то создал бы мне кучу проблем.
«Бык» повернулся к дяде Салу.
– Дон Джорджино уверен, что за неделю вы решите проблему, – сказал он.
– Передай дону Джорджино, что Сал Скали проблему уже решил.
– Он говорит, что про… – начал «бык».
– Я что, глухой? – перебил его дон Джорджино. – Я все слышал. И вообще, не погулять ли вам, ребята? Вы слыхали, он проблему уже решил. Сейчас он сядет поближе и расскажет мне, как он ее решил. – Он пожал руку левому «быку» и продолжил: – Раз Скали говорит, что проблема решена, значит, так оно и есть.
«Быки» переглянулись, сняли солнечные очки и, не проронив ни слова, вышли.
Едва дверь за ними закрылась, дядя Сал пересел на стул рядом с доном Джорджино.
– Ну, Сал, рассказывай, – предложил тот.
– Все в порядке, – начал дядя Сал, – как вы и распорядились, босс. Сегодня вечером младший из Шортино познакомится с этим отмороженным наркоманом. Дядю Миммо он уже навестил и слегка припугнул его. Теперь, как вы и велели, босс, мы пошлем к полицейским человека, который скажет, что американец хочет свалить все на Сала Скали и обвинить в убийстве придурка-наркомана и еще двух парней, которые случайно оказались возле дяди Миммо. Наша цель – очернить меня перед полицией, выставить человеком, не умеющим держать слово. Ну а дальше… Взявший меч…
– Хорошо, хорошо! – одобрил дон Джорджино. – Сделай все как полагается. У нас все готово, чтобы на следующей неделе принять посылку, которую Ла Бруна отправляет из Америки, а мы должны доставить по назначению.
Когда-то Лу Шортино-старший жил в Бруклине
Когда-то Лу Шортино-старший жил в Бруклине. Потом он перебрался в Нью-Джерси, где завел себе прекрасный дом с лошадьми Ди Кирико на стенах, концертным роялем в зале и одетыми с иголочки «быками» в саду. Однако с тех пор, как дон Лу оставил Бруклин, он больше не чувствовал себя комфортно. Там у него в neighbours были Катрин и Чарли Скорсезе, которые безумно гордились своим сыном, всемирно известным режиссером. Там остались все его dreams, все его experiences. Как-то раз в дверь его дома постучал Миннелли собственной персоной. Слишком уж scented, на взгляд дона Лу. В те годы он был еще преисполненным лучших надежд юношей, но уже научился с ходу распознавать уходящую натуру. По распоряжению Гамбино он сопровождал его на party, чтобы защитить от возможной непочтительности.
Черт возьми, что это была за вечеринка! Здесь были все! Мэрилин, Джо, но главное – он, великий Фрэнк – тот самый, про которого каждому сразу ясно – отличный парень! Лу Шортино-старший любил вспоминать, что там между ними произошло. Он попросил у Фрэнка Синатры сигарету. «Паренек, у меня нет сигарет, – ответил ему Фрэнк. – Да? Ну, ничего, Фрэнк. – А Фрэнк ему: – А как тебя зовут, паренек? – Лу Шортино. – Подожди меня, Лу». Он куда-то исчез, а через некоторое время вернулся с огромным серебряным блюдом, полным сигарет. Позже дон Лу прочитал эту историю в одном журнале. Какой-то сукин сын утверждал, что она случилась именно с ним, хотя он просто украл ее у него. А может, этим сукиным сыном оказался сам Фрэнк – не исключено, что он разыгрывал эту сценку с сигаретами не один раз.
