– Хорошо, что Луций любит его – значит, кузнеца не продадут на сторону. И, если господин даст его в мужья нашей дочери, она останется с нами.
* * *
Чуть прихрамывая, кузнец шел по траве между деревьями. Он избегал расчищенных дорожек. Как объяснить, почему он здесь в такой час? Каждый может счесть это попыткой к бегству или желанием обокрасть хозяев. Могут обвинить даже и в покушении на их жизнь. В лучшем случае ему грозит за эту ночную прогулку бичевание, в худшем – смерть'.
На залитой лунным светом поляне кузнец наткнулся на странную сцену: несколько босых, неподпоясанных женщин ходили вокруг деревьев, словно тени грешниц. Кузнец притаился за кустами. «Уж не обряд ли это в честь Доброй Богини, имя которой запрещено произносить и таинства которой не дано видеть ни одному мужчине?»
Обойдя одно дерево, женщины переходили к другому. Но вот на середину поляны вышел садовник.
– Обойди еще вокруг этой груши, Аристиона, – на ней масса гусениц, – распорядился он.
Посмеиваясь над своей ошибкой, кузнец углубился в чащу вечнозеленых лавров: он хотел остаться незамеченным, но вдруг впереди себя услышал звон струн и бормотание:
Под сенью лавров обрету
Отвагу я и вдохновенье…
«О боги!.. Чуть нос с носом не столкнулся с Луцием. Мог бы погубить все дело… И чего он шатается по ночам?» – с досадой подумал кузнец и, прильнув к стволу дерева, слился с ним так, что на коже его выдавился узор коры. Страх его был напрасен: Луций, не заметив его, прошел мимо. Он искал рифму:
Вдохновенье… и углубленье…
Забуду лень я…
Он аккомпанировал себе на лире, ни на что не обращая внимания, и брел как попало – то по дорожкам, то по траве, не видя, куда ступает. Но вот, очевидно, он вышел на поляну.
– Что за пляска?… Что тут происходит? – услышал кузнец его удивленный голос.
– Это не пляска, господин, – ответил садовник, – это мы лечим деревья, которые пожирает зловредная тварь – гусеница.
– Как же вы ночью видите гусениц?
– Их не надо видеть, господин. Достаточно босой и неподпоясанной женщине обойти в полнолуние вокруг дерева, чтобы гусеница с него уползла.
Луций захохотал:
– О, темнота, темнота!.. Впрочем чего можно требовать от невежественного раба, если даже такой просвещенный ум, как Катон, рекомендует заговоры для лечения растений и животных! Пошли этих женщин спать. Они должны завтра работать, а ты их заставляешь ночью топтаться! Куда же будут завтра годны эти работницы?! А ты, садовник, должен знать, что против гусениц есть одно-единственное средство – желчь зеленой ящерицы. Прикажи наловить их и обмажь их желчью верхушки деревьев и кустов.
– Слушаю, господин… Послышалось удаляющееся пение Луция.
– Ну? Чего стали? – закричал садовник на женщин. – Отправляйтесь спать! Живо! Или не слышали, что сказал молодой господин?
Теперь, когда женщины и Луций ушли, кузнец осмелел и тихо свистнул.
– Кто там? – насторожился садовник.
– Я… Поди сюда… Садовник подбежал к кузнецу.
– Передай завтра всем, что Хризостом чуть свет едет в Рим за оружием. Путь будут наготове. А сейчас последи за молодым господином… шатается без толку. Если он вздумает пойти к тому месту, где ты насадил между вязами виноградные лозы, постарайся предупредить меня: я буду там, и не один.
Садовник кивнул, и они разошлись в разные стороны.
Кузнец, прячась между деревьями, направился в дальний конец сада. Он пришел рано. На его условный свист никто не вышел из-под деревьев. Гефест стал под тенью дерева, высматривая, не покажется ли кто на поляне.
