https://wodolei.ru/brands/Langberger/
Только здесь, в этом цветущем мире, она обрела ту сокровенность собственной жизни, о которой мечтала.
Но она вовсе не замыкалась в своем саду: с удовольствием принимала гостей, была радушна к старым друзьям и открыта для новых знакомств. После того, как она купила этот заброшенный, заросший репейником и остролистом участок земли и удивительно быстро преобразила его, приятели и приятельницы часто навещали ее, увозя домой щедрые букеты необычных, редких цветов и прекрасные воспоминания о вечерах, проведенных с Алиной. Но постепенно она удалялась от проблем, волновавших ее старых знакомых, их визиты начинали тяготить её. А гостей смущала появившаяся у нее привычка надолго замолкать, наблюдая за садом. Ее отношения с ним делались все глубже и таинственней.
Почему этот ночной пришелец так понравился ей? Она не знала.
Неужели лишь потому, что он назвал себя цветочным именем – Нарцисс?
Не в силах разобраться в собственных чувствах, Алина спряталась от него в дальней комнате. Подойдя к широким глиняным вазам, расставленным вдоль стеклянной стены, и опустившись на колени возле своих любимых азалий, она принялась обрызгивать их из пульверизатора и протирать листья фланелевым лоскутом, который всегда носила в кармане.
Она не вышла к незнакомцу ни в полдень, ни вечером. Весь день она бродила по зимнему саду, подходила к двери, ведущей в галерею, и опять возвращалась к азалиям. И только ночью, угадав по отблескам, падавшим на цветы и деревья, что в его комнате горит свет, она решилась спуститься вниз и замерла у открытой двери: Нарцисс спал, сидя за широким письменным столом, уткнувшись лицом в сложенные руки. Она подошла ближе и увидела на столе перед ним кипу мелко исписанных листов, испещренных пометками и исправлениями.
…Она просидела с ним рядом, примостившись на подлокотнике, почти час, но он не проснулся – а она брала со стола листок за листком и с увлечением читала написанное.
Потом, потеряв всякую осторожность, она перешла на стоявшую у открытого окна кушетку и, убаюкиваемая звоном цикад, продолжала читать…
Проснувшись под утро, он застал ее спящей на его рукописи».
__________
Первой позвонила Клэр.
Арабелла, которая вот уже несколько дней не могла разыскать Эммелину сухо спросила:
– И что это было?
– Показательная, восхитительная лесбийская инициация! Неужели тебе не понравилось?
Не ответив, Арабелла спросила опять:
– А что за клуб?
– Ох, я ведь даже не успела тебе рассказать! Это женский свинг-клуб, но разве ты не поняла?
– Честно говоря, нет. Ну ладно, расскажешь потом. А где Мелина?
– Эмми?.. – Клэр замялась. – Она тебе еще не звонила?
– Все ясно. Она теперь с тобой.
– Ах, Арабелла, как ты сегодня прямолинейна…
– Не в этом дело. Я только хотела сказать ей – «все». А ты мне в этом помогла.
И, как ни в чем не бывало, Арабелла перешла на тему, которая была способна мгновенно отвлечь Клэр:
– Слыхала новость – огласили рейтинг зимней коллекции прет-а-порте. Стелла Маккартни снова на сорок пятом. А в Aspreys новая коллекция от Yamagiwa…
К прежней теме они уже не вернулись. Клэр не хотела огорчать Арабеллу, но от Эмми она была просто без ума! Они так и не расставались с той ночи в свинг-клубе, в который Клэр давно собиралась вступить, но никак не могла решить, кого взять туда с собой. Эмми понравилась ей с первого взгляда, и Клэр пришла к ней в маленькую белую комнату, в которой Эмми переодевалась после «сеанса»… А потом они пили коктейли «Гламур» и, вернувшись в зал, танцевали, а под утро вместе уехали – и теперь Клэр уже готовит для Эмми головокружительное платье из соцветий бессмертника, по сто раз на дню примеряя его!..
И сейчас она не могла больше разговаривать с Арабеллой – за ее спиной стояла Эмми, слегка прикрытая веночками из сухих цветов. С чувством выполненного долга Клэр еще раз поблагодарила Арабеллу за то, что она составила им компанию, согласившись поехать в клуб, и распрощалась.
