Клеон умоляюще посмотрел на вилика:
– Лучше возьми меня к себе!
– Пока не могу, – сказал вилик, направляясь к лошади.
Стоя рядом, Клеон и Долговязый провожали Мардония и вилика. Лев, поднявшись на задние лапы, махал передними и лаял, негодуя, что его привязали и он не может вцепиться в ляжку ненавистного врага, из-за которого ему когда-то досталось.
Как только всадники исчезли среди деревьев, Клеон, ни слова не говоря, набросился с кулаками на Долговязого. Лев завизжал, стараясь сорваться с цепи. Долговязый, видимо, приготовился к бою и с неожиданной быстротой схватил Клеона за руки:
– Сначала спроси, а потом дерись! С ума сошел!
Долговязый был старше, выше и сильнее Клеона. Мальчик тщетно старался вырвать руки из цепких лап рыжего пастуха.
– О чем спрашивать! – с бессильной яростью кричал Клеон. – Наврешь мне, как наврал Мардонию!
– Ты дурак, – спокойно сказал Долговязый. – Мардоний оболгал меня, как и тебя. Неужто не понимаешь? Только я молчал, а не лез с ним в спор, как ты: спорить с ним бесполезно, он любимец господина. И вилик это знает. Он тоже не посмел уличить его во лжи. А ты как петух: ко-ко-ко! ко-ко-ко!.. Вот он теперь тебе покажет! А я с самого начала говорил: лучше бы тебе проситься в другое место.
Глава 5. Клеон побеждает в споре с самим собой
По вечерам на горы спускались облака, окутывая пастбище сырой мглой. С каждой ночью темнота становилась все гуще. Несколько раз Долговязый предлагал сменить Клеона. Сицилиец отказывался.
Как-то, сидя у костра, Клеон думал о том, что вот уж и лето кончается, а сын вилика так ни разу и не пришел на пастбище. Забыл, видно, о своем обещании! И вилик о Клеоне позабыл… Ну, вилику сейчас не до него, у вилика – уборка винограда. Удивительно, что Мардоний носу не показывает! С той поры, как был он с виликом на пастбище, прошло больше недели, а старший ни разу к ним не заглянул. Раб с сыроварни тоже не приезжает… Может быть, и его на уборку винограда забрали…
Как бывало весело в эти дни дома! Вся деревня высыпала на виноградники, целыми семьями. Дети срывали низко висящие сладкие гроздья и ели их сколько хотели. Клеон и Пас-сион таскали корзины с виноградом в давильню, где мужчины, стоя в ряд и держась за протянутый поперек чана шест, топтали гроздья, и ноги их выше щиколоток были красны от виноградного сока. Ох, если бы можно было убежать домой!
С пастбища убежать нетрудно. Вот только как быть со Львом! Раб с сыроварни прав: Лев сразу выдаст Клеона. А уйти без Льва он и подумать не может. Но и на пастбище оставаться после ссоры с Мардонием нельзя… Хоть бы вилик скорее приехал!
Лев поднял голову и заворчал. Послышался стук лошадиных копыт. Из темноты выехал к костру Мардоний и сердито спросил:
– Кого это ты подманиваешь? Такое пламя разжег, что с дороги видно. Долговязый спит?
– Да… Сегодня моя очередь стеречь овец.
– Странно: когда бы я ни приехал, все твоя очередь! – Мардоний покачал головой. – Разбуди его! Да держи своего пса. Ишь, зубы оскалил!
– Тихо, Лев! – прикрикнул Клеон. – Не бойся, – обратился он к Мардонию, – Лев не тронет тебя.
Но Мардоний предпочел не сходить с лошади и, сидя в седле, ожидал, пока Долговязый подойдет к нему.
– Никто чужой на пастбище не был? – отрывисто спросил он.
– Нет, – зевая, отвечал Долговязый.
