Не могу сказать, что вся эта ис-
тория прошла для меня безболезненно. Я очень страдала, Соловьев. Я очень
тебя любила. Сегодня я пыталась понять, изменилось ли мое отношение к
тебе, и с удовлетворением увидела, что воспринимаю тебя совершенно спо-
койно. Я больше не начинаю дрожать от одного твоего взгляда и не теряю
голову, когда прикасаюсь к тебе. Ты стал Другим, и я стала другой. И я с
удивлением поняла, что могу снова начать любить тебя. Я, другая, могу
опять полюбить тебя, тоже другого. Просто новая встреча двух других лю-
дей. Но я, Соловьев, теперь хорошо умею управлять своими чувствами. Пов-
торяю, я МОГУ снова полюбить тебя, но весь вопрос в том, нужно ли это
делать. И если я решу, что не нужно, то и не стану этого делать. Без
проблем. С другой стороны, я могу решить, что нужно, а у меня все равно
ничего не получится. И теперь я хочу услышать твой ответ. Можно без пре-
дисловий и без длинных объяснений того, что произошло много лет назад.
Просто скажи, хочешь ли ты, чтобы я приезжала к тебе. Или ты хочешь,
чтобы я сейчас убралась отсюда и ты больше никогда меня не видел.
Ну вот, она сделала все для того, чтобы он пригласил ее приезжать. Ей
нужен этот дом и его хозяин, и если для того, чтобы приезжать сюда, нуж-
но лгать, она будет лгать. Притворяться. Строить из себя влюбленную.
Когда-то ей было очень больно, так больно, что, казалось, она не выжи-
вет. Но прошло больше десяти лет, в ее душе нет мстительного чувства к
этому мужчине, в ее душе по отношению к нему нет вообще ничего. Пусто.
Будто никогда ничего и не было. Но если для ее работы нужно причинить
боль ему, она не задумываясь на это пойдет. Больнее, чем было ей тогда,
просто не бывает. Но даже это, как она убедилась на собственном опыте,
можно пережить и не умереть. Так что и Соловьев переживет, если ему при-
дется перенести несколько неприятных минут, связанных с тем, что у него
откроются глаза на истинные чувства и побуждения женщины, к которой он
неравнодушен.
Соловьев взял ее за руку и потянул к себе. Настя соскочила с низкого
подоконника и села к нему на колени. Он целовал ее долго, очень нежно и
очень умело, то и дело отрываясь от ее губ и проводя губами по ее длин-
ной шее. Одной рукой он обнимал ее за спину, другой гладил и ласкал ее
грудь под свободным свитером. Настя чутко прислушивалась к себе. Она ни-
чего не чувствует. Боже мой, двенадцать лет назад она бы уже умерла от
таких ласк и прикосновений. А сейчас - ничего. Ей не было неприятно, ей
не хотелось вырваться и скривиться от омерзения, как если бы это был со-
вершенно посторонний мужик. Но и того восторга, который ее охватывал
когда-то, тоже не было.
Она осторожно отстранилась и высвободилась из его рук, снова пересев
на подоконник.
- Я не услышала ответа, Соловьев, Я так и не поняла, хочешь ли ты,
чтобы я приезжала сюда.
- Да ведь ты сама этого не хочешь.
Он посмотрел на нее внимательно и ласково своими невероятными теплыми
глазами.
- Не обманывай себя, Ася. Я не нужен тебе. Я - калека, а ты - молодая
здоровая женщина с нормальными физиологическими потребностями, которых я
не смогу удовлетворить. Ты ничего не чувствуешь, когда я тебя обнимаю.
Так зачем тебе все это?
- Я же говорила тебе, что ты не повзрослел за эти годы. Для тебя
по-прежнему на первом месте секс. Как был кобелем, так и остался. - Она
улыбнулась и погладила его по руке. - И ничего-то ты не понял. Я сейчас
поеду домой к своему заслуженному мужу, а ты на досуге подумай над тем,
что я сказала. Завтра я снова приеду, и мы поговорим. Надеюсь, твои де-
ловые друзья завтра не будут нам мешать. Все, Соловьев, я пошла. Прово-
жать меня не надо, я уйду потихоньку, чтобы не прощаться с твоими акула-
ми капитализма. Отсюда выход только в гостиную?
- Нет, вон та дверь ведет в прихожую.
- До завтра, дорогой, - насмешливо сказала она, уже стоя у самой две-
ри.
Он молча кивнул, не сводя с нее настороженного взгляда.
Настя тихонько выскользнула в прихожую. Дверь в гостиную была распах-
нута, и голоса доносились оттуда громко и отчетливо. Настя сделала пару
шагов в другую сторону и заглянула в кухню. Там помощник Андрей мирно
беседовал о чем-то с длинноусым соседом Женей Якимовым. Стало быть, в
комнате находятся только издатели.
Она осторожно, стараясь не шуметь, достала из шкафа куртку, прислуши-
ваясь к разговору.
- ...для этого дела нужна "газель", - говорил коммерческий директор
Автаев. - Больше никак не получится.
