Встав на колени на траву около грядки, она вся сжалась, схватила пальцами мячик и стояла так, не обращая внимания на холодную воду, просачивающуюся сквозь ткань ее джинсов.
«Не смей плакать. Ты не должна плакать в присутствии Адама». Но слезы уже катились по щекам, жгли ей лицо, и перед глазами в который раз со вчерашнего дня возникла все та же картина: Джо и та женщина в ресторане. Она занесла в издательство Салли готовый рисунок Глупого Гусенка и, проходя мимо ресторана Джо, решила сделать ему сюрприз. Войдя в обеденный зал, она увидела его: он сидел спиной к ней, а с ним была красивая рыжеволосая женщина, которую Лорел не знала. Они оба наклонились вперед и настолько были поглощены друг другом, что не заметили, что она стоит на верхней ступеньке лестницы. Лорел ясно видела, что женщина крепко обеими руками сжимает руку Джо. Лицо Джо было скрыто от нее, и хотя она не видела его выражения, но поняла, что он был чем-то очень расстроен. Просил ли он прощения? Или, может быть, это была любовная ссора, или прощание?
Даже сейчас она испытывала то же потрясение и ужас, которые ощутила в ту минуту. В голове у нее виденные образы склеились в странный коллаж: квадратные золотые серьги женщины, заблестевшие в тот момент, когда она протянула руку, чтобы погладить щеку Джо, согнутые плечи Джо, наклонившегося к ней, лежащая рядом с ним салфетка, напоминающая пасхальную лилию. Все, что она видела, напоминало сцену из спектакля «Безжалостный город». Лорел стояла здесь, как невидимый призрак.
Весь вчерашний вечер и весь день сегодня она старалась отогнать от себя эти видения, которые вновь и вновь возникали перед ней: их обнаженные тела сплелись в объятии, они шутят, смеются, целуются, занимаются любовью. Может, всему тому, что она увидела, было какое-то другое, более невинное объяснение?
Да, может быть, и было. Но это не была какая-то малознакомая женщина. В последнее время Джо был каким-то чужим и очень задумчивым. Он не спал с ней уже больше двух недель. И эта его отдаленность не была чем-то необычным, появившимся в последний месяц.
«Ты знала, что, даже когда он произносил слова любви и женился на тебе, он не любил тебя так страстно, так слепо, как ты любила его… и все же ты согласилась на это. Так почему то, что он влюбился в кого-то… явилось для тебя такой неожиданностью? По крайней мере, это не Эн», – пыталась она сама себе разъяснить увиденное.
– Ты видела? Мама, ты видела, как высоко он взлетел? Почти до самого неба.
Голос Адама вернул ее к действительности. Проведя обратной стороной ладони по заплаканным глазам, она встала и подошла к сыну.
– Если бы я занималась поиском талантов, – сказала она, подтрунивая над ним, – я бы записала тебя в подразделение «Янки»… Наверняка ты бы с ракетами управлялся так же ловко, как с этим мячиком. – Несмотря на то, что день был прохладным, Адам весь был в поту.
Адам вырвался из ее рук, откинул свои шелковистые черные волосы со лба и важно сказал:
– Дети не могут быть учеными. – Его большие темно-синие глаза смотрели на нее изучающе.
Сердце у нее защемило. «Ему хорошо, и ты не смеешь нарушить его покой».
Лорел очень хотелось, чтобы жизнь была вот такой же простой. Ей очень хотелось, чтобы любовь была похожа на деньги в банке – чем больше ты вкладываешь, тем больше получаешь. Все годы, которые она старалась завоевать любовь Джо, она думала, что это дело времени. Но сейчас… она совсем не была в этом уверена.
Да, их действительно влекло друг к другу. Она помнила, как все было в самом начале. Руки Джо на ее теле, такие нежные, такие мягкие. Но всегда в глубине души она сомневалась, не хотелось ли ему, чтобы рядом с ним была Энни, не представлял ли он себе, что на самом деле ласкал ее.
Она много раз говорила себе, что у всех замужних пар происходило то же самое и они со временем начинали меньше интересовать друг друга. Так почему она сейчас любила Джо больше, чем в день их свадьбы? И почему ей было больно каждую ночь, когда он ложился рядом и поворачивался к ней спиной?
– Мамочка.
Голос Адама прервал размышления Лорел, она увидела его обеспокоенное лицо и ощутила себя виноватой. Она не должна показывать ему, что испугана. Она хотела, чтобы ее сын чувствовал себя в безопасности, – то, чего она не знала в его возрасте.
Она протянула руки, схватила Адама и прижала его к себе так крепко, что он даже запротестовал. Она обожала этот запах, исходящий от маленьких мальчиков, настолько не похожий на то, как пахнут девочки. Она поцеловала его и отпустила, он вырвался из ее объятий, как камень из рогатки. Теперь он, как сумасшедший, бегал по усыпанной листьями лужайке, расставив руки в стороны.
