Ведь я сама была рабыней и много вытерпела, прежде чем хозяин отпустил меня на волю. Если бы ты был в ошейнике, как те, которых я купила, я бы знала, что тебя ждет тяжелая участь, и не уступила бы Станиену…
– Я уж не думаю об этом, – поспешил успокоить ее Клеон. – Скажи, госпожа…
– Опять?!
– Прости… Скажи мне…
– Тсс! – остановила его Фабия. – Мы вышли из сада. Теперь надо очень внимательно слушать команду.
– На коней!.. На коней!.. – шепотом передали по рядам приказ Спурия.
Секунда – и всадники очутились в седлах. Видя, что Клеон прихрамывает, Фабия предложила:
– Садись на мою лошадь. Клеон взобрался на круп ее коня.
Некоторое время они ехали молча. Фабия напряженно следила за Спурием и Александром. Клеон не мог говорить от волнения. Она, сражавшаяся подобно Афине Палладе, о нем думала! И, может быть, это правда, что ради него прискакала на виллу?… А он считал себя одиноким! Ради него рисковали Береника и Гефест; ради него Александр побежал так далеко за отцом; за него вступились рабы… Погиб Долговязый. Как хотел бы он крикнуть на весь мир о своей любви к ним и благодарности! Но надо молчать: малейший шум может погубить отряд.
Всадники ехали шагом, чтобы пешие не отставали от них. Внезапно впереди раздался предостерегающий крик совы, и сейчас же послышался конский топот, еще далекий, но приближающийся с каждой минутой. Судя по звуку, целый отряд двигался крупной рысью.
– А что, если они пройдут здесь? – прошептала Фабия. – Ведь им надо объехать наш лагерь, чтобы попасть на дорогу.
Очевидно, Спурий подумал о том же. По рядам передали его приказ: «Ложись!»
Люди и лошади опустились в густую траву. Прошло несколько минут, и на опушке показался конный отряд. Люди Спурия, казалось, перестали дышать. Три или четыре турмыримлян ехали не таясь, переговариваясь и пересмеиваясь. Впереди, указывая путь, скакал на великолепном коне Луций.
Один из декурионов воскликнул:
– Мы уж достаточно отдалились от их лагеря! Я думаю, нам следует выехать на дорогу. Там удобнее сражаться и меньше опасности разминуться с ними.
– Да, поддержал его другой, – я сам боюсь, как бы рабы не ушли от нас.
– Уверяю тебя, они еще грабят виллу, – возразил Луций. – Проехав через сад, мы их захватим врасплох. Но, если ты боишься, что они ускользнут, пошли одну турму для засады на дорогу. Этого вполне достаточно, чтобы перебить шайку пьяных мошенников. Ручаюсь, они перепились нашим вином!
«Вдруг какой-нибудь из наших коней заржет? – встревожился Клеон. – Лошади приветствуют друг друга, не разбирая врагов и друзей».
Опасность нависла над головами лежавших в траве рабов: всадники остановились в нескольких шагах от них. Они разделились на два отряда, и меньший, под командой одного из декурионов, поскакал к дороге.
– Едем скорее! – торопил оставшихся Луций. – Глядите, какое зарево! Едем, пока эти пьяницы не сожгли виллу…
Рабы лежали притаясь, пока не смолк топот последнего коня. Александр поднялся первым и внимательно огляделся:
– Все спокойно.
– Ну, мальчуган, – сказал Спурий, вскакивая на ноги, – беги теперь домой. Тут уж мы доберемся сами.
Обняв сына вилика, Фабия шепнула ему на ухо:
– Не огорчайся! Я расскажу Спартаку, какой ты ловкий проводник.
Александр стоял опустив руки, словно на него надели оковы. Как только Фабия разомкнула объятия, он отбежал к сицилийцу:
– Как я завидую тебе! – И он сжал руку Клеона. – А я должен вернуться…
– С какой радостью я был бы сейчас со своим отцом! – вздохнул Клеон. – Прощай! Может быть, мы с тобой никогда уж больше не встретимся… – Клеон поцеловал Александра и поспешил за Фабией.