- Сложно это, - неуверенно ответил Воронец. - Столько усилий, а вдруг
все напрасно?
- Нечего тут обсуждать, - оборвал их Есипов. - Дело есть, и его нужно
сделать. Во что бы то ни стало...
Понятно, кто из них троих хозяин, думала Настя, аккуратно открывая
замок на входной двери.
Алексей Чистяков, растянувшись на диване, смотрел по телевизору де-
тектив. Рядом с диваном на полу стоял поднос с пустыми тарелками и чашка
с остатками чая. Настя поняла, что муж лежит перед телевизором давно, с
обеда.
- Ты что, Лешик? - озабоченно спросила она. - Заболел?
- Не-а, - он помотал рыжей шевелюрой. - Забастовал.
- Причина?
- Эти суки из колледжа не заплатили за курс. Сказали, что оплату про-
изведут после приема экзаменов. Дескать, посмотрят еще, как я курс про-
читал, чему мог студентов научить.
- А экзамены когда?
- В мае.
- Ничего себе! - присвистнула Настя. - Опять будем без денег сидеть?
Наша годовщина свадьбы накрывается железной крышкой.
- Очень изящный эвфемизм для обозначения медного таза, - прокомменти-
ровал муж.
Они поженились год назад, 13 мая. В этот же день зарегистрировал брак
Настин единокровный брат - сын ее отца от второго брака. Брат был так
счастлив, готовясь к двойной свадьбе, и строил шутливые планы совместных
празднований первой и всех последующих годовщин. Александр Каменский
настаивал на том, чтобы на первую годовщину всем четверым поехать в Па-
риж, на вторую - в Вену, на третью - в Рим. Настя отмахивалась, понимая,
что на деньги брата никуда не поедет, а своих собственных на такую по-
ездку все равно не будет. Леша мог бы зарабатывать очень прилично, если
бы принимал приглашения зарубежных университетов и подписывал с ними
контракты. Но уезжать без Насти он категорически не хотел, а Настя, в
свою очередь, отказывалась бросить работу. Поэтому приходилось почти
ежедневно решать проблемы латания дыр в семейном бюджете.
- Ужинать будешь? - спросил Алексей, вылезая из-под теплого клетчато-
го пледа и шаря ногами по полу в поисках вечно убегающих тапочек.
- Не хочу, спасибо.
- Где же это тебя кормили? Ты разве не с работы?
Она уже давно перестала решать для себя задачку "врать - не врать",
если речь шла о ее муже. Ответ был один: не врать. Лешка, во-первых, был
знаком с Настей с пятнадцати лет, знал ее как облупленную и совершение
не характерных для нее действий просекал мгновенно, тут же начиная по-
дозревать что-нибудь нечистое. Во-вторых, он был действительно талантли-
вым математиком, крупным ученым и обладал четким и свободным от эмоций
мышлением, что позволяло ему без труда разоблачать ложь. И в-третьих,
все, что произошло между Настей и Соловьевым много лет назад, было ему
известно. Он мужественно перенес эту историю, но пережитые страдания и
тот ужас, который он испытывал на протяжении почти полутора лет, ожидая,
что вот-вот потеряет единственную женщину, которую любит, оставили в его
душе след, который до сих пор не померк. При возникновении малейших по-
дозрений он начинал бешено ревновать, внутри у него все кипело и болело
от страха потерять непредсказуемую, непокорную и своевольную Анастасию -
единственную женщину, которая вообще была ему нужна в этой жизни. Поэто-
му Настя знала твердо: поводов для ревности Алексею давать нельзя, иначе
он сойдет с ума.
- Я была в гостях.
- В рабочее время? - Он удивленно посмотрел на нее. За Настей такого
не водилось. Она никогда не занималась личными делами в рабочее время.
- Это нужно для работы. Лешик, я была у Соловьева.
Она могла не спрашивать, помнит ли муж, кто такой Владимир Александ-
рович Соловьев. Она знала совершенно точно, что помнит.
- Вот как?
Он старался казаться спокойным, и Настя оценила это по достоинству.
- Он живет там, где мы ищем преступников. И мне нужен был повод, что-
бы там появиться. Более того, мне нужен повод, чтобы появляться там пос-
тоянно, пока мы не разберемся с нашим делом, и для этого Соловьев подхо-
дит как нельзя лучше. У нас был роман, который ничем хорошим не закон-
чился, но теперь он овдовел, и вполне естественно, что я попытаюсь восс-
тановить отношения. Ты понимаешь?
- Да, конечно. Это действительно вполне естественно. Мне что, гото-
виться к разводу?
- Леша, ну как тебе не стыдно!
Она села рядом с ним на диван, обняла за шею, прижалась щекой к его
плечу.
- Это работа, Лешенька. И больше ничего. Прошло столько лет, Соловьев
давно перестал меня волновать. Я уже большая девочка. И я прошу тебя, не
бери это в голову. Я могла бы скрывать от тебя, что снова вижусь с ним.
Ты бы никогда и не узнал. Но я не вижу, почему бы не сказать тебе об
этом. Соловьев не означает для меня сегодня ровно ничего. Пустое место.
