Обращался в магазин Водолей
Размеренно крутя педали, Арабелла привычно формулировала: «Кроссовки, никербокеры, повязка на волосах – можно подумать, что она никуда и не уезжала. Просто это освежающая велосипедная прогулка после утомительного дня за компьютером». Слова послушно складывались во фразы, но все-таки это не успокаивало – щемящее чувство неудовлетворенности засело где-то совсем глубоко и не желало покидать ее даже здесь, в Лондоне, который раньше устранял любой внутренний кавардак в ее душе – но не сейчас.
Арабелла еще не осознала того, что вернулась домой – ее поездки обычно были продолжительными, и еще совсем недавно ей казалось, что никто и ничто не способно отобрать у нее эйфорию творчества, в которой она купалась каждый раз, когда работала над книгами.
В самолете, оторвавшись на минуту от созерцания облаков, Арабелла записала: «В сад, в котором он так любил гулять, пришла зима – и только тогда он понял, что сад был воображаемым». Это по-прежнему относилось к ее новому герою, писателю, и она еще не знала, что будет делать с ним дальше – оставит на знойном побережье или возьмет с собой в Лондон. Но то, что и с ним вскоре случится что-нибудь странное, она знала наверняка.
Она уже поняла, что отъезд из любимого Фолмута многое меняет не только в ее жизни, но и в новом романе, начало которого было написано после первой встречи с незнакомцем.
Она чувствовала, что этот роман будет отличаться от всех предыдущих: хотя бы тем, что главным героем любовного романа для женщин – а до сих пор Арабелла писала именно для них – стал мужчина. И уже это было непривычно и интересно.
«Но как я смогу писать о человеке, с которым уже никогда не встречусь? А впрочем, все равно я пишу о себе… И что с того, что теперь я предстану в облике мужчины?»
Поглощенная мыслями о будущем романе, она не заметила, как оказалась в самом центре Лондона – на «квадратной миле». Глядя на бронзового грифона, который, как ей показалось в эту минуту, единственный заметил ее недолгое отсутствие, Арабелла приостановилась у начала Флит-стрит, представляя себя правящей королевой, которая вступает в чужие владенья.
Здесь, в Сити, все, что только может быть в современном городе с богатой историей, спрессовано на небольшом участке земли. Чопорные фасады старинных зданий выглядят нелепо, старчески притулившись у многоэтажных ультрасовременных домов, которые, экономя деньги своих владельцев, всегда растут только ввысь – зная о том, что земля под ними баснословно дорога, они словно бы готовы стоять на одной ноге, балансируя почти под облаками.
Арабелла, оттесненная к самой обочине сплошным потоком машин, уже пожалела, что так самонадеянно выбрала способ передвижения. Вырулив в один из кривых пешеходных переулков, она прислонила велосипед к фонарному столбу и решила немного передохнуть.
Ехать домой все-таки не хотелось. Уединение не входило в ее планы – она знала, что дома все терзания предыдущей ночи снова обрушатся на нее, отвлекая от творчества. И она, решив хотя бы немного отдалить этот момент, двинулась в Челси окольным путем.
Перебравшись в Лондон из Корнуолла после окончания колледжа совсем юной девушкой, Арабелла полюбила этот холодный с виду и светски равнодушный к своим обитателям город – больше всего за то, что он, всегда дававший пищу для размышлений, никогда не лез в душу. Мимолетные уличные картинки развлекали ее, и, живя в Лондоне, она исколесила многие районы на велосипеде вдоль и поперек и теперь знала город не хуже какого-нибудь лондонского кебмена.
Она любила здесь все до мелочей, и мелочи, пожалуй, больше всего. Она успела уже накопить в памяти не один десяток любимых «вещиц», которые всегда радовали и согревали сердце.
Сейчас Арабелла решила проехать мимо Королевской биржи. Там, на самом кончике башни, вскарабкавшись на ее шпиль, словно на сухую соломинку, сидел золоченый кузнечик. Когда она маленькой девочкой впервые приехала в Лондон, кузнечик понравился ей больше всего остального: увидев его, маленькая Арабелла застыла посреди площади, сложила ладони лодочкой и долго стояла, уговаривая это чудесное насекомое спрыгнуть к ней вниз и отправиться вместе с нею в Труро.