Тогда Эммелина повернула ее к себе лицом…
«Потом они уснули, уже вместе, крепко обнявшись, убаюканные близостью и предрассветным ветром. Но вскоре он проснулся и прислушался.
Что-то скрипело, неприятно и равномерно – так, что тишина между скрипами тоже показалась ему неприятной. И еще его слух улавливал тонкое тиканье. Тикала стена, а бестелесный скрип раздавался из приоткрытого в сад окна.
Он бесшумно оделся, взобрался на подоконник и выпрыгнул в сад.
Пахло травами и отсыревшей за ночь пыльцой. Откуда-то из растущего вдоль стены можжевельника кричал козодой.
«Допотопные суеверия!» – попробовал отмахнуться он, но и «тиканье» в стене безобидного жука-точильщика, и тугой, надрывный крик козодоя, и желто-голубое цветение сон-травы, мерцающей в неверном предрассветном свете, пугали его раздраженное воображение.
«Может быть, она колдунья?» – подумал он».
Звонок Клэр лишь ненадолго отвлек Арабеллу. Не слишком удивленная легкостью измены Эммелины, она окончательно убедилась в том, что эта женщина способна искренне любить только свои цветы.
Закончив очередную главу, Арабелла выключила компьютер и подошла к журнальному столику, который был засыпан вырезками из свежих газет.
Сегодня утром она получила от своего агента увесистый конверт с вырезками. Фил Квикли, невысокий юркий шатен, был восхищен тем, как умело она поддерживает интерес к собственной персоне. С недавнего времени он оказывал ей массу всевозможных услуг: советовал, как и когда выходить в свет, следил за всевозможными рейтингами, уговаривал продюсеров популярных телепрограмм на интервью с ней, собрал целый штат талантливых журналистов и критиков, которые изысканно рекламировали ее книги. Его рекомендовал ей менеджер «А&С Black», издательства, с которым у Арабеллы был контракт – и пока она не жалела о том, что платила Филу.
Вот и сейчас он подсказал ей банальный, но верный выход из щекотливого положения, в котором она оказалась после скандала на выставке. Да, да, так она и объяснит все близким знакомым и родственникам: то, что произошло на фуршете, всего лишь умелая фальсификация скандала, способного привлечь внимание публики к ее последней книге, которая вышла в не выгодное для коммерции время отпусков. Возможно, это объяснение слишком экзотично для обывательского сознания родственников, но лучше поверить в это, чем в то, что твоя дочь (кузина, племянница, тетушка) – закоренелая лесбиянка из свиты пресловутой Клэр Гоббард, а именно так истолковали случившееся шакалы от прессы.
Окончательно успокоившись, Арабелла позвонила родителям, все им растолковала, а потом жизнерадостно поделилась планами на будущее.
Но как только она положила трубку, ей опять стало не по себе. Ощущение собственной жизни, ясное, прозрачное, как звездный свет, так внезапно нахлынувшее в ту ночь, когда она в одиночку ушла из клуба, поселило в ней тревогу. Все эти дни она не находила себе места, успокаиваясь лишь за работой.
В том, что она хочет порвать все отношения с Эммелиной, она не сомневалась. Но при этом ей так не хотелось объясняться, вообще вспоминать то, что между ними было… Она не звонила и беспокойно ждала, пока та позвонит сама.
Наконец, звонок Клэр снял напряжение. С облегчением, не совсем понятным ей самой, она узнала, что Мелина, видимо, больше не позвонит ей вообще.
Теперь, когда ожидание перестало мучить ее, Арабелла поняла, что ей больше не хочется видеть никого из своих столичных знакомых, давать интервью, умело лавировать между общественным мнением и своими личными интересами… Но в Лондоне ей волей-неволей придется это делать. И тогда она с нежностью подумала о доме своих родителей, уютном старомодном особнячке в тихом Труро, который когда-то был для нее самым милым и любимым домом на свете.
Но как объяснить родителям причину, по которой так резко изменились ее планы? Ведь всего несколько минут назад она заявила им, что вернуться в Лондон из Фолмута, даже не навестив их на обратном пути, ее вынудили неотложные дела, которым придется посвятить весь ближайший месяц.