Из бруклинских времен и детства дон Лу лучше всего помнил Сола Тренто. Лу и Сол, так их звали все в Бруклине. Сол Тренто был для него больше чем друг, он был ему как брат, хотя и родился не на Сицилии, а в Баколи, городишке неподалеку от Неаполя. В один прекрасный день семейство Тренто решило перебраться в Пенсильванию. Дон Лу сказал Солу: «Where are you goin’, куда ты собрался, твою мать! Тянет пожить среди пастухов?» В Пенсильвании Сол выдержал всего месяца два, а затем сбежал в Бруклин, провернул на пару с Лу кое-какие делишки и женился на Дженни Тальякоццо. И только на свадьбе, на прекрасной Jewish wedding со всеми положенными причитаниями, Лу открылось, что Сол – еврей. Ни хрена себе, еврей из Баколи, провинция Неаполь! Но Лу все равно очень любил Сола. Он так сильно его любил, что, когда тот совсем еще молодым умер, Лу стал втихаря помогать Дженни, а в дальнейшем сыновьям Дженни и сыновьям сыновей Дженни. Среди последних оказался и Леонард, этот недоумок, вздумавший поменять фамилию Тренто на Трент.
Когда дона Лу посетила блестящая идея начать отмывать money с помощью movies, он, естественно, сразу же вспомнил о Леонарде. Он хотел сделать его похожим на сына Катрин и Чарли Скорсезе. Парень сначала немного поартачился – он мнил себя артистом, потому что получил диплом в киношколе Виллидж-Войс. А потом придумал гениальную штуку: соединить в одном флаконе movies и строительство!
– Ну что, Леонард, как дела у твоей кузины, этой старой девы из Пенсильвании? – Сидя в зале своего шикарного особняка в Нью-Джерси, дон Лу неспешно пил амаретто «Ди Саранно» с двумя кубиками льда. Леонард Трент приехал доложить ему о том, что творится в «Старшип», о своем разговоре с Фрэнком Эррой, о премьере в Италии и так далее.
– Next week she'll get married, дон Лу! – сказал Леонард. – В одном паршивом полупустом кинотеатре в Пенсильвании, где шел мой «Тенор», она познакомилась с вдовым дантистом.
– Вот видишь, и от нас есть польза! – улыбнулся дон Лу.
– И еще какая, дон Лу! – воскликнул Леонард. – Еще какая! I can't imagine «Старший» в руках такого засранца, как Фрэнк Эрра!
– Что он собой представляет?
– Overdressed, метр с кепкой, в общем, кусок свиного сала, дон Лу!
– Я не то имел в виду. Какой у него характер? Спесивый? Скромный?
– Мой отец-неаполитанец говорил о таких: грош цена в базарный день, дон Лу!
– Всем buffers грош цена в базарный день, Леонард! Нельзя ставить между собой и «быками» слишком толкового человека, потому что рано или поздно слишком толковый постарается сам влезть на твое место, а тебя спихнет поближе к «быкам». Джон Л а Бруна не глуп, Леонард! Наверняка Фрэнк Эрра – подходящий человек!
– Что же мне делать, дон Лу? – спросил Леонард. – Лететь в Италию?
– М-да… – задумчиво произнес дон Лу и поставил бокал на столик справа от кресла. – Фрэнк Эрра приказы не отдает, он их исполняет. Если он собрался лететь в Италию, это означает только одно: так приказал ему Джон Ла Бруна. Но зачем? Зачем?…
Леонард Трент хранил вежливое молчание. Дон Лу положил руки на подлокотники и, кряхтя, поднялся из кресла.
Леонард каждый раз чувствовал волнение в присутствии этого седловласого old man, с живым и острым взглядом голубых глаз и с невероятно прямой спиной. Черт побери, думал он, наверняка таким был и мой дед: солидным, статным, способным, кажется, одним взглядом порезать тебя на куски. Настоящие мужики, не то что мы, слюнтяи!
Леонард Трент не мог знать, что его дед был добродушным сутулым коротышкой. Он никогда не видел его живьем, а все фотографии любимого Дженни Тальякоццо Сола сгорели во время пожара.