Александр печально смотрел вслед уходящему отряду, пока не исчез из виду последний всадник. Вот уж замер и стук копыт вдали… Александр вздохнул: только что он был окружен людьми, целый отряд прислушивался к каждому его слову, а теперь… А теперь Александр почувствовал себя таким маленьким и одиноким. И ему стало очень неуютно на большой поляне под звездным шатром неба. Александр повернулся и побежал домой: его могут хватиться каждую минуту. Он вспомнил последние слова отца и ускорил бег… И вдруг остановился: «Забыл рассказать Клеону, что Лев жив!..» Он оглянулся: отряд уже не догнать. «Это боги со зла на Клеона так подстроили, – подумал он. – Ну ничего: я покажусь дома – пусть Луций меня увидит. А днем проберусь в лагерь к Клеону».
Известными только ему потайными тропинками бежал Александр, чтобы опередить Луция и всадников: он боялся, что, обнаружив его отсутствие, сразу начнут пытать отца, мать и сестер, требуя признания, не убежал ли он к Спартаку. В саду он слышал топот коней и тихий говор. Александр побежал еще быстрее.
Александр, задыхаясь, вбежал во двор за несколько минут до появления всадников на вилле.
Первое, что он увидел, – пылающий помост и возле него громко плачущих и рвущих на себе волосы женщин. Всех убитых сжигали на одном костре. Пламя взвивалось вверх, окрашивая небо в розовый цвет.
Бегло осмотрев дом сенатора и не найдя в нем никого, кроме связанного Станиена, всадники, оставив Луция с отцом, снова вскочили на коней и, уже не таясь, помчались туда, где пылало зарево. Почти вслед за Александром ворвались они в проходы между сараями и, пораженные зрелищем похорон, осадили коней.
Глава 10. Встреча с вождем
Распрощавшись с Александром, Фабия подъехала к Спурию. Чуть прихрамывая, Клеон шел у ее стремени.
– «Огню и мечу»!.. «Пьяная шайка»! – горько сказала Фабия, поравнявшись со Спурием. – Ты слышал, что сказал этот неблагодарный?… Пока мы спасали хлеб Станиенов, они нас предали. Как низко пали римляне! А еще Луция считают в Риме одним из благороднейших людей!
– Ха! – пожал плечами Спурий. – Все они притворяются благородными, а как дело дойдет до шкуры, тут сразу все благородство с них слетает. Глупо из-за этого огорчаться… Ну, друзья, – обернулся он к пешим рабам Станиена, – ускорьте шаг. Лагерь близко.
– У тебя болит нога! – спохватилась Фабия, заметив у своего стремени Клеона. – Садись! – Она приостановила коня, и мальчик снова уселся позади нее.
– Я хотел спросить у тебя, госпожа, чего добиваются гладиаторы? Когда они победят римлян, они сами станут править Республикой, да?… Они уничтожат рабство?… А что еще они сделают?… Чего хотят они?
– Трудно сказать, – покачала головой Фабия. – У каждого свои желания… Но Спартак стремится к одному: вывести рабов из Италии, чтобы каждый мог вернуться к себе на родину.
– К себе на родину? – переспросил Клеон. – Но зачем же тогда Рим губит свои легионы и разоряет поля хлебопашцев? Я бы дал вам спокойно уйти.
– Просто решаешь дело! – усмехнулась Фабия. – А если другие рабы тоже вооружатся и потребуют свободы?… Что тогда будут делать все эти почтенные Станиены, Помпонии и прочие, которые не привыкли трудиться? Все полетит кувырком. Хотела бы я на это посмотреть!
– Госпожа, мы заблудились! – вскрикнул Клеон. – Впереди римский лагерь!
– Это наш лагерь, – успокоила его Фабия. – Мы научились окапываться не хуже прославленного Помпея.