«Боже мой! Но почему я не могу просто перезвонить и сказать: „Мама! Мне плохо. Я хочу приехать к тебе прямо сейчас!" Неужели это так трудно?!»
Уехав из родного дома и почувствовав себя на свободе, она до такой степени упивалась этим чувством все последние годы, что постепенно совсем перестала ценить те простые вещи, которые когда-то были так доступны…
Не раздумывая больше, Арабелла вновь взяла в руки телефон и сообщила родителям о своем скором приезде.
Глава 11
Через несколько дней, сидя в уютном вагоне железнодорожного экспресса «Лондон – Корнуолл», Арабелла рассеянно смотрела на бескрайние бордовые поля, засеянные клевером, и ела горячие пирожки, без которых никогда не обходилось путешествие в этом поезде.
По вагону зазвенела тележка с винами – Арабелла выбрала «Краббиз», имбирное, которое ей что-то напоминало. «Кажется, мама добавляла его в кексы», – подумала она, сделав последний глоток, и откинулась в мягком кресле, собираясь задремать.
Но неожиданно дверь купе резко открылась, и вошел запыхавшийся молодой человек лет двадцати. Видимо, он опоздал на поезд, и ему пришлось долго идти по вагонам в поисках своего места.
«Вот некстати, – тут же решила Арабелла. Она уже настроилась на то, что поедет одна. – И почему ко мне посадили мужчину? Что за неразбериха! А впрочем – какой он мужчина?» – Она увидела, что юноша пытается пристроить свой саквояж на верхнюю полку и при этом не повернуться к ней задом.
Наконец долговязый попутчик с горем пополам справился с этой задачей, встав к ней бочком, а потом сел в дальний угол и смущенно улыбнулся, словно извиняясь за что-то.
«И откуда он такой взялся?! И одет как-то необычно… Со вкусом, но старомодно – будто мой папочка в юности!» – Арабелла вспомнила одну из старых фотографий семейного архива Пенлайонов.
Но, похоже, молчуна пора было спасать, и она как можно доброжелательнее произнесла, интонируя, словно учительница:
– Значит, вы теперь мой попутчик? Очень приятно – вместе нам будет веселее. А то этот клевер – гляньте в окно! Он раскраснелся не на один десяток миль и нагоняет на меня тоску! А на вас?
К ее удивлению, юноша ответил очень раскованно, чем порадовал Арабеллу, которая приготовилась уже к компании смущенного зануды, с кем не получится ни толком поговорить, ни в удовольствие помолчать.
– А по-моему, клевер – цветок поэтический. Несмотря на то, что его скармливают коровам и кроликам.
Юношу звали Дэном, и они легко разговорились, причем рассказывал он, а Арабелла слушала.
Выяснилось, что ее спутник тоже родом из Труро, учится в Лондоне, а теперь едет домой на каникулы – чтобы совершить первую самостоятельную экспедицию по Корнуоллу.
– Экспедицию? – переспросила Арабелла.
– Да, фольклорную экспедицию. Дело в том, что вообще-то я филолог, но моя специальность – фольклористика. А если еще конкретней, то я коллекционирую суеверия.
– Ну что же, я могла бы вам парочку подарить. А уж моя мама и шагу не ступит, чтобы не заглянуть в «Календарь суеверий» или что-нибудь в этом роде.
Тут Арабелла снова услышала дребезжание – ресторанная тележка возвращалась назад.
Дэн взглянул на пустой бокал Арабеллы, и она, поймав этот взгляд, улыбнулась и спросила:
– Вы знакомы со «Знаменитой куропаткой»?
– А кто это?
– Сейчас узнаете!
Арабелла выглянула из купе и, дождавшись, пока официант поравняется с их купе, попросила две порции «Феймос граус», бутылку содовой и, немного подумав, два вишневых десерта.
Виски сделал свое дело – вскоре Дэн забыл о том, что стесняется этой молодой самоуверенной женщины, которая поначалу показалась ему такой высокомерной. Теперь ему было легко и весело с ней. Она заразительно смеялась, умела внимательно слушать и обращалась с Дэном, как со взрослым мужчиной. Прошел всего лишь час их совместного путешествия, а Дэну уже казалось, что Арабелла – его давний чуткий друг, из тех, что делают жизнь значимей, чем она кажется постороннему.