Было тихо. Кусты, окаймлявшие поляну, в лунном свете казались седыми. В ветвях посвистывала какая-то ночная птица, в траве трещали цикады. На небе, то выглядывая из-за облаков, то прячась, плыла полнощекая луна. «Словно девушка заигрывает», – усмехнулся кузнец. Несколько минут он глядел на луну не отрываясь, растворившись в тишине ночи, словно перестав существовать… и в то же время всем существом своим прислушиваясь… Вот слабо фыркнула лошадь. Кузнец повернул голову. Со стороны дороги на поляну выехал всадник. Гефест вышел на лунный свет. Всадник приблизился. При свете луны его юное лицо казалось бледным, а глаза – неестественно огромными. Грудь всадника стягивала бронзовая кольчуга, какие носили военачальники, но голову прикрывал кожаный солдатский шлем, а ноги были обуты в простые солдатские калиги.
– Есть новости? – спросил всадник.
– Да. Завтра утром домоправитель уезжает в Рим. Приказано до рассвета осмотреть повозку. Я обошел несколько каморок и предупредил друзей, чтобы они готовились.
– Хризостом едет за оружием?
– Да. Один из домашних рабов подслушал, как домоправитель уговаривал господина, что необходимо вооружить надсмотрщиков. Оружие заказано, говорил Хризостом, нужно только привезти его. Об этом я узнал сегодня. Вот почему я тебя не предупредил раньше. Осмотреть повозку и лектику вилик тоже приказал мне недавно.
– Сто мечей! – воскликнул всадник. – Оружейник в Риме говорил мне, что домоправитель Станиена заказал сто мечей… А нам так нужно оружие! Я сообщу Спартаку то, что ты мне сказал. А ты должен держать со мной связь. Теперь важно знать, когда Хризостом вернется.
В саду неподалеку послышался слабый свист – раз, два и три.
– Это предупреждение, – торопливо сказал кузнец. – О возвращении Хризостома узнаешь у Германика… в кузнице у перевала. Там тебе удобнее появляться, не вызывая подозрений. Тшш… Слышишь? Это опять сумасшедший Луций. Только что я чуть не столкнулся с ним. – Гефест отступил в тень деревьев.
Всадник наклонился к уху лошади, тихо свистнул… и конь помчался прочь от виллы Станиена, прямиком через поляну, к проезжей дороге.
Глава 4 «Лучше бы тебе работать в другом месте»
Этой ночью, как теперь вошло в обычай, Долговязый спал в шалаше, а Клеон сидел у костра, прислушиваясь к голосам ночи; Лев, беспокойно рыская по опушке, обнюхивал почву и рычал, словно почуял врага. Клеон сунул в костер пучок сухих веток, и они запылали, как факел. Мальчик ждал: вот покажется из лесу волк…
Лев со свирепым лаем бросился к дальнему загону. Клеон побежал за ним, освещая путь факелом. Но не успел он еще добежать до загона, как услышал блеяние ягненка и крик старшего пастуха:
– На помощь!.. Он меня заживо сожрет!
– Так это ты воруешь ягнят?! Погоди же!.. Держи его, Лев, пока я приведу Долговязого… Эй, Долговязый!..
Никто не отозвался. Долговязый, очевидно, крепко спал.
– Спятил ты, что ли? – кричал Мардоний. – Сейчас же убери пса! Не то всажу в него нож!
Это испугало Клеона, и он свистнул. Оставив свою жертву, Лев подбежал к хозяину.
Стиснув зубы от боли, Мардоний упал лицом в траву. Клеон снова позвал Долговязого. Старший пастух со стоном поднял голову:
– Дурак!.. Что вообразил! Посвети мне… Не туда!.. На ногу, дурень!
Клеон опустил факел так, чтобы Мардоний мог осмотреть свою ногу.
