– Почему бы тебе не поехать к ней, – проговорил Джеффри, – не рассказать ей все? Она поймёт.
– Она уже знает и ненавидит меня.
– Чушь. Она так любит тебя. – Джеффри махнул рукой. – Она знает лишь часть истории, к тому же версию Рейчел. Ты должен поехать к ней.
– Ты не понимаешь. Я не могу!
– Тогда ты заслуживаешь свою пустую кровать.
Джеффри, кажется, хотел еще что-то сказать, но Ричард закрыл глаза и захрапел. Он подождал, когда дверь со стуком захлопнется, и только потом проковылял через комнату и во шел в спальню Ли. Он почти ожидал, что увидит ее вышагивающей перед камином, как было в их первую брачную ночь, когда ее чувственное платье из серебристого шелка раскачивалось вокруг ног в игривом танце, который сводил его с ума. Золотистые волосы, сияющие в свете огня. Вкус ее дыхания у него на губах, жар кожи, руки, обнимающие, привлекающие ближе.
Ричард повалился на кровать, зарылся лицом в подушку, пытаясь убедить свой притуплённый пьянством мозг, что он все еще может чувствовать запах розовых духов, хотя прошли месяцы с тех пор, когда Ли в последний раз входила в эту комнату.
Он думал о том, чтобы поехать к Ли. Каждую минуту каждого дня думал о том, чтобы поехать к ней, но всегда отметал эту мысль.
Зачем? Ли все равно отвергнет его теперь, когда ей известны его самые мрачные тайны. Но она знает не все, говорил он себе. Она не знает правду об Элисон.
Голос Ли до сих пор эхом звучал у него в ушах: «Я не могла бы любить Элисон больше, даже если б она была моей дочерью. Но она не моя дочь и не твоя…»
Почему Рейчел решила не рассказывать об этом? Пощадила чувства Ли? Ричард сильно сомневался в этом. Чтобы защитить Элисон? Возможно, но маловероятно. Значит, припасла это на тот случай, когда Ричард помирится с женой?
Наверняка. Рейчел не остановится ни перед чем, чтобы сделать ему побольнее, даже если при этом придется разрушить жизнь Элисон.
Рейчел мерила шагами галерею, опоясывающую центральную лестницу. Услышав, как дверь Ричарда открылась, Рейчел вжалась в стену, надеясь, что тени скроют ее.
С колотящимся сердцем и покалывающей от предвкушения кожей она выглянула через перила. Из комнаты Ричарда вышел Джеффри, хлопнул дверью, затем прошагал к своей спальне и тоже захлопнул дверь с такой силой, что звук эхом прокатился по куполообразному холлу, вдребезги разбив тишину.
Пузырьки смеха щекотали горло до тех пор, пока Рейчел не почувствовала головокружение. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула, чтобы успокоить нервы. Хотя она и знала, что ее брак с Эриком до глубины души потряс Ричарда, но и помыслить не могла, что он будет злиться на нее всю жизнь. Теперь она осознала, что сильно недооценила его преданность и любовь к брату.
Почему он не может понять, что Рейчел вышла за Эрика исключительно ради титула? Что она поступила так не только ради себя, но и ради Ричарда? Разве не устроила она все наилучшим образом?
Разве титул теперь не принадлежит Ричарду, как она и планировала?
Она была так близко. Все, что ей было нужно, – это еще немного времени. Как только скорбь Ричарда прошла бы, он бы обратился к ней за утешением, как всегда делал в прошлом, до Эрика, до Элисон, до того, как этот плебей Джеймисон со своей жалкой дочкой вошли в его жизнь. Но Рейчел восторжествовала и над этой глупой девчонкой. Несколько нашептанных словечек. Несколько намеков. Но самым лучшим ее маневром было просто поведать голую правду, лежащую в основе их брака.
Ли слишком наивная, слишком доверчивая душа, чтобы не попасться в ловушку Рейчел. Побежать к Ричарду и потребовать правду. Потребовать, чтобы он сделал выбор между женой, которую не хотел, и женщиной, которую любит всю жизнь.
Наблюдая за отъездом Ли из окна гостиной, Рейчел с трудом сдерживалась, чтобы не издать торжествующий вопль.
Но она никак не ожидала, что Ричард замкнется в молчании, в ледяной вежливости, холодящей душу. Как будто и в самом деле любит свою жену, как будто скучает по ней.
Но как такое возможно?
Она не более чем помеха, брошенная на его пути, неудобство, которое Рейчел вынуждена терпеть, дабы защитить Элисон. Порой Рейчел забывала про самое мощное оружие, имеющееся у нее в арсенале. Но с нее довольно.
Наконец она выработала план, который, безусловно, увенчается успехом.
План достаточно прост. Она не представляла, почему не додумалась до этого раньше. Она была так возбуждена, что едва могла дышать. Дрожащими руками Рейчел разгладила морщинки на халате, поправила кружево на шее.
Свеча в настенном канделябре зашипела и погасла, и этот звук, резко прозвучавший в тишине, заставил Рейчел вздрогнуть. Она оттолкнулась от стены и выглянула из-за угла.