Нунцио и Агатино волновались
Нунцио и Агатино волновались. Как всегда, когда заведение «У Тони» посещала такая важная клиентка, как синьора Дзаппулла, они нацепили форму. Заказывая ее, Тони слизал фасон и цвет с мундира главных героев научно-фантастического телесериала 60-х годов, – по той простой причине, что они крайне напоминали парикмахеров.
Парикмахерский салон «У Тони» на улице Умберто представлял собой нечто среднее между ночным клубом и бразильской дискотекой. Дядя Сал, хоть и не воспринимал заведение племянника всерьез, все же нередко пользовался им, чтобы отмывать наличность. Делалось это так. Он приобретал строительные материалы и оборудование на каком-нибудь промышленном складе, преимущественно в Северной Италии, где можно найти все что захочешь, – от диванов, обитых леопардовыми шкурами, до зеркальных шаров, и платил чеком, датированным будущим числом. Затем, задрав цены до небес, он перепродавал все это самому себе или подставному лицу. Чем больше объем перепродажи, тем больше денег можно отмыть. Вот почему зеркальные шары в Катании стоят так дорого.
– Тони, тебе нужны мраморные полы?
– Дядя, как говорится… каждому святому своя часовня! Это было бы здорово!
– Туччо, пиши: мраморные полы. Тони, тебе нужны дорические колонны?
У Тони загорались глаза.
– Туччо, пиши: колонны дорические.
В мундирах героев сериала 60-х Нунцио и Агатино смотрелись прикольно. Кроме того, Агатино (здоровенный накачанный верзила, как в потугах остроумия звала его синьора Дзаппулла) носил японские сандалии, из которых торчали большие пальцы ног с желтыми ногтями. Зато коротышка Нунцио, напротив, предпочитал обувь на каблуках высотой сантиметров пятнадцать.
Оба волновались, потому что синьоре Дзаппулле, собиравшейся вечером на очередную политическую тусовку, перед укладкой уже помыли голову шампунем, а Тони все еще не появился.
– У него что, проблемы с цветной бумагой? – складывая газету, озабоченно спросила синьора Дзаппулла – шикарная для своих пятидесяти лет дама, к сожалению обладавшая жутко противным голосом.
– Да вы о чем, какие проблемы у Тони? – с наигранной веселостью заметил Агатино, выглядывая на улицу.
– Видите ли, синьора Фальсаперла, – вступил Нунцио, собираясь обработать шампунем волосы еще одной клиентки, – сегодня Тони готовит для синьоры Дзаппуллы фирменное блюдо!
– Какая прелесть! – отозвалась синьора Фальсаперла, возлежа в позе роженицы, с задранными вверх босыми ногами, поскольку Нунцио только что закончил делать ей педикюр. Чтобы лак не смазался, он запихнул ей между пальцами ватные тампоны, отчего пальцы стали похожи на гигантских улиток.
«Фирменным блюдом» в салоне «У Тони» называли бумажные вставки в прическу, подбиравшиеся в тон платью клиентки. Тони пробовал декорировать волосы кальтаджиронской керамикой, морскими камнями, терракотовыми трубочками, но больше всего клиенткам нравилась цветная бумага.
– Сегодня у меня дома прием для политиков, – объяснила синьора Дзаппулла, – и Тони обещал мне сделать вставки цветов фракции моего мужа.
– Я всегда говорю Тони, – перебила ее синьора Фальсаперла, – что ему надо заняться политикой. Если ты умеешь наладить работу мясной лавки, ты и страной сможешь руководить. Не то что эти деятели типа Бруно Веспы, которые не знают даже, сколько стоит килограмм мяса. Вот и Тано, мой муж, то же самое говорит. Конечно, кое-кому цены в наших лавках кажутся слишком высокими, но это потому, что мы торгуем только аргентинской вырезкой…
– Я вообще считаю, что серьезную политику пора немного оживить, – в свою очередь, перебила ее синьора Дзаппулла. – Вы знаете, у того же Веспы всегда говорят о кухне и горничных. А у нас, черт возьми, прежде чем сесть за стол, все должны по очереди выразить соболезнования по поводу скончавшихся членов фракции.