А потом он подумал, что не сможет просто так расстаться с ней на перроне в Труро, чтобы больше никогда не встретиться… Хотя прекрасно знал, что на вокзале его будет встречать Виви, милая, трогательная Виви, которая вот уже год проливает слезы каждый раз, когда он уезжает из Труро, и терзает календарь в ожидании, когда же и она закончит школу и, выйдя за Дэна замуж, уедет из Корнуолла, чтобы готовить ему обеды, выбирать костюмы и не разлучаться с ним дольше, чем на полдня.
Да разве и сам он не мечтал о том же со дня их тайного обручения, когда, забывшись, глядел в окно университетской библиотеки, вспоминая свою любимую – первую и единственную, нежную и беспомощную, немного нескладную, но умевшую так очаровательно улыбаться?
Любовь к Виви делала его податливым, мягким и чутким существом, а другой любви – той, что заставляет играть густое вино мужского самолюбия и будит древний голос крови, той, что вкладывает нож в руку испанца и раскрашивает перья павлину, – Дэн еще не знал.
Он не заметил, как это произошло, но вдруг поймал себя на том, что мысленно сравнивает случайную попутчицу и свою Виви, думает о них одновременно. «В чем дело? – Он попытался отогнать эти неуместные мысли. – Ты едешь домой, к Виви, и ты рад этому, просто счастлив… А эта очаровательная, веселая женщина – всего лишь случайная попутчица, с которой легко будет скоротать последние часы разлуки. Ты не должен сравнивать их! Но это не значит, – возразил он сам себе, – что я должен отворачиваться при виде красивой женщины – только потому, что люблю другую. Что за вздор!»
Еще один глоток виски – и Дэн поверил себе и разрешил Дэну Хэшебаю забыть о застенчивой Виви: нет, не забыть, а лишь перенести ее портрет с первого плана в дальние заводи памяти…
Тем временем Арабелла доела десерт и принялась рассеянно передвигать серебряной ложкой вишневые косточки, аккуратной горкой сложенные на ее блюдце.
Дэн вдруг прервал историю, которую только что с увлечением рассказывал, и стал со странным выражением лица следить за рукой Арабеллы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Но она вовсе не замыкалась в своем саду: с удовольствием принимала гостей, была радушна к старым друзьям и открыта для новых знакомств. После того, как она купила этот заброшенный, заросший репейником и остролистом участок земли и удивительно быстро преобразила его, приятели и приятельницы часто навещали ее, увозя домой щедрые букеты необычных, редких цветов и прекрасные воспоминания о вечерах, проведенных с Алиной. Но постепенно она удалялась от проблем, волновавших ее старых знакомых, их визиты начинали тяготить её. А гостей смущала появившаяся у нее привычка надолго замолкать, наблюдая за садом. Ее отношения с ним делались все глубже и таинственней.
Почему этот ночной пришелец так понравился ей? Она не знала.
Неужели лишь потому, что он назвал себя цветочным именем – Нарцисс?
Не в силах разобраться в собственных чувствах, Алина спряталась от него в дальней комнате. Подойдя к широким глиняным вазам, расставленным вдоль стеклянной стены, и опустившись на колени возле своих любимых азалий, она принялась обрызгивать их из пульверизатора и протирать листья фланелевым лоскутом, который всегда носила в кармане.
Она не вышла к незнакомцу ни в полдень, ни вечером. Весь день она бродила по зимнему саду, подходила к двери, ведущей в галерею, и опять возвращалась к азалиям. И только ночью, угадав по отблескам, падавшим на цветы и деревья, что в его комнате горит свет, она решилась спуститься вниз и замерла у открытой двери: Нарцисс спал, сидя за широким письменным столом, уткнувшись лицом в сложенные руки. Она подошла ближе и увидела на столе перед ним кипу мелко исписанных листов, испещренных пометками и исправлениями.
…Она просидела с ним рядом, примостившись на подлокотнике, почти час, но он не проснулся – а она брала со стола листок за листком и с увлечением читала написанное.
Потом, потеряв всякую осторожность, она перешла на стоявшую у открытого окна кушетку и, убаюкиваемая звоном цикад, продолжала читать…
Проснувшись под утро, он застал ее спящей на его рукописи».