– Чуть не до кости прокусил! – Старший пастух пошарил рукой по траве: – Нож потерял… Дай свой. Да не бойся ты: я не собираюсь убивать твою собаку. – Он отрезал кусок туники и стал им обвязывать ногу. – Я хотел проверить вас. Теперь вижу, что хорошо стережете. В награду можешь этого ягненка зарезать и вместе со своим псом съесть… А почему ты не спишь? Разве сегодня очередь не Долговязого?
– Моя, – ответил Клеон, не желая выдавать товарища.
– Помоги мне подняться и сесть в седло. Осторожнее!.. Ой, нога!.. Я доложу господину о вашем усердии. Он вознаградит тебя и твоего пса. – Старший пастух тронул поводья и, причитая и охая, исчез в темноте.
Ошеломленный Клеон взял на руки ягненка и пошел к костру. Лев весело бежал впереди, время от времени останавливаясь. Долговязый спал. Костер почти погас. Клеон подбросил в него сухих веток и при свете вспыхнувшего пламени стал осматривать ягненка. Он был невредим. «Зачем же резать здорового? И что это выдумал Мардоний – дать Льву мясо барашка?… Наверное, с перепугу сболтнул. Отец говорил, что нельзя кормить собаку мясом скота, который она стережет».
Он отнес ягненка в загон и, вернувшись к костру, задумался: очень уж подозрительным казалось ему, что Мардоний не бранился и не пробовал обороняться от Льва ножом. А Долговязый уверял, что старший пастух невоздержан на язык и скор на расправу. Неужто нрав Мардония так переменился от страха?… Клеон снова и снова представлял себе сцену возле загона, и непонятная тревога все ближе овладевала им. Рассказать Долговязому или нет?… Вспомнив странную улыбку рыжего пастуха, Клеон решил, что рассказывать не стоит.
На заре он разбудил Долговязого, и они вместе выпустили овец на пастбище.
* * *
Клеон проспал почти целый день. Он выбрался из шалаша в предзакатный час. Смутные ночные подозрения при свете солнца показались Клеону нелепостью. Ничего странного нет в том, что старший пастух, проверяя работу на пастбище, похвалил его и Льва за бдительность, хотя сам и пострадал от чрезмерного их усердия.
Захватив подойник, Клеон отправился доить овец. Долговязый, по обыкновению, валялся на траве. Завидя Клеона, он лениво поднялся и также принялся доить. В предвкушении ужина Лев с интересом следил за непрерывными струйками, которые под искусными пальцами пастухов с легким звоном тянулись от вымени овец к подойникам.
Некоторое время пастухи доили молча. Вдруг Долговязый удивленно вскрикнул, указывая на двух приближающихся всадников:
– Смотри-ка: старший с виликом! Чего это они вдвоем к нам?
Ночные подозрения охватили Клеона с новой силой.
– При мне вилик еще ни разу на пастбище не приезжал, – пробормотал Долговязый, поднимаясь.
Подъехав к загонам, всадники спешились. Боясь, что Лев снова нападет на Мардония, Клеон привязал его за шалашом, а чтобы пес не скучал, мальчик поставил ему миску с молоком. Между тем Сильвин и Мардоний, стреножив лошадей, пустили их пастись, а сами подошли к погасшему костру и стали ворошить его палками, что-то отыскивая в золе. Лев рвался с привязи и лаял.
– Спрятал где-нибудь в лесу, – говорил старший пастух. – Впрочем, это можно проверить. Я взял с собой мясо: если пес не станет его есть, значит, сыт. – Он направился к лошади – взять мясо из седельной сумки, но, увидев пастухов, которые несли подойники, остановился.
– А ягненок целехонек! – еще издали крикнул ему Клеон. – Я подумал, что ты не приказал бы его резать, если бы знал это… – Он умолк, заметив свирепый взгляд Мардония.
– Что ты болтаешь? Когда я приказал зарезать ягненка?! Мальчишке, видно, что-то приснилось, – обернулся Мардоний к вилику.