– Чуть свет уходите подальше от дороги, – распорядился Мардоний. – Остановишься у того леса, где пас прошлой осенью… А ты, – обратился он к Клеону, – смотри, чтобы собака не подпускала к овцам чужих… – Он снова повернулся к Долговязому: – Если придут к вам легионеры и скажут, что они сражаются под начальством Публия Вариния, дай молока им сколько попросят. А если захотят купить овцу, пошли их ко мне. Укажи им самый короткий путь на виллу. Если же явятся мятежники, натравите на них собаку.
Мардоний повернул коня и еще раз приказал:
– Собирайтесь немедленно! Чтобы на рассвете и духа вашего здесь не было!
– Да уж сказано, чего твердить об одном и том же, – проворчал Долговязый.
– Поди-ка сюда, – позвал Мардоний, медленно отъезжая в сторону.
И, когда Долговязый подошел, старший пастух наклонился к нему и, потрясая кулаком, стал что-то говорить.
«Бранится, – подумал Клеон. – Видно, и Долговязый ему уж не угодил».
Как только лошадь Мардония вышла из круга, освещенного костром, она и всадник слились с мраком ночи, словно растаяли.
Долговязый, подождав, пока смолк стук копыт, вернулся к костру.
– Он говорит, что возле виллы Помпония уже второй день идет бой…
– С кем? – спросил Клеон, стараясь скрыть волнение.
– С какими-то рабами… Я ничего не разобрал… – Долговязый потянулся и зевнул. – Нечего торопиться… И на рассвете успеем сложить колья и плетенки. Что в темноте копаться! Ты уж тут посиди до рассвета, а я пойду досыпать. На новом пастбище обязательно по очереди сторожить будем… А сейчас… – он сладко зевнул, – последняя ночь… Не страшно тебе? Вилла Помпония далеко, никто сюда не придет.
– А где эта вилла? – спросил Клеон, делая вид, будто встревожен близостью боя.
Долговязый неопределенно махнул рукой:
– Там… В случае чего, покричи… Да ничего не случится. И Лев с тобой. Чего тебе бояться?
Он забрался в шалаш и моментально заснул. А Клеон долго сидел у костра, глядя в огонь. Глаза его блестели: то ли оттого, что в них отражалось пламя костра, то ли от волнения.
Вот он, счастливый случай, о котором говорил Галл: Спартак здесь, рядом. Все рабы, конечно, бежали к нему, потому никто и не приходит. Клеону в дороге не грозят никакие встречи: те, кто не сражается, сидят по домам и дрожат, как бы их случайно не убили. Вон стоит огромный кедр в той стороне, куда указал Долговязый. На этот кедр и будет идти Клеон и придет в конце концов к вилле Помпония, возле которой сражаются… Вот только как бы Долговязому не досталось за его бегство… «Но он ведь не приставлен ко мне сторожем, – возразил себе Клеон. – Надо только уйти так, чтобы он не видел… А вдруг ему не поверят?… Но он мог бы и сам со мной уйти, а не ушел же! Он скажет, что спал. Он имеет право спать: Мардоний приказал нам сторожить овец по очереди… Вот только как он, бедняга, сотню один будет перегонять на новое пастбище?…»
Летние ночи коротки, а спор с самим собой бесконечен. Пламя костра припало к земле. Почувствовав предутреннюю прохладу, Клеон вздрогнул: надо уходить; еще несколько часов – и будет поздно.
Клеон подбросил в костер сухих веток, чтобы яркое пламя отпугивало диких зверей; обошел все загоны, проверяя, хорошо ли они заперты, и, шепнув Льву: «Тихо!» – зашагал по опушке в ту сторону, где возвышался старый кедр.
На душе у Клеона было легко, словно, приняв решение уйти, он уже стал свободным. Лев был в восторге от прогулки и бежал впереди, помахивая хвостом и поминутно останавливаясь, чтобы убедиться, здесь ли Клеон. Он весело прыгал в высокой траве и совал нос в каждый куст на дороге, фыркая от брызг, сыпавшихся с влажных листьев. Ноги Клеона и шерсть собаки были мокры от росы.
Небо становилось все прозрачнее. С земли навстречу солнцу поднимался туман. В лесу зачирикали птицы.