__________
Первой позвонила Клэр.
Арабелла, которая вот уже несколько дней не могла разыскать Эммелину сухо спросила:
– И что это было?
– Показательная, восхитительная лесбийская инициация! Неужели тебе не понравилось?
Не ответив, Арабелла спросила опять:
– А что за клуб?
– Ох, я ведь даже не успела тебе рассказать! Это женский свинг-клуб, но разве ты не поняла?
– Честно говоря, нет. Ну ладно, расскажешь потом. А где Мелина?
– Эмми?.. – Клэр замялась. – Она тебе еще не звонила?
– Все ясно. Она теперь с тобой.
– Ах, Арабелла, как ты сегодня прямолинейна…
– Не в этом дело. Я только хотела сказать ей – «все». А ты мне в этом помогла.
И, как ни в чем не бывало, Арабелла перешла на тему, которая была способна мгновенно отвлечь Клэр:
– Слыхала новость – огласили рейтинг зимней коллекции прет-а-порте. Стелла Маккартни снова на сорок пятом. А в Aspreys новая коллекция от Yamagiwa…
К прежней теме они уже не вернулись. Клэр не хотела огорчать Арабеллу, но от Эмми она была просто без ума! Они так и не расставались с той ночи в свинг-клубе, в который Клэр давно собиралась вступить, но никак не могла решить, кого взять туда с собой. Эмми понравилась ей с первого взгляда, и Клэр пришла к ней в маленькую белую комнату, в которой Эмми переодевалась после «сеанса»… А потом они пили коктейли «Гламур» и, вернувшись в зал, танцевали, а под утро вместе уехали – и теперь Клэр уже готовит для Эмми головокружительное платье из соцветий бессмертника, по сто раз на дню примеряя его!..
И сейчас она не могла больше разговаривать с Арабеллой – за ее спиной стояла Эмми, слегка прикрытая веночками из сухих цветов. С чувством выполненного долга Клэр еще раз поблагодарила Арабеллу за то, что она составила им компанию, согласившись поехать в клуб, и распрощалась.
Тогда Эммелина повернула ее к себе лицом…
«Потом они уснули, уже вместе, крепко обнявшись, убаюканные близостью и предрассветным ветром. Но вскоре он проснулся и прислушался.
Что-то скрипело, неприятно и равномерно – так, что тишина между скрипами тоже показалась ему неприятной. И еще его слух улавливал тонкое тиканье. Тикала стена, а бестелесный скрип раздавался из приоткрытого в сад окна.
Он бесшумно оделся, взобрался на подоконник и выпрыгнул в сад.
Пахло травами и отсыревшей за ночь пыльцой. Откуда-то из растущего вдоль стены можжевельника кричал козодой.
«Допотопные суеверия!» – попробовал отмахнуться он, но и «тиканье» в стене безобидного жука-точильщика, и тугой, надрывный крик козодоя, и желто-голубое цветение сон-травы, мерцающей в неверном предрассветном свете, пугали его раздраженное воображение.
«Может быть, она колдунья?» – подумал он».
Звонок Клэр лишь ненадолго отвлек Арабеллу. Не слишком удивленная легкостью измены Эммелины, она окончательно убедилась в том, что эта женщина способна искренне любить только свои цветы.
Закончив очередную главу, Арабелла выключила компьютер и подошла к журнальному столику, который был засыпан вырезками из свежих газет.
Сегодня утром она получила от своего агента увесистый конверт с вырезками. Фил Квикли, невысокий юркий шатен, был восхищен тем, как умело она поддерживает интерес к собственной персоне. С недавнего времени он оказывал ей массу всевозможных услуг: советовал, как и когда выходить в свет, следил за всевозможными рейтингами, уговаривал продюсеров популярных телепрограмм на интервью с ней, собрал целый штат талантливых журналистов и критиков, которые изысканно рекламировали ее книги. Его рекомендовал ей менеджер «А&С Black», издательства, с которым у Арабеллы был контракт – и пока она не жалела о том, что платила Филу.
