Постепенно доверие Вагнера к Брукне­ру настолько возросло, что три года спустя он разрешил ему впервые исполнить в концерте союза «Frohsinn» за­ключительный хор из оперы «Нюрнбергские мейстерзин­геры».
В конце 1865 года Брукнер впервые услышал в Ве­не «Осуждение Фауста» Г. Берлиоза под управлением автора. Несомненно, его должно было увлечь новатор­ство этого революционера в музыке - одного из родоначальников искусства инструментовки XIX века. Все эти яркие впечатления стимулировали фантазию компо­зитора, когда он работал над первой из своих девяти «канонических» симфоний. В начале 1866 года партиту­ра была закончена. Однако попытки Брукнера нанять оркестрантов для исполнения нового произведения оста­лись тщетными. Он с горечью убедился, что в Линце у него нет возможности услышать свое творение. Снова, как и в монастыре св. Флориана, он оказался во власти отчаяния из-за безразличия окружающей среды.
В этой психологически трудной ситуации родилась Месса № 2 (ми минор) - одно из наиболее возвышен­ных произведений Брукнера. Предназначенная для ис­полнения на открытом воздухе при освящении Votiv-Kapelle нового собора, Месса написана для восьмиголосного хора в сопровождении духовых инструментов. Необычный состав исполнителей предопределил ее особое положение не только в творчестве Брукнера, но и в ду­ховной музыке XIX века. Однако главную особенность ми-минорной мессы составляет строгий полифонический стиль, возрождающий хоровой стиль a cappella велико­го итальянского композитора XVI века Дж. Палестрины и его школы. За эту Мессу современники назвали Брукнера «Палестриной XIX столетия».
Так же как и Месса № 1, вторая была создана в течение трех месяцев (закончена 25 ноября 1866 г.). Ее премьера состоялась лишь три года спустя - 29 сентяб­ря 1869 года на соборной площади в Линце. К этому времени Брукнер уже переехал в Вену. Однако до того, как переселиться в столицу Австрии, ему предстояло пройти тяжелейшее испытание. В результате длитель­ного физического и умственного перенапряжения, тя­гостных жизненных неудач и разочарований у 43-лет­него композитора появились грозные признаки душев­ного заболевания. В письме к другу Брукнер описывал болезненное состояние своей психики в следующих сло­вах: «У меня было чувство совершенного упадка и бес­помощности - полное истощение и крайняя раздра­жительность! Я находился в ужаснейшем состоянии; признаюсь в этом только тебе, не говори никому ни слова. Еще немного, и я стал бы жертвой болезни и погиб навсегда. Доктор Фадингер в Линце уже преду­предил меня об опасности безумия как следствия забо­левания. Благодарение богу! Он меня спас».
С 8 мая по 8 августа 1867 года Брукнер находился на курорте Кройцен близ Грейна, страдая от душевной депрессии и навязчивого стремления считать все нахо­дящиеся в поле зрения предметы. Это мучительное при­страстие сохранилось и впоследствии, вынуждая считать окна в домах, булыжники на мостовой, узоры обоев и тому подобное. Степень депрессии была столь велика, что он не мог заниматься даже музыкой. К счастью, лечение холодной водой и длительный отдых на лоне природы привели к восстановлению душевного равно­весия.
Несмотря на строжайшее запрещение врачей сочи­нять музыку, Брукнер вскоре после возвращения в Линц приступил к работе над новым произведением - Мес­сой № 3 («Большой») фа минор для солистов, смешан­ного хора и оркестра. По свидетельству одного из дру­зей, он говорил, что должен сочинять, так как работая чувствует себя значительно лучше, чем при ничегоне­делании. Месса фа минор более значительна по масшта­бу, чем две предыдущие; композитор работал над ней в течение года. Дата ее завершения - 9 сентября 1868 года - стала рубежной для Брукнера: после нее центр тяжести его творчества переместился в область симфонической музыки, а в вокальной он создавал пре­имущественно произведения малой формы - хоры, моте­ты; исключение представляет величественный Те deum (1881).
В последние месяцы работы над Мессой в жизни Брукнера наступил долгожданный перелом - перед ним открылся путь в Вену, с которой он связывал осущест­вление самых смелых надежд. Вначале Брукнер плани­ровал переезд в другие города: в мае 1868 года он вторично претендовал на место директора Моцартеума в Зальцбурге и капельмейстера тамошнего собора; что­бы смягчить горечь отказа, его избрали почетным чле­ном Моцартеума. Вслед за тем Брукнер обратился в Мюнхен к придворному капельмейстеру X. фон Бюлову с запросом о предоставлении ему поста придворного органиста или вице-капельмейстера.