И сейчас она весело подмигнула ему, а потом почтительно кивнула «старой даме с Треднидл-стрит», грузно возвышавшейся по соседству. Но поймав на себе удивленный взгляд спешившего куда-то молодого человека, по виду – клерка, поняла, что сделала это, уже находясь у подножия конной статуи герцога Веллингтона.
«Еще, чего доброго, всадник ответит! Может быть, пригласить герцога поужинать со мной?»
И тут она почувствовала, что к радости возвращения в Лондон уже давно примешивается чувство голода.
«Надо поискать какое-нибудь местечко, которое сочеталось бы с моим нарядом», – подумала она и выехала с площади наугад: по одной из семи улиц, лучами расходившихся в разные стороны. Где-то там был знакомый ей паб с аппетитным ассортиментом bar snacks.
«Вот какая-то яркая вывеска – нет, не то… Судя по запаху, «Чикен инн», а это слишком банально для сегодняшнего вечера – все сидят за одинаковыми столами и едят одно и то же!» Арабелла, представив себя жующей жирного цыпленка, возмущенно закрутила педали и, заглядевшись на вывески, чуть не переехала флегматичную старую болонку на длинном поводке. Воспользовавшись тем, что ее пожилая хозяйка задремала под выцветшим зонтиком, болонка выкатилась на своих коротеньких лапках прямо на мостовую.
Выругавшись, Арабелла резко свернула и чуть не врезалась в чугунный столб, едва успев соскочить с велосипеда.
Она сокрушенно наблюдала, как крутится помятое колесо ее нового приобретения, уткнувшегося в брусчатку своим смешным рулем.
«Ну вот. Покатались», – и она выругалась еще раз.
Несмотря на хозяйственность своих корнуэльских бабушек, а может быть именно вопреки их воспитанию, Арабелла не могла представить себе, что поломанные вещи можно чинить. Поэтому, мысленно простившись с велосипедом, она скорбно этапировала его к ближайшей полицейской будке, из которой, скрестив на груди руки с высоко закатанными рукавами белой форменной рубашки, за нею наблюдал полицейский. С опозданием догадавшись помочь, полицейский пошел ей навстречу и легко донес калеку до своего поста.
Теперь ничего не оставалось, как вернуться к «цыплятнику» или брести дальше пешком – в поисках достойного места.
Гулять пешком она не любила, а по пути пока ничего не попалось, кроме фешенебельного ресторана, в котором она в своей спортивной одежде выглядела бы пугалом, и небольшого chippy – что было еще хуже, чем есть цыпленка.
Она уже собиралась остановить кеб, когда, почти на выходе из Сити, узнала тот паб, который искала.
Да, это было именно то, что нужно! В полутьме, аппетитно пахнущей laver bread и яблочным струделем, сидели несколько раздобревших на пиве мужчин, одна немолодая парочка, многочисленное семейство с детьми и шумная женская компания. Девушки, одетые как средневековые крестьянки, разносили закуски и пиво. Медленно двигались тени по стенам, медленно пенилось пиво в кружках, над тарелками с супом медленно поднимался пар.
Арабелла присмотрела себе местечко у закрытого ставнями окна и присела на табурет в форме пузатой бочки. Ей принесли меню в переплете из свиной кожи и она, предвкушая скорое удовольствие, принялась изучать его страницы.
Коричневый виндзорский суп из телятины и овощей, читтерлинги с дымком, конечно же, водоросли, так соблазнившие ее еще у порога, и любимое black and tan.
Принесли суп, и, утолив первый голод, Арабелла вернулась к своим мыслям: «Ну вот, герой в одиночестве ужинает в милом его сердцу местечке. Теперь ему остается только кого-нибудь встретить – и сюжет ринулся бы вперед… Но это, увы, не годится. После разрыва с подругой, которая стала шантажировать его своей навязчивой проницательностью, герой не знает, что ему делать дальше. Так же, как, впрочем, и я… А я, наверное, поболтала бы сейчас с какой-нибудь приятельницей…» и она, с удовольствием глотнув из тяжелой кружки, взялась за покрытые жгучей перечной корочкой читтерлинги.
