Подобная проблеску света побочная пар­тия, насыщенная теплым звучанием струнных, лишь не­надолго вносит чувство утешения и покоя. В предельно лаконичной (всего 24 такта!), но многозначительной коде I части наступает развязка драмы: устало ниспадающие интонации главной темы постепенно замирают в pianissimo на фоне мерных ударов литавр. По свиде­тельству очевидца, Брукнер, записывая музыку коды, сказал: «Так бьют часы смерти» (Totenuhr).
Очевидно, чтобы развеять траурное настроение за­ключения I части, композитор сделал скерцо II частью цикла. Сочностью жанрового колорита музыка напоми­нает картины старых фламандских мастеров, погру­жая в атмосферу простонародного, грубоватого веселья, пронизанного ощущением здоровой мужественной силы. Брукнер называл первую тему скерцо «немецкий Михель». Грузная, чуть неуклюжая тема басов струнных в остинатном ритме лендлера действительно чем-то на­поминает походку простого деревенского парня; ее отте­няют шелест и жужжание тремоло высоких скрипок, хроматические пассажи которых вносят элемент при­зрачности, нереальности происходящего; музыка упо­добляется фантастическому хороводу причудливых ви­дений... Эта двойственность земного и незримо ирре­ального сохраняется на протяжении главного раздела скерцо, одного из самых масштабных у Брукнера. О трио скерцо Брукнер говорил: «Михель удобно расположился на вершине горы и грезит, глядя на страну» («traumt ins Land»). В этих словах верно схвачено основное на­строение трио, мечтательная музыка которого близка пасторальной идиллии; неторопливые, протяжные мело­дии овеяны дыханием величественной альпийской при­роды, проникнуты близостью к родине.
Торжественное хоральное звучание кульминаций трио предвосхищает возвышенный склад III части симфо­нии- Adagio. Эта часть - самая грандиозная из всех медленных частей в симфониях Брукнера (301 такт). В ее монументальной форме нашло совершенное вопло­щение архитектоническое искусство композитора. Ada­gio захватывает напряженным эмоциональным током выразительно пластичных мелодий, благородной сдер­жанностью страстного чувства. Это гигантский симфо­нический ноктюрн, в котором словно в едином порыве сливаются голоса вселенной... Брукнер говорил по пово­ду музыки Adagio: «Тогда я слишком глубоко заглянул в глаза одной девушке». Конечно, поздняя влюбленность композитора лишь послужила побудительной причиной для создания величественной поэмы в звуках, где земное, человеческое чувство перерастает в пантеистически восторженное упоение красотой мироздания.
Огромная звуковая конструкция Adagio основана на двух темах-зернах, из которых вырастает сложнейшая симфоническая ткань. Начальная тема у первых скри­пок на фоне мерно пульсирующего ритма сопровожде­ния - образ затаенной мольбы, полной скрытой страст­ности, которая с неистовой силой прорывается на кульми­нации темы. Ее завершают умиротворенные хоральные звучания, окруженные торжественными арпеджиями арф, словно теряющимися в заоблачных высях... Вторая тема, звучащая в грудном теплом тембре виолончелей, носит более личный характер. Ее выразительные/ инто­нации, сопровождаемые мягким шелестом тремоло струн­ных, звучат как взволнованная лирическая исповедь.
Гигантский финал Восьмой симфонии (747 тактов!) по размерам и драматической напряженности превосхо­дит даже финал Пятой. Из высказываний Брукнера из­вестно, что поводом к его созданию послужила тор­жественная встреча трех императоров - австрийского, германского и русского - близ Ольмюца в сентябре 1884 года, сопровождавшаяся военным парадом. По словам композитора, в первых тактах финала «струн­ные - скачка казаков; медь - военная музыка; трубы - фанфары в момент встречи...». Эти образы, конечно, не исчерпывают полностью содержание концепции фина­ла. В ее центре, как и в I части Восьмой, - титаниче­ская личность «героя», бросающего гордый вызов судь­бе. Через напряженную борьбу, насыщенную острейши­ми драматическими коллизиями, развитие приводит к торжественному апофеозу в последних тактах, объеди­няющих в одновременном звучании главные темы всех частей симфонии. Настойчивое повторение в ослепитель­ном до мажоре преображенной темы I части символи­зирует оптимистическое разрешение трагического кон­фликта - победу жизни над смертью, света над тьмой. Могучим гимном радостного ликования заканчивается финал Восьмой симфонии, последний симфонический финал, который суждено было завершить Брукнеру.