Вот и сейчас он подсказал ей банальный, но верный выход из щекотливого положения, в котором она оказалась после скандала на выставке. Да, да, так она и объяснит все близким знакомым и родственникам: то, что произошло на фуршете, всего лишь умелая фальсификация скандала, способного привлечь внимание публики к ее последней книге, которая вышла в не выгодное для коммерции время отпусков. Возможно, это объяснение слишком экзотично для обывательского сознания родственников, но лучше поверить в это, чем в то, что твоя дочь (кузина, племянница, тетушка) – закоренелая лесбиянка из свиты пресловутой Клэр Гоббард, а именно так истолковали случившееся шакалы от прессы.
Окончательно успокоившись, Арабелла позвонила родителям, все им растолковала, а потом жизнерадостно поделилась планами на будущее.
Но как только она положила трубку, ей опять стало не по себе. Ощущение собственной жизни, ясное, прозрачное, как звездный свет, так внезапно нахлынувшее в ту ночь, когда она в одиночку ушла из клуба, поселило в ней тревогу. Все эти дни она не находила себе места, успокаиваясь лишь за работой.
В том, что она хочет порвать все отношения с Эммелиной, она не сомневалась. Но при этом ей так не хотелось объясняться, вообще вспоминать то, что между ними было… Она не звонила и беспокойно ждала, пока та позвонит сама.
Наконец, звонок Клэр снял напряжение. С облегчением, не совсем понятным ей самой, она узнала, что Мелина, видимо, больше не позвонит ей вообще.
Теперь, когда ожидание перестало мучить ее, Арабелла поняла, что ей больше не хочется видеть никого из своих столичных знакомых, давать интервью, умело лавировать между общественным мнением и своими личными интересами… Но в Лондоне ей волей-неволей придется это делать. И тогда она с нежностью подумала о доме своих родителей, уютном старомодном особнячке в тихом Труро, который когда-то был для нее самым милым и любимым домом на свете.
Но как объяснить родителям причину, по которой так резко изменились ее планы? Ведь всего несколько минут назад она заявила им, что вернуться в Лондон из Фолмута, даже не навестив их на обратном пути, ее вынудили неотложные дела, которым придется посвятить весь ближайший месяц.
«Боже мой! Но почему я не могу просто перезвонить и сказать: „Мама! Мне плохо. Я хочу приехать к тебе прямо сейчас!" Неужели это так трудно?!»
Уехав из родного дома и почувствовав себя на свободе, она до такой степени упивалась этим чувством все последние годы, что постепенно совсем перестала ценить те простые вещи, которые когда-то были так доступны…
Не раздумывая больше, Арабелла вновь взяла в руки телефон и сообщила родителям о своем скором приезде.
Глава 11
Через несколько дней, сидя в уютном вагоне железнодорожного экспресса «Лондон – Корнуолл», Арабелла рассеянно смотрела на бескрайние бордовые поля, засеянные клевером, и ела горячие пирожки, без которых никогда не обходилось путешествие в этом поезде.
По вагону зазвенела тележка с винами – Арабелла выбрала «Краббиз», имбирное, которое ей что-то напоминало. «Кажется, мама добавляла его в кексы», – подумала она, сделав последний глоток, и откинулась в мягком кресле, собираясь задремать.
Но неожиданно дверь купе резко открылась, и вошел запыхавшийся молодой человек лет двадцати. Видимо, он опоздал на поезд, и ему пришлось долго идти по вагонам в поисках своего места.
«Вот некстати, – тут же решила Арабелла. Она уже настроилась на то, что поедет одна. – И почему ко мне посадили мужчину? Что за неразбериха! А впрочем – какой он мужчина?» – Она увидела, что юноша пытается пристроить свой саквояж на верхнюю полку и при этом не повернуться к ней задом.
Наконец долговязый попутчик с горем пополам справился с этой задачей, встав к ней бочком, а потом сел в дальний угол и смущенно улыбнулся, словно извиняясь за что-то.
«И откуда он такой взялся?! И одет как-то необычно… Со вкусом, но старомодно – будто мой папочка в юности!» – Арабелла вспомнила одну из старых фотографий семейного архива Пенлайонов.
Но, похоже, молчуна пора было спасать, и она как можно доброжелательнее произнесла, интонируя, словно учительница:
– Значит, вы теперь мой попутчик? Очень приятно – вместе нам будет веселее. А то этот клевер – гляньте в окно! Он раскраснелся не на один десяток миль и нагоняет на меня тоску! А на вас?