Мужская компания с любопытством наблюдала за ее одинокой пирушкой, но Арабелле не хотелось новых знакомств. Поужинав, она посидела еще четверть часа, заказав немного биттера, понаблюдала за двумя парнями, которые слишком уж близко склонили головы над столом, смеясь над чем-то, и вышла на улицу, потягиваясь от легкого хмеля.
Дома, где она вскоре оказалась, запрыгнув прямо с порога паба в машину цвета деревенского желтка, ее ожидало письмо. Увидев подпись на конверте, Арабелла удивленно остановилась у комнатки консьержа.
«Эммелина?.. Какими судьбами! Ведь мы, кажется, не виделись с тех пор, как она заезжала в Труро… Интересно, она по-прежнему звезда Tupperware и соблазнительно рекламирует эту „невероятно практичную и безупречную с точки зрения дизайна" посуду?»
Мать Арабеллы, обожавшая разного рода презентации, всегда с удовольствием принимала их у себя дома. А очаровательная Эммелина, явившись к ним однажды в окружении экологически безопасных термо-сервирователей, миксер-квиков и формочек для печенья, произвела на нее такое впечатление, что она уговорила ее остаться в доме на несколько дней, чтобы под ее руководством освоить премудрости новых рецептов. «Мне тогда перепало немало вкусненького, – вспоминала Арабелла. – Ягодные коктейли, мгновенно взбивающиеся в шейкере, печенья из воздушного теста, особым образом замешанного с помощью чудо-приспособлений… Было никак не остановиться, я все заказывала и заказывала их – пока папа, случайно увидев выписанный для Эммелины чек, не прекратил наш с мамой пир.
А потом мы ездили с ней к морю – и тут ее фирменные бутербродницы были действительно кстати! А какая она была тогда стройная, легкая, почти прозрачная! Я, кажется, ей завидовала… Настолько, что после ее отъезда села на диету, истощая свое тринадцатилетнее тело чуть ли не до обмороков… Сколько же ей было тогда? Около двадцати. Меньше, чем мне сейчас! А теперь ей уже тридцать…»
Тем временем консьерж вызвал уборщика, и они вместе помогли ей поднять вещи.
Будто предчувствуя, что они ей еще пригодятся, Арабелла не стала разбирать чемоданы, лишь перетащила их в гардеробную. Потом она привела себя в порядок и попробовала уснуть. Но вспомнила о том, что еще не распечатала письмо. «Интересно, откуда у нее мой адрес? – думала она, доставая из конверта аккуратно сложенный плотный лист бумаги. – О, да это не иначе „Базилдон Бонд"… Значит, дела у Эммелины идут неплохо».
«Привет, моя девочка», – прочитала она, с удовольствием разбирая несколько старомодный, но очень красивый почерк Эммелины, доставшийся ей в наследство от английской бабушки – в придачу к английскому имени и хорошему знанию языка. Родившись и живя в Берлине, она, благодаря воспитывавшей ее бабушке, чувствовала себя наполовину англичанкой.
«А все-таки я напугала ее тогда у ручья! Она ведь здорово держалась верхом, а тут вздрогнула – да как натянет поводья! Ро-Ро, наш старый коняга, ее и понес! – Арабелла зажмурилась от удовольствия, вспоминая детство. – И все из-за этой истории, которую я рассказала ей перед сном накануне… Кажется, она испугалась всерьез – было темно, и отражение коня под собой она приняла за келпи».
Эммелина писала о том, что приехала в Лондон на Челсийскую цветочную выставку, участвует в конкурсе и привезла с собой из Берлина целый сад.
Из письма Арабелла поняла, что Эммелина, сделав нешуточную карьеру в «Tupperware», имеет теперь достаточно досуга, чтобы посвятить себя хобби – цветам, и живет в пригороде Берлина, экспериментируя с садовым ландшафтом.
В Челси она впервые, да и вообще не была в Англии лет десять – «с тех самых пор». И поэтому, когда решила поехать, связалась с родителями Арабеллы, надеясь на встречу, и узнала от них – о, чудо! – что их дочь живет теперь на знаменитой Чейни-Уок.
«А ведь меня могло и не оказаться дома, – подумала Арабелла. – И тогда бы мы не встретились еще десять лет».