Коридор был пуст.
Рейчел сделала глубокий вдох и направилась к комнате Ричарда.
Ричард не знал, сколько прошло минут, а быть может, часов, прежде чем он наконец погрузился в сон. Но даже и тогда он висел на краю сознания, мысли о Ли дразнили чувства, вызывая на коже трепет, словно ее нежные руки вытаскивают его рубашку из бриджей, словно ее ладони гладят плечи, прикасаются к спине, словно постель прогибается и Ли прижимается к его телу.
Но что-то было не так.
Эти руки были холодными, а пахло не розами, а… лавандовой водой?
Это не сон.
Это кошмар, вернувшийся, чтобы преследовать его.
Ричард открыл глаза.
– Рейчел.
Глава 28
Она улыбнулась ему, чувственно приподняв уголки губ, томно захлопав ресницами, сладострастно прошептав:
– Ричард, как же долго я ждала этого. Поцелуй меня, дорогой.
Возможно, он слишком набрался. Возможно, в конце концов, сошел с ума. Или, может, просто устал бороться со своими основными инстинктами, устал от мучений и лжи.
Какова бы ни была причина, но он скользнул ладонью вверх по ее руке, затем по плечу. Рейчел застонала и подняла лицо.
Он широко растопырил пальцы, обхватил ее за шею и медленно; о, так восхитительно медленно начал сжимать.
Рейчел смотрела на него широко раскрытыми, вызывающими глазами, словно говорила: «Ну давай, сделай это».
Это было бы так легко. Несколько минут, и он освободился бы от нее навсегда. Ему так сильно, так давно этого хотелось. Она – проклятие его жизни, и он до смерти устал от нее и ее козней. Если б не ее обман, он бы никогда не предал Эрика. Если б не ее злопыхательство, он бы никогда не потерял Ли.
Кожа его похолодела, дыхание сделалось резким. Ошеломляющее открытие ударило Ричарда с безжалостной жестокостью, словно стена рухнула, обнажая ту часть его самого, которую он никогда не видел.
Рейчел – зло, в этом нет сомнения, но не ее вина, что он потерял Ли. Это его собственный страх прогнал Ли прочь. Страх, что она отвергнет его, как только узнает все его тайны. Страх, что он полюбит ее.
Любовь делает человека уязвимым. Любовь причиняет боль.
Поэтому Ричард оттолкнул Ли, но это не остановило боли, потому что слишком поздно. Он уже полюбил ее.
С рычанием он столкнул Рейчел с кровати.
– Убирайся отсюда и не вздумай проделать такое еще раз. Или в следующий раз я и в самом деле убью тебя.
Рейчел подхватила с пола свой халат.
Когда она выбежала из комнаты, Ричард встал с кровати и рухнул в кресло возле камина. Спрятал лицо в ладони. Господи, как же он любил Ли! С каждым вздохом, с каждым ударом сердца он томится по утешению, которое может дать лишь Ли. Она – все, что есть хорошего и порядочного в его жизни, а он отослал ее прочь.
Дыхание его стало прерывистым, в груди заболело, все страхи накинулись на него, отнимая волю, побуждая вновь вернуться в темноту, но он решительно оттолкнул их. Ну и что, если Рейчел расскажет всему свету, что Элисон – его дочь?
Он любит Элисон больше жизни и жаждет признать ее своей. Да, это вызовет скандал, но они переживут. Жизнь будет продолжаться, возможно, даже лучше, чем прежде, когда правда выйдет наружу.
Ричард не предавал своего брата. Никогда ни словом, ни делом он не предавал брата. Чувство вины и стыда чуть не погубило Ричарда, но теперь он видит истину. Эрик понимал это и любил его до конца. Он никогда не винил Ричарда, не питал к нему ненависти. Он искренне, всем сердцем любил Элисон и признал ее своей, чтобы защитить от мира.
Образ милого лица встал перед глазами, и Ричард с поражающей ясностью увидел истину. Он может рассказать Ли все. Об Эрике. О Рейчел. Даже об Элисон, и Ли поймет. Потому что любит его.
И любит Элисон. Ли никогда не будет ни презирать ребенка, ни меньше любить его, потому что она незаконная дочь Ричарда.
Почему ему понадобилось так много времени, чтобы понять? Зачем он сделал их жизни несчастными? Потерял так много времени?
Ричард поднялся с кресла, вернулся в свою комнату и позвонил камердинеру. Кое-какие страхи все еще не отпускали, ослабляли волю, предостерегали, что уже слишком поздно, но Ричард не слушал.
Осталось только одно: поехать в Корнуолл и вернуть свою жену.
– Небо нахмурилось. Скоро пойдет дождь, ваша светлость. Нам лучше вернуться в дом.
– Еще минутку, Мариэлла, – ответила Ли, наблюдая за соколом, летящим против ветра.
Пурпурные взъерошенные волны, разбивающиеся о камни внизу, швыряли через край пенистые брызги. Пропитанный солью воздух оставлял во рту острый привкус.