Неудача с первой редакцией Восьмой симфонии вы­звала новую череду переработок старых произведений. Испытывая мучительные, сомнения, Брукнер соглашает­ся с предложениями И. Шалька и Ф. Лёве подвергнуть ревизии даже ранние симфонии. Он откладывает в сто­рону начатые в сентябре 1887 года эскизы новой, Девя­той, симфонии и на четыре года погружается в работу над партитурами уже законченных произведений. По­мимо второй редакции Восьмой симфонии в конце 80-х годов сделаны новые редакции Третьей и Первой сим­фоний. Кроме того, Й. Шальк, получивший поддержку Г. Леви, вносит в партитуры уже опубликованной Чет­вертой (изд. в 1888 г.) и Пятой симфоний такие значи­тельные изменения, что они искажают первоначальный авторский замысел. Хотя новые редакции имели целью сделать музыку Брукнера более доступной пониманию современников, они не были оправданными с точки зре­ния исторической перспективы. С тех пор, как в XX ве­ке, преимущественно в 30-х годах, были изданы перво­начальные авторские редакции симфоний Брукнера, они признаны единственно адекватными замыслам ком­позитора и в этом виде исполняются крупнейшими дири­жерами современности.
ПОСЛЕДНИЕ ТРИУМФЫ
Конец 80-х - начало 90-х годов ознаме­новались растущим признанием творче­ства Брукнера. 22 января 1888 года X. Рихтер дирижи­ровал в Вене концертом, посвященным Брукнеру: ис­полнялись Четвертая симфония и Те deum. 31 мая 1891 года композитор пережил один из величайших три­умфов своей жизни, когда присутствовал в Берлине на первом исполнении Те deum под управлением Зигфрида Окса. На репетиции Брукнер был встречен тушем ор­кестра, а после концерта разразилась настоящая буря аплодисментов. Оксу удалось довести исполнение Те deum до такой степени совершенства, что автор признал его трактовку «высоко гениальной». «Никогда более мне не придется услышать подобное исполнение моего про­изведения»,- писал он дирижеру вскоре после берлин­ского концерта.
Победное шествие Те deum по концертным эстрадам крупнейших городов Европы и Америки - Вены, Ам­стердама, Христиании (ныне Осло), Штутгарта, Дрез­дена, Гамбурга (Г. Малер), Цинциннати - вдохновило Брукнера на создание последнего духовного произведе­ния - 150-го псалма для солистов, хора и оркестра (1892). Этот опус был с успехом исполнен в том же го­ду в Дрездене (после неудачной премьеры в Вене). В 90-е годы растет число зарубежных исполнений сим­фоний Брукнера, особенно Третьей, Четвертой, Седьмой, сопровождавшихся все более восторженным приемом. Однако последним великим триумфом, который сужде­но было испытать Брукнеру, стала долгожданная премь­ера Восьмой симфонии, исполненной оркестром Венской филармонии под управлением Рихтера 18 декабря 1892 года. Эта самая монументальная из симфоний Брукнера, в качестве единственного номера программы заполнившая целый вечер, произвела потрясающее впе­чатление. Исполнение каждой части, сопровождалось шквалом аплодисментов. В рецензии Гуго Вольф назвал ее «творением титана, превосходящим по своим духов­ным масштабам и величию все другие симфонии Брук­нера». Тогда же Восьмая была провозглашена в крити­ке «величайшей симфонией XIX века» и «венцом музы­ки нашего времени». Последней премьерой, на которой присутствовал престарелый композитор, было исполне­ние его мужского хора «Гельголанд» в сопровождении оркестра 8 октября 1893 года. На премьеру Пятой сим­фонии под управлением Ф. Шалька 8 апреля 1894 года в Граце тяжело больной композитор не смог при­ехать.
Эти годы величайших триумфов Брукнера были омрачены тяжелыми недугами. Уже с конца 80-х годов состояние его здоровья стало ухудшаться. Упадок физических сил усугублялся хроническими простудными за­болеваниями и нервным расстройством. В 1890 году он был вынужден просить о предоставлении годичного от­пуска в консерватории. Предоставленный ему отпуск он использовал для отдыха в родной ему Верхней Австрии. По пути он остановился на курорте Ишль, где играл на органе по случаю бракосочетания дочери императора, эрцгерцогини Валерии; сохранились эскизы его импро­визации, из которых видно, что он использовал темы финала своей Первой симфонии, а также излюбленную им тему фуги Alleluja из «Мессии» Генделя и «Gott erhalte» Гайдна.
Резкое ухудшение здоровья заставляло Брукнера с тревогой думать о будущем. С помощью друзей ему удалось в конце 1890 года исхлопотать у правительства Верхней Австрии почетную пенсию в размере 400 гуль­денов ежегодно. После этого в начале следующего, 1891 года он окончательно прекратил деятельность в консерватории, которой отдал 22 года жизни (консер­ваторская пенсия составила 440 гульденов). Таким обра­зом, только на 67-м году жизни Брукнер смог почти всецело посвятить себя творчеству. Отныне все его по-
мыслы связаны с Девятой симфонией, работа над кото­рой продолжалась до последнего дня его жизни.