На обороте листа был телефон гостиницы, в которой остановилась Эммелина. Арабелла набрала его, но, не дождавшись ответа, решила отложить звонок до утра и, уютно свернувшись на постели, быстро заснула.
Глава 4
Но Эммелина опередила ее.
Утром Арабелла проснулась от телефонной трели и, еще не понимая спросонья, где она, выскочила из постели и, подтягивая на ходу свою baby-doll, в которой всегда спала дома, выбежала из спальни. Но потом вернулась и схватилась за трубку, подвешенную у изголовья:
– Алло?
– Привет! Неужели мне все-таки повезло?! Арабелла, ты еще помнишь меня? Это я, тетушка Мелина – кажется, ты звала меня так?
Стремительно просыпаясь, Арабелла рассмеялась:
– Так вот почему я решила вернуться! Признайся, Эмми, что это ты заколдовала меня! Представь: еще вчера утром я загорала в Фолмуте.
– Тем лучше. В этом году – вредное солнце! Я сейчас выезжаю в сторону вашего парка. Скажи, ты знаешь, где обычно проходит выставка? Может быть, ты подойдешь к Инвалидному дому? Мы могли бы встретиться где-нибудь у ворот.
– Но я еще не одета…
– Тогда часа через два?
– Постараюсь!
– Значит, договорились: в двенадцать у ворот. Постой-ка, а ты узнаешь меня? Сегодня на улице сыро. Я буду в черном пальто. Ну, до встречи!
– До встречи!
За окном действительно было пасмурно. Арабелле даже показалось, что «лондонский плющ» колышется где-то у самого ее подоконника и застилает окна соседних домов. Поежившись от такой перемены климата – ее кожа еще помнила палящие солнечные лучи Фолмута, – она юркнула обратно под одеяло и чуть было не уснула опять. Но, вспомнив о назначенной встрече, нехотя спустила ноги на пол и поплелась в сторону ванной.
«Наверное, приезд Эммелины действительно кстати… – думала она, механически водя зубной щеткой по стоически сжатым зубам. Из зеркала на нее глядела оскалившаяся колдунья с всклокоченными волосами. – …Последняя порция пива была явно лишней… – Она с ужасом представила, как будет сейчас расчесывать волосы, которые поленилась вчера заплести на ночь, но потом снова вспомнила об Эммелине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Арабелла еще не осознала того, что вернулась домой – ее поездки обычно были продолжительными, и еще совсем недавно ей казалось, что никто и ничто не способно отобрать у нее эйфорию творчества, в которой она купалась каждый раз, когда работала над книгами.
В самолете, оторвавшись на минуту от созерцания облаков, Арабелла записала: «В сад, в котором он так любил гулять, пришла зима – и только тогда он понял, что сад был воображаемым». Это по-прежнему относилось к ее новому герою, писателю, и она еще не знала, что будет делать с ним дальше – оставит на знойном побережье или возьмет с собой в Лондон. Но то, что и с ним вскоре случится что-нибудь странное, она знала наверняка.
Она уже поняла, что отъезд из любимого Фолмута многое меняет не только в ее жизни, но и в новом романе, начало которого было написано после первой встречи с незнакомцем.
Она чувствовала, что этот роман будет отличаться от всех предыдущих: хотя бы тем, что главным героем любовного романа для женщин – а до сих пор Арабелла писала именно для них – стал мужчина. И уже это было непривычно и интересно.
«Но как я смогу писать о человеке, с которым уже никогда не встречусь? А впрочем, все равно я пишу о себе… И что с того, что теперь я предстану в облике мужчины?»
Поглощенная мыслями о будущем романе, она не заметила, как оказалась в самом центре Лондона – на «квадратной миле». Глядя на бронзового грифона, который, как ей показалось в эту минуту, единственный заметил ее недолгое отсутствие, Арабелла приостановилась у начала Флит-стрит, представляя себя правящей королевой, которая вступает в чужие владенья.
Здесь, в Сити, все, что только может быть в современном городе с богатой историей, спрессовано на небольшом участке земли. Чопорные фасады старинных зданий выглядят нелепо, старчески притулившись у многоэтажных ультрасовременных домов, которые, экономя деньги своих владельцев, всегда растут только ввысь – зная о том, что земля под ними баснословно дорога, они словно бы готовы стоять на одной ноге, балансируя почти под облаками.