– А что, – заинтересованно спросила синьора Фальсаперла, – опять прикончили кого-то из фракции вашего мужа?
– Вы что, не читаете газет? – удивилась синьора Дзаппулла.
– Разумеется, читаю, но, разумеется, не все подряд! – обиделась синьора Фальсаперла.
– Три дня назад убили министра культуры из Баули, – сообщила синьора Дзаппулла.
– Да ладно вам, эти рогоносцы-министры по культуре помирают только от голода, – усмехнулась синьора Фальсаперла.
– Что вы говорите, а я о таком даже не слышала, – ехидно проронила синьора Дзаппулла, возвращаясь к своей газете. – Как бы там ни было, я бы хотела сделать разноцветную прическу, чтобы хоть немного оживить атмосферу. Кстати, Тони придет когда-нибудь или его тоже убили?
Нунцио и Агатино переглянулись.
Тони просто засиделся в машине.
Он припарковал свой «фиат-127» оранжевого цвета недалеко от парикмахерской. Тоже наряженный в парадную форму, он с отсутствующим видом сидел в салоне, положив руки на руль, обтянутый синей замшей. На зеркале заднего вида все еще покачивался кружок ароматизированной резины в виде руля.
Тони заслушался Tragedy Би Джис.
Нцино был немым. То есть он все слышал, и голосовые связки у него были в норме, однако за всю свою жизнь он не произнес ни слова. Тем же психическим дефектом страдала его мать, и только поэтому на ней женился его отец. По той же самой причине дядя Сал взял Нцино себе в шоферы.
Поэтому, когда сегодня дядя Сал крикнул: «Мы что, все еще стоим? Я же тебе сказал, мать твою, к Тони, в салон! Я знал, что ты немой, но ты еще и глухой?» – Нцино не смог ответить: «Придумал бы что-нибудь новенькое, а то все одно и то же!» Он завел мотор и поехал, двигаясь рывками, потому что по пути к салону всегда нервничал и у него потели руки, хоть и были в перчатках.
В дверях салона «У Тони» показалась всклоченная голова тети Кармелы.
Агатино и Нунцио переглянулись.
– Боже всемилостивый! – ахнул Агатино, когда-то стажировавшийся в Милане.
– Тудыть твою… – пробормотал Нунцио, никогда не покидавший Катанию.
– День добрый, синьора! – Агатино растянул рот в улыбке. – Какой приятный сюрприз – видеть вас здесь! Только не говорите мне… Нет, прошу вас, ни слова… Надеюсь, на этот раз мы наконец-то уберем всю эту ужасную седину!
Тетя Кармела смотрела сквозь Агатино, словно не видя его и не слыша. Выпятив грудь, она прошла в салон, направляясь к похожему на викторианский трон креслу, уселась в него и прижала к груди сумку.
– Во-первых, я синьорина, – изрекла она. – Во-вторых, ничего на своей голове менять не собираюсь. А в-третьих, я пришла потому, что у меня встреча с моим племянником. Где он?
– Мы сами его давно ждем, – вступила в разговор синьора Дзаппулла. – Сегодня вечером у меня политический прием, а Тони все нет.
– Дорогая синьора Дзаппулла, – отозвалась тетя Кармела, – я вас не узнала из-за этой тряпки у вас на голове!
Tragedy…
Песня закончилась. Тони собрался запустить кассету по новой, но, словно внезапно проснувшись, опомнился.
– Твою мать! – заорал он, выскочил из машины, закрыл дверцу на ключ и рванул через улицу Умберто, забитую автомобилями, проскальзывая перед самыми радиаторами.
У двери салона он остановился и, переведя дух, вошел со спокойной улыбкой, как будто на минутку отлучался в соседний бар.
– Добрый день всем! Синьора Дзаппулла, мое почтение! – Тони наклонился и поцеловал ей руку. – Синьора Фальсаперла, мое почтение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25