Брукнер еще не знал, что умерший незадолго до этого Зехтер назвал его своим преемником в Венской консерватории по классу гармонии и контрапункта. Вна­чале Брукнер скромно претендовал лишь на пост при­дворного органиста или «внештатного неоплачиваемого вице-капельмейстера»; кроме того, он надеялся получить доцентуру в университете по классу гармонии и контра­пункта. Однако его предложения не встретили поддерж­ки. Лишь после активного вмешательства Гербека, при­дворного капельмейстера и давнего покровителя Брук­нера, его планы получили возможность реализации. По совету Гербека он изъявил желание унаследовать класс Зехтера в консерватории. 6 июля 1868 года Брукнер был назначен профессором по гармонии, генерал-басу, конт­рапункту, а также по классу органной игры. Немного позднее он получил звание придворного органиста, прав­да, «внештатного неоплачиваемого» (in Expektans).
Последние месяцы жизни Брукнера в Линце ознаме­новались исполнением нескольких его произведений, достойно увенчавших столь значительный творческий этап. В числе других повторно прозвучала Месса № 1 (ре минор) и, самое главное, 9 мая 1868 года состоя­лась премьера Первой симфонии. Правда, новизна и смелость музыки не были поняты публикой и вызвали разноречивые отклики в прессе. Тем не менее значение премьеры вряд ли можно переоценить: впервые Брукнер получил возможность услышать свою симфонию в ре­альном звучании и подвергнуть публичному испытанию способность создавать «чистую», бестекстовую музыку. Итак, наступил последний, наиболее важный период жизни 44-летнего композитора, связанный с его деятельностью в Вене. Именно в эти годы возникли все лучшие симфонии Брукнера, обессмертившие его имя.
Жизнь Брукнера в Вене не была легкой, скорее на­оборот: ее можно назвать путем страданий - так много пришлось ему испытать непонимания и насмешек вплоть до враждебности публики и части музыкальной крити­ки. Но справедливость требует сказать и другое: Вена принесла Брукнеру восторженное признание подлинных друзей его искусства и величайшие триумфы. В Линце впервые пробудился творческий дар Брукнера, в Вене ему суждено было раскрыться во всю силу.
ПРОФЕССОР В ВЕНЕ
На протяжении десятилетий, вплоть до смерти Шуберта в 1828 году, Вена была средоточием музыкальной жизни Европы. Неудивитель­но, что этот город, освященный именами Гайдна, Мо­царта, Бетховена, Шуберта, вначале казался Брукнеру «землей обетованной». Для скромного провинциального органиста и педагога открылась возможность занять ответственные музыкальные посты в одном из центров европейской культуры. Однако действительность оказа­лась далеко не столь радужной, как мог предполагать Брукнер. Ко времени его переезда в Вене царил свое­образный музыкальный академизм, отвергавший все, что не укладывалось в рамки предписанных им законов. Границы дозволенного в искусстве определяла господст­вующая музыкальная элита; это были, прежде всего, штатные, или, как тогда говорили, «аккредитованные», профессора, среди которых выделялся своим авторите­том Эдуард Ганслик, автор трактата «О музыкально-прекрасном» (1854), послужившего основой формали­стических теорий в музыкальной эстетике.
В первые годы жизни в Вене Брукнер еще не мог предполагать, что впоследствии Ганслик станет его за­клятым врагом и будет подвергать его творчество уни­чижительным нападкам. Этот влиятельный критик, про­фессор истории музыки и эстетики Венского универси­тета вначале был даже дружественно расположен к Брукнеру; еще в линцский период жизни композитора Ганслику довелось присутствовать на исполнении «По­хода германцев», и он был настолько восхищен музы­кой, что подарил Брукнеру свою фотографию с собст­венноручной надписью. (Примечательно, что и тогда Ганслик не удержался от зловещего предупреждения: «Если я захочу кого-нибудь уничтожить, он будет уни­чтожен».) Когда же впоследствии обнаружилась при­верженность Брукнера к вагнеровскому направлению, Ганслик, отрицавший художественные принципы автора «музыки будущего», занял непримиримо враждебную позицию к творчеству Брукнера, что доставляло компо­зитору немало огорчений.
Ко времени переезда в Вену окончательно сформи­ровался своеобразный внешний облик композитора, ко­торый остался без изменений и в условиях большого города. Среднего роста, с хорошо сложенной крепкой фигурой, Брукнер производил импозантное впечатление своей внешностью, в которой простонародные черты со­четались с величавостью. Несмотря на появившуюся с годами склонность к полноте, он сохранял подвиж­ность походки и прямую осанку. Как и прежде, он носил просторные черные костюмы с короткими брюками (по­следнее объяснялось удобствами игры на ножной кла­виатуре органа); широкие манжеты, большой голубой платок, выглядывавший из нагрудного кармана, и мяг­кая шляпа с отвислыми полями дополняли его харак­терный облик. В неприятии столичной моды сказалась упрямая крестьянская натура Брукнера.