Арабелла, оттесненная к самой обочине сплошным потоком машин, уже пожалела, что так самонадеянно выбрала способ передвижения. Вырулив в один из кривых пешеходных переулков, она прислонила велосипед к фонарному столбу и решила немного передохнуть.
Ехать домой все-таки не хотелось. Уединение не входило в ее планы – она знала, что дома все терзания предыдущей ночи снова обрушатся на нее, отвлекая от творчества. И она, решив хотя бы немного отдалить этот момент, двинулась в Челси окольным путем.
Перебравшись в Лондон из Корнуолла после окончания колледжа совсем юной девушкой, Арабелла полюбила этот холодный с виду и светски равнодушный к своим обитателям город – больше всего за то, что он, всегда дававший пищу для размышлений, никогда не лез в душу. Мимолетные уличные картинки развлекали ее, и, живя в Лондоне, она исколесила многие районы на велосипеде вдоль и поперек и теперь знала город не хуже какого-нибудь лондонского кебмена.
Она любила здесь все до мелочей, и мелочи, пожалуй, больше всего. Она успела уже накопить в памяти не один десяток любимых «вещиц», которые всегда радовали и согревали сердце.
Сейчас Арабелла решила проехать мимо Королевской биржи. Там, на самом кончике башни, вскарабкавшись на ее шпиль, словно на сухую соломинку, сидел золоченый кузнечик. Когда она маленькой девочкой впервые приехала в Лондон, кузнечик понравился ей больше всего остального: увидев его, маленькая Арабелла застыла посреди площади, сложила ладони лодочкой и долго стояла, уговаривая это чудесное насекомое спрыгнуть к ней вниз и отправиться вместе с нею в Труро.
И сейчас она весело подмигнула ему, а потом почтительно кивнула «старой даме с Треднидл-стрит», грузно возвышавшейся по соседству. Но поймав на себе удивленный взгляд спешившего куда-то молодого человека, по виду – клерка, поняла, что сделала это, уже находясь у подножия конной статуи герцога Веллингтона.
«Еще, чего доброго, всадник ответит! Может быть, пригласить герцога поужинать со мной?»
И тут она почувствовала, что к радости возвращения в Лондон уже давно примешивается чувство голода.
«Надо поискать какое-нибудь местечко, которое сочеталось бы с моим нарядом», – подумала она и выехала с площади наугад: по одной из семи улиц, лучами расходившихся в разные стороны. Где-то там был знакомый ей паб с аппетитным ассортиментом bar snacks.
«Вот какая-то яркая вывеска – нет, не то… Судя по запаху, «Чикен инн», а это слишком банально для сегодняшнего вечера – все сидят за одинаковыми столами и едят одно и то же!» Арабелла, представив себя жующей жирного цыпленка, возмущенно закрутила педали и, заглядевшись на вывески, чуть не переехала флегматичную старую болонку на длинном поводке. Воспользовавшись тем, что ее пожилая хозяйка задремала под выцветшим зонтиком, болонка выкатилась на своих коротеньких лапках прямо на мостовую.
Выругавшись, Арабелла резко свернула и чуть не врезалась в чугунный столб, едва успев соскочить с велосипеда.
Она сокрушенно наблюдала, как крутится помятое колесо ее нового приобретения, уткнувшегося в брусчатку своим смешным рулем.
«Ну вот. Покатались», – и она выругалась еще раз.
Несмотря на хозяйственность своих корнуэльских бабушек, а может быть именно вопреки их воспитанию, Арабелла не могла представить себе, что поломанные вещи можно чинить. Поэтому, мысленно простившись с велосипедом, она скорбно этапировала его к ближайшей полицейской будке, из которой, скрестив на груди руки с высоко закатанными рукавами белой форменной рубашки, за нею наблюдал полицейский. С опозданием догадавшись помочь, полицейский пошел ей навстречу и легко донес калеку до своего поста.
Теперь ничего не оставалось, как вернуться к «цыплятнику» или брести дальше пешком – в поисках достойного места.