Вдруг Лев остановился, вытянул морду, нюхая воздух, и с лаем бросился в гущу деревьев.
– Лев!.. Куда?! Лев!
Из чащи послышался визг Льва и голос Мардония:
– Держите мальчишку!.. – Потом громче и ближе: – Добей собаку!..
В первую очередь Клеон хотел броситься на помощь Льву, но, услышав слова Мардония, во весь дух пустился бежать. Его подгонял страх, какого он еще ни разу в жизни не испытывал, даже в тот день, когда его схватили пираты. Он слышал за собой топот нескольких человек и ликующий голос Мардония:
– Попался!.. Я так и знал, что он удерет к гладиаторам!.. Стой!.. В голову не бросай!.. Целься в ноги!..
Клеон метнулся в сторону. Копье пролетело мимо. Клеон свернул в лес: до Спартака все равно ему не добежать. Да и нет, наверное, никакого сражения возле виллы Помпония. Теперь ему было ясно: это Мардоний все придумал, чтобы устроить ловушку. Но Клеон так легко ему в лапы не дастся! Он скроется в лесу… Еще минута – и преследователи потеряют его из виду…
Камень, пущенный из пращи, ударил Клеона по ногам, и он упал.
Глава 6. Суд господина
В деревне Луций просыпался с зарей и уходил в сад. Он бродил среди полян, засаженных пурпуровыми, белыми, огненными розами, амарантами, разноцветным маком и черными ирисами. Он срывал то один цветок, то другой, любуясь изяществом и тонкостью его очертаний, наслаждаясь его ароматом… а затем, задумавшись, ронял сорванный цветок на дорожку и, не замечая, втаптывал в золотистый песок.
Перед утренней молитвой Лару – покровителю дома – в цветнике появлялась Фульвия, окруженная толпой рабынь, которые по ее указанию рвали цветы для букетов и гирлянд. Луций спешил уйти подальше от матери и ее крикливых помощниц туда, где сад переходил в рощу, где искусная рука садовника не уродовала природу, а помогала ей. Здесь не было ни карликовых кипарисов, ни пихт и лавров, имеющих форму верблюдов и коз; у ручьев стояли тополя, а благоухающие мирты окружали поросшие мхом скамьи. Тут Луций любил размышлять об удивительных явлениях природы: из зерен, столь малых, что их даже трудно разглядеть, вырастают высокие деревья, идущие на мачты для кораблей и на тараны, пробивающие стены! И еще более удивительно, что это могучее дерево в его зародыше – зерне – может пожрать такая малая тварь, как муравей!
Луций останавливался перед привитыми деревьями, и его охватывал восторг: не уподобляется ли человек богам, когда по его желанию на ветках одного и того же дерева созревают разные плоды – орехи, груши, айва, смоква, виноград и гранаты?… Но кто же бог? Раб-садовник, создающий это чудо, или Гней Станиен, по чьему приказанию раб это делает?
Иногда он сталкивался в саду с Гаем и Александром. Как он и предсказывал, малыш забыл Клеона и Льва. Поплакал, покапризничал несколько дней и утешился. Теперь его развлекал сын вилика, обучая разным мальчишеским играм. Луций с удовольствием смотрел на загорелое личико брата, окрепшего на деревенском воздухе: «Пожалуй, еще вырастет настоящим мужчиной!»
В это утро он увидел мальчиков на гипподроме. Высоко поднимая ноги и наклонив голову набок, Александр скакал по огромной зеленой арене. Гай сидел верхом на его плечах и визжал от удовольствия, когда сын вилика, подражая норовистому жеребцу, начинал ржать и брыкаться.
По ту сторону поля сидели няньки. Вдруг одна из них, оглянувшись, вскрикнула и бросилась к Гаю. Александр тоже что-то увидел и внезапно остановился. От толчка Гай чуть не упал и в испуге заплакал.
Несколько рабов в темных туниках несли тело, привязанное к двум палкам, прогибавшимся так, что оно почти волочилось по земле.