Непритязательна была и обстановка жилища компо­зитора на Вёрингерштрассе, где он прожил до 1876 года. Убранство двух небольших комнат на втором этаже, из окон которых открывался вид на Вену, было лишено показной роскоши, характерной, например, для байрейтской виллы Рихарда Вагнера. В это жилище одинокий композитор переехал вместе со своей незамужней се­строй Анной, исполнявшей обязанности хозяйки дома. После ее смерти в 1870 году домоправительницей стала Катарина Кахельмайр, «фрау Кати», верно служившая Брукнеру до последних дней его жизни. Вместе с ней он переселился в новую квартиру на Хесгассе, 7, где прожил почти 20 лет. Скудной мебели композитора едва хватило на то, чтобы обставить довольно большое по­мещение. Посетителей поражал аскетизм жилища, где все было подчинено одной цели - возможности рабо­тать. Рядом с полутемной передней, стены которой со временем покрыли лавровые венки, располагалась спаль­ня, где, помимо кровати и огромных кип нот, лежавших прямо на полу, находился бюст композитора работы Тильгнера; в рабочем кабинете стояли рояль, привезен­ный из монастыря св. Флориана, и фисгармония; мебли­ровку комнаты дополняли шкаф с выдвижными ящика­ми, небольшой стол и кожаное кресло. В этой спартански суровой обстановке возникли величайшие из творений Брукнера.
В первые годы жизни в Вене Брукнер должен был испытывать огромное удовлетворение от сознания, что исполнилась его заветная мечта. 1 октября 1868 года он приступил к преподаванию в консерватории Общества друзей музыки (сокращенно - Музыкального общества). В качестве преемника Зехтера он стал вести курс гар­монии и контрапункта, а также класс органа. Новый профессор быстро завоевал признание и любовь учени­ков. По воспоминаниям многих из них, обаяние Брук­нера-педагога заключалось прежде всего в его непо­средственности и умении живо, образно излагать учеб­ный материал. Но преподавание в консерватории при­носило Брукнеру и немало горьких минут. Вскоре он столкнулся с проявлением враждебности со стороны непосредственного начальника, секретаря Общества дру­зей музыки Л. Целльнера. Этот специалист по музы­кальной акустике и органу увидел в Брукнере опасного конкурента и всячески унижал его достоинство человека и музыканта. Так, он утверждал, что Брукнер «как ор­ганист ничто» («kein Organist»), во время его занятий тушил свет в аудитории или включал сирену (!) в со­седнем помещении. Однажды он сказал Брукнеру в ли­цо: «Было бы лучше, если бы вы выбросили на свалку свои симфонии и зарабатывали на жизнь фортепианны­ми переложениями». Кажется невероятным, что подоб­ное происходило в городе, где бережно сохраняли музы­кальные традиции и гордились своими композиторами.
Став профессором консерватории, Брукнер не изме­нил себе в стремлении к образованию; он смиренно за­нял место в аудитории университета, чтобы на протя­жении полугода, слушать курс истории музыки у Э. Ганслика. Более благоприятно, чем в консерватории, сложилась обстановка в придворной капелле, где Брукнер иа первых порах бесплатно выполнял обязанности органи­ста. Его давний покровитель, придворный капельмейстер Гербек даже хотел исполнить в капелле его Мессу ми минор, но этот план не удалось осуществить из-за тех­нических трудностей.
Несмотря на значительные творческие успехи 45-лет­него композитора, его известность по-прежнему основы­валась на замечательном даре органного импровизато­ра. В 1869 году Брукнер был приглашен на освящение нового органа церкви св. Эвра (St. Epvre) в Нанси (Франция), в котором принимали участие лучшие фран­цузские органисты. Церемония освящения состоялась 28 и 29 апреля. В первый день Брукнер исполнял орган­ную музыку Баха и свободную импровизацию, на вто­рой день импровизировал на мелодию австрийского гим­на «Gott erhalte» Гайдна. Успех был настолько велик, что глава известной в то время французской органной фирмы Мерклин-Шютце пригласил его в Париж. Вы­ступления Брукнера в столице Франции сопровождались сенсационным успехом. Сначала он играл в помещении фирмы на одном из ее инструментов, а затем на боль­шом органе собора Парижской богоматери. Его порази­тельное искусство импровизации вызвало восхищение собравшихся, среди которых находились выдающиеся французские композиторы К. Сен-Сане, С. Франк, А. То­ма, Д. Обер, Ш. Гуно.
Через два года после этого Брукнер одержал триумф в Лондоне, куда был приглашен в числе лучших орга­нистов мира для опробования нового инструмента в ко­ролевском Альберт-холле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11