Поднявшийся ветер вырвал волосы из шпилек, и Ли рассмеялась. Она сунула руки под накидку, потерла ладонями живот и улыбнулась, почувствовав шевеление ребенка. Она плохо помнила свою дорогу в Корнуолл, лишь смутные впечатления о длинных, утомительных днях, за которыми следовали длинные, утомительные ночи. Пейзаж, расстилавшийся за окном, должен был очаровать ее, но она ничего не замечала в своих страданиях, все вокруг сливалось для нее в одно размытое пятно.
Вначале она чувствовала себя так, словно душа ее умерла, а тело продолжает жить. Не имея иного выбора, она поднималась каждое утро, надевала платье, причесывалась и проживала день. Но когда прошел месяц, потом другой, а за ним третий, случилось чудо. В ней зашевелился ребенок.
Вначале движения были легкими, словно шипучие пузырьки, щекочущие кожу, но с каждым днем толчки становились сильнее, наполняя Ли радостью и надеждой на будущее. Теперь Ли стала слишком большой и неуклюжей, чтобы забираться высоко, но любила сидеть на низком утесе и наблюдать, как море плещется о берег.
Темная бурлящая вода была такой пьянящей, такой напряженной, что напоминала ей глаза Ричарда.
Кожа вспыхнула, несмотря на резкий ноябрьский ветер, чувство стыда нахлынуло на Ли вместе с воспоминаниями об их последней ссоре.
Ли не могла постичь, что заставило ее поддаться злобным насмешкам Рейчел и выдвинуть мужу ультиматум, который он не мог не отвергнуть. На самом деле Ли ведь не поверила ни единому слову Рейчел. Ли знает, что Ричард презирает свою невестку.
Но он человек гордый и волевой. Его реакция была порождена уязвленной гордостью и мужским самолюбием. Никто не будет указывать ему, как жить, даже жена. Поэтому она оказалась сосланной в самый дальний уголок Корнуолла.
Боже, как она скучает по Ричарду! Но у нее тоже есть гордость. Упрямство не позволяло написать ему, попросить прощения.
Возможно, он прав. Возможно, она просто ухватилась и Рейчел как за удобный предлог, когда на самом деле хотела, по-настоящему хотела его полной капитуляции. Его признания в любви.
Какова бы ни была причина, Ли знала, что должна написать Ричарду. Он имеет право знать, что скоро станет отцом, но всякий раз, когда она бралась за перо, страх останавливал ее руку, убеждая, что можно подождать до завтра, на следующий день снова до завтра, и так письмо оставалось ненаписанным.
Ли старалась не думать, где Ричард и что делает, с кем проводит время. От таких мучительных мыслей лишь учащался пульс и сердце колотилось как сумасшедшее, а ей ради ребенка необходимо сохранять спокойствие.
Коварные слова Рейчел пришли снова: «Как только Ричард получит наследника, его секреты будут в безопасности… он выбросит тебя… бросит тебя».
Сколько бы здравый смысл ни говорил Ли, что Рейчел – лгунья, которая искажает правду, подгоняя ее под свои замыслы, гадкие слова вытаскивали на поверхность глубоко запрятанную неуверенность. И пусть страх потерять Ричарда терзал Ли день и ночь, она не позволит использовать своего ребенка для исполнения злокозненных отцовских замыслов.
Со вздохом она поплотнее закуталась в подбитую мехом накидку. Как бы там ни было, скоро она напишет Ричарду.
Она должна рассказать ему о ребенке.
Ли поднялась с камня на котором сидела, и взяла горничную под руку. Они пошли по извивающейся тропе назад, к дому, ступая осторожно, чтобы не поскользнуться на скользком мху, покрывающем камни.
Дворецкий встретил их в дверях.
– У вас посетитель, ваша светлость.
Ли улыбнулась:
– Посетитель? Как таинственно, Харрис. Это викарий? Я думала, мы встречаемся с ним завтра.
– Ли. – Голос, низкий, глубокий и до боли знакомый, донесся из сумрака малиновой гостиной.
В дверях появилась какая-то фигура, медленно принимая знакомые очертания. Широкие плечи, обтянутые бордовой шерстью. Длинные ноги в замшевых бриджах, скроенных так искусно, что каждый мускул от лодыжки до бедра обрисовывался с ясной отчетливостью.
– Ричард. – Ли еле выдохнула.
Толстая, подбитая мехом накидка закрывала ее тело от плеч до пят и давала некоторую защиту от озноба, который пробирал до костей. Ее ноги словно примерзли к мраморному полу, в то время как оглушенный мозг отметил тот факт, что Ричард здоров и действительно здесь.
Ли часто представляла себе их встречу. Она воображала себя на коленях, умоляющую простить ее за резкие слова. Она рисовала в своем воображении на коленях его, умоляющего простить за то, что отослал ее. Но никогда не представляла она, что он все еще будет сердит.
Что, если он хочет положить конец их браку?
Ли знала, что должна держать в узде свои бурные эмоции, но колотящееся сердце гнало кровь по жилам. Спазм сжал живот, обвиваясь вокруг позвоночника, едва не согнул ее от боли, но Ли подобрала полы накидки и юбки и стала подниматься по лестнице со всем достоинством, на которое была способна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40