В том же знаменательном для Брукнера 1891 году он был удостоен высокого официального звания: фило­софский факультет университета присвоил ему титул доктора honoris causa. Это был высший знак отличия, которым наука могла отметить крупнейшего после Бет­ховена венского симфониста. Торжественная процедура присуждения ученой степени состоялась 7 ноября в за­ле сенатского собрания. Брукнер был настолько взвол­нован, что потерял нить изложения своей благодарст­венной речи. «Если бы здесь был орган, то я смог бы лучше выразить вам свою признательность», - такими словами закончил выступление композитор. В связи с этим событием Академическое певческое общество устроило 11 декабря праздничный банкет, на котором ректор университета в присутствии 3000 собравшихся произнес знаменательные слова: «Там, где наука оста­навливается перед непреодолимыми границами, начи­нается область искусства, которое призвано выразить то, что остается недоступным любому знанию. Я... скло­няюсь перед прежним младшим учителем из Виндхаага». В знак благодарности Брукнер посвятил Вен­скому университету свою Первую симфонию, новая ре­дакция которой была завершена в 1891 году. Венская премьера этой симфонии состоялась 13 декабря того же года под управлением Рихтера, причем оркестр филар­монии, по словам Брукнера, «сначала объявил ее про­дуктом больного воображения, а затем признал фено­менальным творением». В этот период официального признания заслуг Брукнера был создан его первый бюст, изваянный скульптором Виктором Тильгнером (уста­новлен в Венском городском парке).
В 1892 году наступило резкое ухудшение здоровья. Когда летом Брукнеру довелось в последний раз посетить могилу Вагнера в Байрейте, где он слушал «Парсифаля» и «Тангейзера», его сразил тяжелый приступ болезни; врачи констатировали хроническое сердечное заболевание, к которому вскоре присоединилась водян­ка. После этого у Брукнера появилось дрожание рук и его некогда каллиграфически четкий почерк утратил яс­ность начертания. В дальнейшем временные улучшения здоровья чередовались с более длительными периодами ухудшения. В эти мучительно трудные годы Брукнер до предела напрягает остатки жизненных сил, продолжая неустанную борьбу за свое последнее произведение - Девятую симфонию. Три первые части симфонического цикла были завершены 30 ноября 1894 года. После это­го силы оставили композитора: финал остался в эски­зах, хотя Брукнер продолжал работать над ним до по­следнего дня жизни. Сохранившиеся наброски показы­вают, что финал задуман как грандиозная по размерам часть с фугой и хоралом наподобие финала Пятой сим­фонии.
Заканчивая III часть, Adagio, тяжело больной ком­позитор уже предчувствовал, что ему не суждено завер­шить финал Девятой, и рекомендовал исполнять вместо него Те deum. Опасаясь, что в случае его смерти вен­ские друзья внесут в партитуру законченных частей симфонии нежелательные изменения, Брукнер передал ее дирижеру берлинской оперы Карлу Муку, чтобы с нею «ничего не случилось». О каком поистине трагиче­ском духовном одиночестве композитора в последние годы жизни свидетельствует это решение!
Девятая симфония (ре минор)-лебединая песня Брукнера - быть может самое великое из его творений; ни в одной из других его симфоний музыка не достига­ет таких глубин философского постижения тайн чело­веческого бытия, жизни и смерти; подобно гигантской вершине, венчающей гряду горных пиков, высится Де­вятая над его ранее написанными симфониями, поражая масштабами исполинских контуров - три ее закончен­ные части длятся около 68 минут! Сохраняя в Девятой сложившуюся в предыдущих симфониях структуру пер­вых трех частей цикла, Брукнер насыщает ее новым со­держанием. Созданная в предчувствии близкой кончи­ны, она проникнута элегической грустью прощания с жизнью. Мудро-просветленная, словно освободившаяся от тяжести земных страданий, философская лирика сим­фонии овеяна дыханием вечности.
В I части последний раз развертывается картина ти­танической борьбы; с прометеевской силой духа вступа­ет здесь герой в схватку с судьбой, словно бросая вызов всей вселенной.
...Ни одна из симфоний Брукнера не начинается так торжественно и возвышенно, как Девятая. В глубоких унисонах струнных и духовых рождается тема восьми валторн. Быстро достигнув кульминации, она, как осле­пительный сноп света, прорезает сумрачное тремоло струнных. Новая, более мощная динамическая волна приводит к грандиозной теме унисонов tutti в громоглас­ном fortissimo (основная тема главной партии); угло­ватая, с резкими интервальными скачками и жесткими акцентами, она напоминает зигзаг молнии или удары гигантского молота о наковальню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11