Гулять пешком она не любила, а по пути пока ничего не попалось, кроме фешенебельного ресторана, в котором она в своей спортивной одежде выглядела бы пугалом, и небольшого chippy – что было еще хуже, чем есть цыпленка.
Она уже собиралась остановить кеб, когда, почти на выходе из Сити, узнала тот паб, который искала.
Да, это было именно то, что нужно! В полутьме, аппетитно пахнущей laver bread и яблочным струделем, сидели несколько раздобревших на пиве мужчин, одна немолодая парочка, многочисленное семейство с детьми и шумная женская компания. Девушки, одетые как средневековые крестьянки, разносили закуски и пиво. Медленно двигались тени по стенам, медленно пенилось пиво в кружках, над тарелками с супом медленно поднимался пар.
Арабелла присмотрела себе местечко у закрытого ставнями окна и присела на табурет в форме пузатой бочки. Ей принесли меню в переплете из свиной кожи и она, предвкушая скорое удовольствие, принялась изучать его страницы.
Коричневый виндзорский суп из телятины и овощей, читтерлинги с дымком, конечно же, водоросли, так соблазнившие ее еще у порога, и любимое black and tan.
Принесли суп, и, утолив первый голод, Арабелла вернулась к своим мыслям: «Ну вот, герой в одиночестве ужинает в милом его сердцу местечке. Теперь ему остается только кого-нибудь встретить – и сюжет ринулся бы вперед… Но это, увы, не годится. После разрыва с подругой, которая стала шантажировать его своей навязчивой проницательностью, герой не знает, что ему делать дальше. Так же, как, впрочем, и я… А я, наверное, поболтала бы сейчас с какой-нибудь приятельницей…» и она, с удовольствием глотнув из тяжелой кружки, взялась за покрытые жгучей перечной корочкой читтерлинги.
Мужская компания с любопытством наблюдала за ее одинокой пирушкой, но Арабелле не хотелось новых знакомств. Поужинав, она посидела еще четверть часа, заказав немного биттера, понаблюдала за двумя парнями, которые слишком уж близко склонили головы над столом, смеясь над чем-то, и вышла на улицу, потягиваясь от легкого хмеля.
Дома, где она вскоре оказалась, запрыгнув прямо с порога паба в машину цвета деревенского желтка, ее ожидало письмо. Увидев подпись на конверте, Арабелла удивленно остановилась у комнатки консьержа.
«Эммелина?.. Какими судьбами! Ведь мы, кажется, не виделись с тех пор, как она заезжала в Труро… Интересно, она по-прежнему звезда Tupperware и соблазнительно рекламирует эту „невероятно практичную и безупречную с точки зрения дизайна" посуду?»
Мать Арабеллы, обожавшая разного рода презентации, всегда с удовольствием принимала их у себя дома. А очаровательная Эммелина, явившись к ним однажды в окружении экологически безопасных термо-сервирователей, миксер-квиков и формочек для печенья, произвела на нее такое впечатление, что она уговорила ее остаться в доме на несколько дней, чтобы под ее руководством освоить премудрости новых рецептов. «Мне тогда перепало немало вкусненького, – вспоминала Арабелла. – Ягодные коктейли, мгновенно взбивающиеся в шейкере, печенья из воздушного теста, особым образом замешанного с помощью чудо-приспособлений… Было никак не остановиться, я все заказывала и заказывала их – пока папа, случайно увидев выписанный для Эммелины чек, не прекратил наш с мамой пир.
А потом мы ездили с ней к морю – и тут ее фирменные бутербродницы были действительно кстати! А какая она была тогда стройная, легкая, почти прозрачная! Я, кажется, ей завидовала… Настолько, что после ее отъезда села на диету, истощая свое тринадцатилетнее тело чуть ли не до обмороков… Сколько же ей было тогда? Около двадцати. Меньше, чем мне сейчас! А теперь ей уже тридцать…»
Тем временем консьерж вызвал уборщика, и они вместе помогли ей поднять вещи.