Двое часовых преградили им дорогу копьями:
– Кто идет?
– Свобода и братство, – ответил Спурий.
Часовые расступились.
Клеон с изумлением глядел вокруг: это был точь-в-точь такой лагерь, какой он видел весной у Везувия, и его так же окружал ров, а за ним темнел высокий вал с бойницами и воротами. На принципиуме горел костер, освещая знамена, украшенные вместо орлов колпаками, какие надевали на рабов, отпуская их на волю.
– Мы привели пополнение! – крикнула Фабия.
Раздвинулись полы палатки, и к отряду вышел высокий воин. Он взял из костра горящую ветку и поднял ее над головой. Блики света заиграли в светлых кудрях и в завитках его бороды, осветили широкие плечи и словно вылитые из бронзы мышцы рук и груди.
– Это Спартак, – шепнула Фабия Клеону.
Рабы Станиена глядели на вождя во все глаза.
– Вы словно с костра сошли! – воскликнул Спартак, рассматривая закопченные лица людей и обгоревшие лохмотья их одежды.
Кузнец поднял над головой меч:
– Зато почти все вооружены!
И все, у кого были мечи, подняли их вверх.
– Это хорошо! – улыбнулся Спартак. – Добывать оружие нам нелегко. Но, видно, вы побывали в бою и огне. Идите теперь отдыхайте. Спурий укажет вам палатки… А ты, – обратился он к Фабии, – останься и расскажи, как прошел твой торг с сенатором.
– Слава в веках Спартаку! – воскликнул Гефест.
– Слава!.. Слава!.. – подхватили бывшие рабы Станиена.
Клеон нехотя последовал за ними, все время оглядываясь на Фабию и Спартака.
– Ноги этого мальчика повернуты в одну сторону, а голова в другую, – засмеялся Спартак. – Уж не тот ли мальчик, о котором ты мне говорила и которого хотела спасти от наказания?
– Да.
– Поди сюда, – позвал Клеона Спартак.
Клеон вмиг очутился возле него. Спартак положил руку на плечо мальчика и так внимательно посмотрел ему в глаза, что Клеону показалось, будто вождь прочел все его мысли. И, видно, Спартаку понравилось, о чем думал в эту минуту Клеон, потому что он ласково усмехнулся и, толкнув мальчика к преториуму, сказал:
– Иди спать в мою палатку.
С этой минуты Клеон стал тенью гладиатора Спартака, о стойкости и мужестве которого с восхищением говорили даже враги.
Глава 11. В стане освободителя
Первое, что увидел не совсем еще проснувшийся Клеон, был луч солнца, пробившийся в палатку. «Опоздали выгнать овец!» – встревожился пастух. С полусомкнутыми веками он пополз на четвереньках к выходу… И вдруг задел коленом что-то холодное. «Змея!» Клеон в ужасе откатился в сторону и сел, широко раскрыв глаза. Возле подстилки, на которой он спал, лежал меч. Его меч!.. Сразу вспомнились все события вчерашнего дня. При мысли о том, что Лев убит, Клеона охватила жажда мести. Он вскочил. Он готов был немедленно сражаться. Но где?… И как?… Спросить не у кого – палатка пуста.
Клеон поднял свой меч и, не зная, должен ли он надеть оружие, огляделся. На шестах, служивших опорой полотняным стенам, висели меч, щит и шлем Спартака. Поднявшись на цыпочки, Клеон рядом с мечом вождя повесил свой и отошел полюбоваться ими. Его короткий меч (из тех, что Хризостом вместе с ним заказывал в Риме) выглядел детской игрушкой рядом с тяжелым и длинным мечом Спартака. И все же соседство двух этих мечей наполнило сердце мальчика гордостью.
Снаружи доносились возбужденные голоса. Клеону показалось, что там выкрикивают имя Спартака. Он вышел из палатки.