– Как – приснилось? – воскликнул Клеон. – Я говорю об ягненке, которого ты сегодня ночью обронил… когда Лев напал на тебя. Ты приказал, чтобы я зарезал его и съел… чтобы мы вместе со Львом его съели…
– Убил ягненка, негодяй, и теперь невесть что выдумываешь! – закричал Мардоний.
Клеон поставил подойник и, подбежав к вилику, потянул его за тунику:
– Проверь!.. Идем со мной. Проверь – все ягнята и овцы целы.
Мардоний также подбежал к вилику и, оттолкнув Клеона, торопливо заговорил:
– Я позвал тебя, чтобы ты на месте убедился, правда ли то, что донес мне Долговязый.
– Он донес?! – ахнул Клеон. – Пусть Пан поразит его за эту ложь!
Рыжий пастух скривился, но ничего не сказал.
– Да, я приезжал ночью на пастбище, – сыпал словами Мардоний, – но спроси: зачем? Я хотел проверить донесение Долговязого. Он говорил, что сицилиец жарит по ночам ягнят и со своим псом пожирает их. Но я ничего такого не обнаружил, оба пастуха спали. Чтобы наказать их за нерадивость, я взял одного ягненка. А пес погнался за мной, прокусил мне ногу, – Мардоний указал на свою забинтованную голень, – и, когда я от боли выронил ягненка, он стал терзать его…
– Неправда! – закричал Клеон, всплеснув руками.
– Не перебивай, – остановил его Сильвин. – Когда будет надо, я тебя спрошу… Хочешь еще что-нибудь рассказать, Мардоний?
– Я все сказал, – ответил старший пастух.
Вилик опустился на траву.
– Давайте-ка сядем. Что там у вас?… Молоко? Найдутся, верно, и лепешки и сыр?… Тащите все сюда… Сколько у тебя овец и ягнят, Долговязый? – как бы невзначай спросил он, в то время как рыжий пастух принес из шалаша корзину с лепешками, а Клеон, разостлав на земле холст, ставил на него кружки.
Долговязый, не подумав, назвал цифру, которую каждое утро слышал от Клеона… и, виновато взглянув на Мардония, пригнулся, будто ожидая удара. Вилик, казалось, ничего не заметил.
– Хорошо, – сказал вилик. – Ты, Мардоний, позвал меня судьей над сицилийцем. Такие обвинения лучше всего проверять счетом. Пусть пастухи загонят овец, а мы их пересчитаем.
– Я присмотрю, – вскочил Мардоний.
– Прошу тебя, останься, – удержал его вилик. – Пусть они все сами сделают. Разве тебе не интересно проверить их быстроту?
Он взял из корзины сухую лепешку и, налив себе молока, стал пить его с таким аппетитом, будто никогда ничего вкуснее не ел.
Когда последняя овца скрылась за изгородью, Сильвин в сопровождении старшего пастуха обошел все загоны и пересчитал овец. Все овцы и ягнята были на месте.
Клеон смотрел победителем. Ему так хотелось отколотить старшего пастуха. Он мечтал и о том, чтобы вилик и Мардоний поскорее уехали, и тогда он расправится с Долговязым… Но Сильвин не торопился. Он медленно пил овечье молоко, что-то обдумывая. Никто не решался прервать его размышления. Наконец он заговорил, обращаясь к Мардонию:
– Здесь ты хозяин. Не мое дело давать тебе советы. Но раз ты сам позвал меня, так выслушай теперь мое мнение. Если Долговязый ложно доносит на своего товарища, значит, они почему-то враждуют, и их надо разлучить. Сделай сицилийца объездчиком. Лучшего помощника тебе не найти. Если ты не против, я поговорю о нем с господином. Согласен?
– Меня?! – испугался Клеон. – Его помощником?…
Вилик сделал вид, что не слыхал восклицания сицилийца.
– Зачем спрашивать мое согласие? – с притворным смирением сказал старший пастух. – Господин волен поставить меня на место этого мальчишки, а его – на мое. Мы обязаны повиноваться, а не рассуждать.
Долговязый снова вскинул глаза на Мардония и потупился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34