– Ууу…. Я ракета. Смотри, как я лечу.
– Куда ты летишь? – спросила она.
– На Марс.
– О, это очень плохо. Я живу на Юпитере. Я надеялась, ты сможешь подбросить меня по пути обратно?
Адам перестал бегать, бросился на траву и начал смеяться:
– Мама, ты что, глупая?
– Это почему?
– Если бы ты действительно жила на Юпитере, кто бы тогда укладывал меня спать?
– Конечно, папа. – Она почувствовала, что сердце ее сильно сжалось.
– И Энни тоже.
– Ну, я не знаю… твоя тетя Энни очень занята.
– Но для меня она всегда свободна. – Он говорил властно, как семилетний ребенок, которого со дня его рождения баловали не только Энни, но и тетя Долли, и Ривка.
– Конечно. – Хотя Энни была помешана на своей шоколадной фирме, она всегда находила время приехать навестить Адама или поехать с ним на кукольное представление, или в зоопарк, или поиграть в детский гольф.
– Она приедет сегодня? – требовательно спросил Адам.
– Позже, – сказала ему Лорел. – После того, как ты поспишь.
– Уу… только маленькие дети спят днем. – Он встал с оскорбленным видом и хитро сказал: – Спорю, что Энни не заставляла бы меня спать днем.
– Ты ведь хочешь избавиться от простуды, правда? Энни здесь нет, и тебе придется слушаться свою противную старую мамашу. – Лорел обняла его за плечи и повела к дому. – А знаешь, у меня есть для тебя сюрприз, но я тебе ничего не скажу, пока ты не ляжешь в кровать.
Он радостно посмотрел на нее:
– Ты купила их.
– Я ничего не говорила.
– Это наклейки! Ты купила их! Ты купила их! – Он начал неистово плясать, затем остановился и с сомнением взглянул на нее: – Так ты купила их?
Лорел хотелось сделать ему сюрприз, но этот взгляд, такой же взгляд она видела на лице Джо, когда он получал в подарок что-то такое, чего не ожидал, как в тот раз, когда она нарисовала его во сне, вставила рисунок в рамку и подарила ему на день рождения. Она кивнула, а сердце ее еще сильнее, почти до боли, сжалось.
– Можно мне остаться и показать Энни?
– Только после сна.
Когда ей удалось утихомирить Адама, он лежал у себя в комнате, хотя на это ушло порядочно времени, так как он был слишком возбужден из-за новых наклеек Звездных войн, и Лорел налила себе чашку чая и отнесла ее в свободную комнату, из которой она сделала себе студию. Она очень любила эту комнату, хотя она и была самая маленькая в доме. Окна комнаты выходили на восток, и поэтому в ней всегда утром было солнце, и было очень хорошо рисовать. Вечером же она обычно шила на стоящей в углу старой швейной машинке «Зингер» – сейчас она шила нарядное платье для Энни, в котором та собиралась появиться на шоколадной ярмарке в конце следующей недели. Ее сестра могла позволить купить себе платье и у Халстона и у Валентино, но она увидела это платье в итальянском журнале «Вог» и влюбилась в него. И, конечно, Лорел с радостью согласилась сшить его для нее… хотя найти время было труднее, чем сшить само платье.
Лорел взглянула на стену справа, которая от пола до потолка была покрыта пробковой доской. К ней булавками были приколоты десятки рисунков, у некоторых завернулись углы, и все это придавало комнате неряшливый вид. Ее чертежная доска стояла у окна, и на ней тоже было несколько незаконченных рисунков. Рядом стоял мольберт и старый сервировочный столик с красками и кистями. Остальные ее вещи – большие листы картона и бумаги для рисования, холсты, кисти, банки с гипсом, бутылки со скипидаром и фиксатором, коробки с обрезками ткани, большие пластмассовые банки с сухими красками и жестяные банки из-под кофе с карандашами для Адама – были аккуратно расставлены на полках, которые они с Джо повесили на южной стене. В комнате пахло деревом, льняным маслом и скипидаром, и от нее самой, от ее волос и одежды тоже всегда исходил этот же запах, как будто это были духи, которыми она постоянно пользовалась.
Лорел села на высокий табурет перед чертежной доской и начала пристально вглядываться в рисунок, на котором было изображено созвездие Единорога, мерцающее в лучах серебристого света.
У нее было несколько замыслов следующего рисунка, и ей хотелось сделать зарисовки, пока она их помнила. Она вырвала чистый лист из блокнота, посмотрела на него и вдруг почувствовала, что не знает, что рисовать. Через несколько минут она согнула руки и облокотилась на наклонную поверхность стола. Глядя через окно в осенний сад с его голыми яблонями и пожелтевшими стеблями малины, она вдруг ощутила прилив усталости. То же самое она испытывала во время беременности: сонливость и оцепенение.