Владелец дома, где мне необходимо регулярно бывать.
Алексей молчал, тихонько поглаживая жену по голове.
- А он... Он знает, что твои визиты к нему - это просто работа?
Зрит прямо в корень. Настя поежилась, теснее прижимаясь к нему. Обма-
ни такого попробуй. Себе дороже. Вообще-то, если бы Чистяков не был та-
ким умным, она бы не вышла за него замуж.
- Нет, солнышко, он этого не знает.
- Значит, он воспринимает тебя именно как свою бывшую любовницу?
- Леша!
- Асенька, мы с тобой знакомы двадцать лет, и давай не будем морочить
друг другу голову и выбирать выражения, когда обсуждаем важные вещи. Как
ты объяснила Соловьеву свое появление?
- Так, как ты и думаешь. Сказала, мол, хочу убедиться, что полностью
остыла к нему. У него сегодня день рождения. Воспользовалась поводом и
приехала.
- И как, убедилась?
- Убедилась. Леша, перестань ты, ради Бога, себя мучить. О том, что
Соловьев для меня ничего не значит, я знала еще несколько лет назад. И
мне совершенно не нужно было для этого ездить к нему домой. Но мне нужен
был повод, который я могла бы ему предъявить.
- А ты не боишься, что теперь, когда у него нет жены, он может воспы-
лать к тебе чувствами?
- Не боюсь. Если он не смог любить меня тогда, то и сейчас не сможет.
Мировой опыт показывает, что наличие или отсутствие супругов в этом деле
ровно никакой роли не играет. И потом, я не сказала тебе... Он инвалид.
Калека. Передвигается в инвалидной коляске.
- Несчастный случай?
- Не знаю пока. Он не захотел это обсуждать, а я не стала настаивать.
Но я это и без него узнаю, трудность невелика. Леш, давай забудем, а?
Что ты из ерунды проблему делаешь? Ты спросил, почему я не Хочу ужинать,
я ответила, что была в гостях у Соловьева. Ну и все, и проехали. Я могла
бы тебе сказать, что была в гостях у Тютькина или Хренкина, и ты спал бы
спокойно. Не думай ты о Соловьеве. Я люблю тебя, и замуж я вышла за те-
бя, и жить до самой старости я собираюсь с тобой. Пойдем пить чай.
Она встала с дивана и потянула мужа за руку. Глядя на его взлохмачен-
ную шевелюру, она невольно сравнивала Алексея с Соловьевым. Да, Володя,
бесспорно, Красивее. И взгляд у Лешки никогда не бывает таким теплым и
чарующим. Его зеленовато-коричневые глаза могут смотреть серьезно, ехид-
но, насмешливо, с откровенной издевкой, с нежной заботой. Но того насто-
ящего мужского взгляда, от которого опускаются руки и в голове мутится,
у Чистякова не было. Может быть, поэтому Настя и любила его, своего ры-
жего гения математики. Больше всего она терпеть не могла самцов - муж-
чин, уверенных в том, что их сексуальная притягательность помогает
властвовать над женщинами, подчинять их своей воле. Мужчин, уверенных в
том, что предназначение женщины - испытывать оргазм и производить по-
томство и подчиняться она должна тому мужчине, который помогает или поз-
воляет ей свое предназначение исполнять.
Гости давно ушли, а Соловьев все сидел в кабинете, отпустив Андрея
наверх и сказав, что ляжет спать без его помощи. Визит Анастасии выбил
его из колеи. То, что произошло много лет назад, было постыдным, и вспо-
минать об этом ему всегда было неприятно. А коль неприятно, так он и не
вспоминал.
Он никогда не был бойцом, умеющим настаивать на том, что сам считал
правильным и необходимым. Ему всегда легче было подчиниться обстоя-
тельствам, чем пытаться подчинить их себе, своим желаниям и устремлени-
ям. Пусть идет как идет. Пусть будет как есть. Как случилось - так слу-
чилось. Когда он понял, что дочка его научного руководителя влюблена в
него до помрачения рассудка, ему было проще пойти навстречу обстоя-
тельствам и закрутить с ней ненужный и тягостный для него роман, чем
постепенно и деликатно переводить отношения на дружеские рельсы, стара-
ясь не обидеть и не ранить молодую девушку. Он привык плыть по течению,
а не сопротивляться.
Соловьев видел, как она страдала, и понимал, что своим поведением
причинил ей боль, сначала заставив поверить, что тоже любит ее, а потом
не сумев скрыть правду. Но осознание собственной вины было для него тя-
гостным, и он предпочел не думать об этом. Не вспоминать. Забыть. И это
ему вполне удалось.
Зачем она явилась сейчас? Дразнит? Наслаждается видом его беспомощ-
ности, радуется его страданиям? Но она его уже не любит, это он видит
совершенно ясно. Хотя, впрочем... Как знать. То, что не заводится от
первого же прикосновения, еще ничего не означает.
Возраст все-таки. Сколько, она сказала? Скоро тридцать шесть. Она
стала холодной и рассудочной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10