На преториуме этого лагеря ораторскую трибуну заменял простой камень. Стоя на этом камне, Спартак слушал, что кричали ему со всех сторон и на всех языках его воины. И при свете солнца вождь показался Клеону статуей, отлитой из бронзы. Но теперь Клеон заметил то, чего не видел вечером, в трепещущем свете горящей ветки: спокойную доброту голубых глаз, гордую посадку головы и светло-каштановый цвет кудрей, которые, падая на плечи, смешивались с завитками бороды. «Таким, наверное, был Геракл», – подумал Клеон, подходя к воинам, окружавшим Спартака.
Он понял, что воины чем-то недовольны. Но вот Спартак поднял руку, призывая к тишине, и заговорил. Первых его слов не было слышно, потому что все стали кричать друг другу: «Тише!»
– Нет, я еще не собираюсь говорить, – покачал головой Спартак. – Прежде чем ответить вам, я хочу точно знать, чего вы домогаетесь. Но пусть скажет кто-нибудь один. Когда вы кричите все разом, трудно что-нибудь понять.
Снова поднялся шум: воины совещались, выбирая оратора. Наконец выборный вышел из рядов и заговорил, он был грек, – и Клеон понимал каждое его слово.
– Мы хотим знать, – сказал грек, – почему римляне, воюя даже на земле Италии, обогащаются, а нам ты ничего, кроме оружия, железа и бронзы, не позволяешь брать. Ты не разрешаешь нам даже покупать золото и серебро. Почему?… Почему мы должны возвратиться под родной кров нищими? Разве мы воюем хуже, чем римляне?
– А в деревнях мы должны платить за каждую убитую утку или съеденную лепешку! – крикнул кто-то из рядов.
– Теперь я вам отвечу, – сказал Спартак. – Вы воюете лучше римлян. Но вы должны быть не только доблестнее их – вы должны быть честнее и благороднее. Пусть простые хлебопашцы видят, чем отличаемся мы от римлян: они стремятся к обогащению, мы – к справедливости и свободе. Как вы думаете, почему пастухи и хлебопашцы предупреждают нас о движении римских легионов, укрывают у себя наших раненых, снабжают нас фуражом и хлебом?…
– За деньги! – выкрикнули из толпы.
– Кто это сказал? – презрительно спросил Спартак. – Где этот умник?… Что же он прячется за спины товарищей?… Кто это думает, что у сельского плебса есть деньги, чтобы кормить и лечить армию в десять тысяч человек?… Да, мы оплачиваем их услуги. Но, если бы римляне платили им в десять раз дороже нас, они все равно не переметнулись бы на их сторону, потому что они знают нашу силу и уважают нашу сдержанность. А для нас их уважение дороже золота и серебра, ему обязаны мы тем, что армия наша с каждым днем растет, как железу и меди обязаны тем, что умножается наше оружие. Или, может быть, вам больше нравится иметь за спиной набитый золотом мешок, чем острый меч у пояса?
– Меч!.. Меч!.. – закричали воины.
– Вы выбрали! – наклонил голову Спартак. – Откажемся же от всего, что может нас ослабить. Закалим наше тело и дух. Будем стремиться к единственному благу жизни – свободе. Вот величайшее наше достояние, которое отняли у нас римляне и которое мы должны вернуть силой!
Воины разразились криками на разных языках.
– Да!.. Да!.. Вернем!.. Завоюем!.. – разобрал Клеон греческие и латинские слова в этом многоязыком хоре.
В эту минуту Клеон готов был на любой подвиг, лишь бы заслужить улыбку вождя.
– Ну, а теперь, друзья, за работу, – сказал Спартак, едва они умолкли. – Постараемся использовать время, пока римляне хоронят убитых. – Он сошел с камня и, заметив Клеона, подозвал его: – Пойди к Фабии и передай ей, чтобы зачислила тебя на довольствие и выдала крупу. Если у нее есть какая-нибудь еда, попроси покормить тебя.
Клеон от радости и гордости, что сам вождь обратился к нему, не мог сказать ни слова, только смотрел на Спартака влюбленными глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34