«Шайка гладиаторов!» Луций выхватил кинжал, с которым, по настоянию Хризостома, теперь не расставался… но тут же вложил его в ножны и пошел навстречу рабам, увидев среди них Мардония.
– Что случилось?
Рабы остановились и опустили носилки на дорожку. Александр, передав Гая нянькам, подошел к ним. Испуганные женщины стояли поодаль.
– Поймали беглеца, господин, – доложил Мардоний, почтительно кланяясь Луцию.
– Так он не мертвый?
– Нет, он просто притворяется, господин. Мы его немного помяли, когда ловили, – добавил старший пастух, видя, что Луций рассматривает окровавленное лицо Клеона. – Отчаянный мальчишка, едва с ним справились. Бежал к Спартаку!
Луций сделал вид, будто имя вождя рабов ему незнакомо:
– К кому?
– К Спартаку, господин… К презренному гладиатору, войско которого сражается с Публием Варинием…
Луций поднял брови:
– Войско?… Шайка , хотел ты сказать?
– Да, господин, шайка…
– Раз он бежал, – строго сказал Луций, – его надо заключить в эргастул и бичевать.
Александр, который уже давно узнал Клеона, решил прийти к нему на помощь:
– Он никуда не бежал, господин, я знаю. Он шел на виллу. Мой отец приказал ему прийти сегодня. Я слышал, как он хвалил его за усердную службу. Это Клеон, господин.
– Какой Клеон? – Луций холодно взглянул на Александра. – Отойди подальше. Ты играешь с Гаем, тебе нельзя общаться с грязными рабами.
– Это Клеон, пастух, – повторил Александр, делая шаг назад. – Помнишь, господин, ты еще велел выкупать его собаку в день твоего приезда?… Ее зовут Лев…
Клеон открыл глаза. Няньки подошли ближе и вытянули шеи, заглядывая ему в лицо.
– Льва убили, – прошептал Клеон. – Старший пастух убил Льва.
– Мою лошадь?! – пронзительно закричал Гай. – Он убил мою лошадь?! Пусти!.. – Гай вырывался и колотил рабыню ногами.
– Собака набросилась на нас, господин, мы защищались, – сказал Мардоний.
Из глаз Клеона потекли слезы.
– Лев мешал ему воровать. Вот почему он убил Льва…
Мардоний пнул Клеона ногой:
– Лжешь!.. Встань, когда разговариваешь с господином! Ишь, разлегся!
Клеон со стоном приподнялся. Ветки, к которым он был привязан, мешали ему подняться на ноги.
– Ох, господин… Ты помнишь, какой Лев был добрый и ласковый, – обратился он к Гаю. – Он возил тебя по дому и ни разу не зарычал, хотя у него на шее была рана…
Гай вырвался из рук зазевавшихся нянек и обнял Клеона:
– Не плачь! Я скажу отцу, чтобы он приказал распять этого старика.
Луций сердито сдвинул брови:
– Отойди, Гай… Возьмите же его! – обернулся он к нянькам.
– Но это мой раб! – закричал Гай. – Отец подарил его мне!
– Не годится виснуть на шее раба, да еще такого грязного, хотя бы он и был твоим рабом… Немедленно выкупать маленького господина, – приказал Луций нянькам. – А ты, Гай, не беспокойся: я пойду с ними к отцу и постараюсь, чтобы справедливость восторжествовала… Развяжите его, – обратился он к надсмотрщикам, – и следуйте за мной!
Клеона развязали. Он уже не плакал. Уставившись в землю и закусив губы, чтобы не стонать от боли, он шел, окруженный надсмотрщиками. Мардоний шагал сзади. Александр присоединился к ним. Вопли Гая огласили луг. Он требовал, чтобы его тоже взяли к отцу, но неумолимые няньки потащили его купаться.
Прямо из сада Луций и рабы вошли в спальню Гнея Станиена. В деревенской вилле спальня сенатора была больше, чем в городском доме, но, как и в городе, темная – окно ее выходило на галерею для прогулок, которая огибала дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34