Будто предчувствуя, что они ей еще пригодятся, Арабелла не стала разбирать чемоданы, лишь перетащила их в гардеробную. Потом она привела себя в порядок и попробовала уснуть. Но вспомнила о том, что еще не распечатала письмо. «Интересно, откуда у нее мой адрес? – думала она, доставая из конверта аккуратно сложенный плотный лист бумаги. – О, да это не иначе „Базилдон Бонд"… Значит, дела у Эммелины идут неплохо».
«Привет, моя девочка», – прочитала она, с удовольствием разбирая несколько старомодный, но очень красивый почерк Эммелины, доставшийся ей в наследство от английской бабушки – в придачу к английскому имени и хорошему знанию языка. Родившись и живя в Берлине, она, благодаря воспитывавшей ее бабушке, чувствовала себя наполовину англичанкой.
«А все-таки я напугала ее тогда у ручья! Она ведь здорово держалась верхом, а тут вздрогнула – да как натянет поводья! Ро-Ро, наш старый коняга, ее и понес! – Арабелла зажмурилась от удовольствия, вспоминая детство. – И все из-за этой истории, которую я рассказала ей перед сном накануне… Кажется, она испугалась всерьез – было темно, и отражение коня под собой она приняла за келпи».
Эммелина писала о том, что приехала в Лондон на Челсийскую цветочную выставку, участвует в конкурсе и привезла с собой из Берлина целый сад.
Из письма Арабелла поняла, что Эммелина, сделав нешуточную карьеру в «Tupperware», имеет теперь достаточно досуга, чтобы посвятить себя хобби – цветам, и живет в пригороде Берлина, экспериментируя с садовым ландшафтом.
В Челси она впервые, да и вообще не была в Англии лет десять – «с тех самых пор». И поэтому, когда решила поехать, связалась с родителями Арабеллы, надеясь на встречу, и узнала от них – о, чудо! – что их дочь живет теперь на знаменитой Чейни-Уок.
«А ведь меня могло и не оказаться дома, – подумала Арабелла. – И тогда бы мы не встретились еще десять лет».
На обороте листа был телефон гостиницы, в которой остановилась Эммелина. Арабелла набрала его, но, не дождавшись ответа, решила отложить звонок до утра и, уютно свернувшись на постели, быстро заснула.
Глава 4
Но Эммелина опередила ее.
Утром Арабелла проснулась от телефонной трели и, еще не понимая спросонья, где она, выскочила из постели и, подтягивая на ходу свою baby-doll, в которой всегда спала дома, выбежала из спальни. Но потом вернулась и схватилась за трубку, подвешенную у изголовья:
– Алло?
– Привет! Неужели мне все-таки повезло?! Арабелла, ты еще помнишь меня? Это я, тетушка Мелина – кажется, ты звала меня так?
Стремительно просыпаясь, Арабелла рассмеялась:
– Так вот почему я решила вернуться! Признайся, Эмми, что это ты заколдовала меня! Представь: еще вчера утром я загорала в Фолмуте.
– Тем лучше. В этом году – вредное солнце! Я сейчас выезжаю в сторону вашего парка. Скажи, ты знаешь, где обычно проходит выставка? Может быть, ты подойдешь к Инвалидному дому? Мы могли бы встретиться где-нибудь у ворот.
– Но я еще не одета…
– Тогда часа через два?
– Постараюсь!
– Значит, договорились: в двенадцать у ворот. Постой-ка, а ты узнаешь меня? Сегодня на улице сыро. Я буду в черном пальто. Ну, до встречи!
– До встречи!
За окном действительно было пасмурно. Арабелле даже показалось, что «лондонский плющ» колышется где-то у самого ее подоконника и застилает окна соседних домов. Поежившись от такой перемены климата – ее кожа еще помнила палящие солнечные лучи Фолмута, – она юркнула обратно под одеяло и чуть было не уснула опять. Но, вспомнив о назначенной встрече, нехотя спустила ноги на пол и поплелась в сторону ванной.
«Наверное, приезд Эммелины действительно кстати… – думала она, механически водя зубной щеткой по стоически сжатым зубам. Из зеркала на нее глядела оскалившаяся колдунья с всклокоченными волосами. – …Последняя порция пива была явно лишней… – Она с ужасом представила, как будет сейчас расчесывать волосы, которые поленилась вчера заплести на ночь, но потом снова вспомнила об Эммелине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30