К ее удивлению, юноша ответил очень раскованно, чем порадовал Арабеллу, которая приготовилась уже к компании смущенного зануды, с кем не получится ни толком поговорить, ни в удовольствие помолчать.
– А по-моему, клевер – цветок поэтический. Несмотря на то, что его скармливают коровам и кроликам.
Юношу звали Дэном, и они легко разговорились, причем рассказывал он, а Арабелла слушала.
Выяснилось, что ее спутник тоже родом из Труро, учится в Лондоне, а теперь едет домой на каникулы – чтобы совершить первую самостоятельную экспедицию по Корнуоллу.
– Экспедицию? – переспросила Арабелла.
– Да, фольклорную экспедицию. Дело в том, что вообще-то я филолог, но моя специальность – фольклористика. А если еще конкретней, то я коллекционирую суеверия.
– Ну что же, я могла бы вам парочку подарить. А уж моя мама и шагу не ступит, чтобы не заглянуть в «Календарь суеверий» или что-нибудь в этом роде.
Тут Арабелла снова услышала дребезжание – ресторанная тележка возвращалась назад.
Дэн взглянул на пустой бокал Арабеллы, и она, поймав этот взгляд, улыбнулась и спросила:
– Вы знакомы со «Знаменитой куропаткой»?
– А кто это?
– Сейчас узнаете!
Арабелла выглянула из купе и, дождавшись, пока официант поравняется с их купе, попросила две порции «Феймос граус», бутылку содовой и, немного подумав, два вишневых десерта.
Виски сделал свое дело – вскоре Дэн забыл о том, что стесняется этой молодой самоуверенной женщины, которая поначалу показалась ему такой высокомерной. Теперь ему было легко и весело с ней. Она заразительно смеялась, умела внимательно слушать и обращалась с Дэном, как со взрослым мужчиной. Прошел всего лишь час их совместного путешествия, а Дэну уже казалось, что Арабелла – его давний чуткий друг, из тех, что делают жизнь значимей, чем она кажется постороннему.
А потом он подумал, что не сможет просто так расстаться с ней на перроне в Труро, чтобы больше никогда не встретиться… Хотя прекрасно знал, что на вокзале его будет встречать Виви, милая, трогательная Виви, которая вот уже год проливает слезы каждый раз, когда он уезжает из Труро, и терзает календарь в ожидании, когда же и она закончит школу и, выйдя за Дэна замуж, уедет из Корнуолла, чтобы готовить ему обеды, выбирать костюмы и не разлучаться с ним дольше, чем на полдня.
Да разве и сам он не мечтал о том же со дня их тайного обручения, когда, забывшись, глядел в окно университетской библиотеки, вспоминая свою любимую – первую и единственную, нежную и беспомощную, немного нескладную, но умевшую так очаровательно улыбаться?
Любовь к Виви делала его податливым, мягким и чутким существом, а другой любви – той, что заставляет играть густое вино мужского самолюбия и будит древний голос крови, той, что вкладывает нож в руку испанца и раскрашивает перья павлину, – Дэн еще не знал.
Он не заметил, как это произошло, но вдруг поймал себя на том, что мысленно сравнивает случайную попутчицу и свою Виви, думает о них одновременно. «В чем дело? – Он попытался отогнать эти неуместные мысли. – Ты едешь домой, к Виви, и ты рад этому, просто счастлив… А эта очаровательная, веселая женщина – всего лишь случайная попутчица, с которой легко будет скоротать последние часы разлуки. Ты не должен сравнивать их! Но это не значит, – возразил он сам себе, – что я должен отворачиваться при виде красивой женщины – только потому, что люблю другую. Что за вздор!»
Еще один глоток виски – и Дэн поверил себе и разрешил Дэну Хэшебаю забыть о застенчивой Виви: нет, не забыть, а лишь перенести ее портрет с первого плана в дальние заводи памяти…
Тем временем Арабелла доела десерт и принялась рассеянно передвигать серебряной ложкой вишневые косточки, аккуратной горкой сложенные на ее блюдце.
Дэн вдруг прервал историю, которую только что с увлечением рассказывал, и стал со странным выражением лица следить за рукой Арабеллы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30