Лорел почувствовала, что у нее сдавило грудь. Дети… все трое. Хотя они были совсем крошечными, как булавочная головка, но они не казались ей маленькими и незначительными. Во всяком случае, каждого из них она представляла розовощеким ребенком. И каждый раз потеря казалась ей ужасной, такой же ужасной, какой была бы потеря Адама. Дети Джо.
Если бы она смогла родить хотя бы одного из них, то сейчас все было бы совсем по-другому между ней и Джо.
Нет, это несправедливо, он любил Адама так же сильно, как он любил бы любого другого ребенка, даже своего собственного. Нет, она не могла сказать, что отдаление произошло из-за ее выкидышей.
Лорел почувствовала, что ее затошнило, и она глубоко вздохнула, чтобы заглушить спазм. Может быть, она это преувеличивает? Ведь были и хорошие времена.
Их путешествие на Барбадос, во время которого беспрерывно шел дождь, но они были этому рады. Они все время сидели дома, пили ромовый пунш, занимались любовью и ели сладкие бананы, почти такие же мелкие, как ее большой палец.
Она вспомнила тот день, когда наверху в спальне лопнула труба и вода протекла сквозь потолок на ее уже законченные рисунки к новой книжке. На эти рисунки она потратила долгие недели каторжного труда. Они все были испорчены так, что восстановить их было невозможно. И хотя Джо изо всех сил старался успокоить ее, она была безутешна. Ничто не могло развеселить ее, думала она. Даже обед у Ривки, на который ей очень хотелось пойти. Дело было в пятницу вечером, в праздник Шаббат, день отдыха и веселья… но ей вовсе не хотелось ни радоваться, ни веселиться. Тем не менее она надела красивое платье, принарядила Адама и они пошли. Они сидели за столом в доме Ривки, окруженные ее детьми и внуками, и слушали, как муж Ривки шутил, что если их семья не перестанет расти, то в следующем году для обеда по случаю Шаббата им придется снять стадион «Янки».
А затем после молитвы произошло нечто необычное. Джо, сидевший рядом с ней, кашлянул и сказал:
– Есть одна молитва, которую я хотел бы прочесть по-английски. Можно мне это сделать?
Мистер Груберман в своей богато расшитой ермолке и строгом черном костюме был явно удивлен, но кивнул:
– Конечно, конечно, начинайте.
– Это из Книги притчей Соломоновых. – Джо нашел необходимую страницу в маленьком молитвенника который им дала Ривка, где был и английский перевод, и оригинальный текст на иврита и начал с чувством читать: «Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов. Уверуй в нее сердце мужа, и не останется он без прибытка. Она воздаст ему добром, а не злом во все дни жизни своей».
При этом чтении у Лорел сжалось сердце и на глаза навернулись слезы. Она забыла об испорченных рисунках. Сейчас для нее важно было лишь присутствие сидящего рядом с ней человека. Его красивый профиль на фоне мягкого света свечей, его тихий голос, заполнивший комнату, как красивая музыка. «Он любит меня, – подумала она, внутренне радуясь. – Он любит меня!»
Сейчас, спустя несколько лет, сидя в своей студии с заново оштукатуренным и покрашенным потолком, где уже не было видно и следа водяных подтеков, Лорел совсем не была уверена, что Джо любит ее.
Она опустила голову на руки и закрыла глаза.
Она так устала. По правде говоря, она нуждалась в том, чтобы Адам заснул, гораздо больше, чем он сам. Он всегда жаловался, что днем спали только маленькие дети… и, возможно, был прав. Но кроме тех дней, когда Адам был в школе, это было единственное время, когда она могла работать. Нужно было еще столько сделать: две иллюстрации для книги Мими к следующей неделе… а она еще даже не начала рисовать обложку. И книга Джорджии Миллбурн в «Литтле», Браун позвонил вчера дважды и попросил сделать пробные рисунки для «Мешка с костями». Она обещала сделать их до конца недели, но как?
И зачем она согласилась шить это платье для Энни? Почему ей всегда хотелось сделать что-нибудь приятное своей сестре? Иногда можно было подумать, что она старается загладить свою вину. Но какую? Нет, не за Джо. Он сам пришел к ней. Разве нет?
И Энни тоже не была виновата. Энни была великолепна. Она так хорошо относилась к Адаму. А иногда она была такой… такой захватывающе радостной. Она врывалась, как ураган, в дверь, цокая каблуками, сверкая золотыми серьгами, оставляя за собой шлейф терпких духов, бегала из комнаты в комнату, раздавая поцелуи, подарки, комплименты и советы. Когда приходила Энни, Адам начинал беситься, становился буйным и неуправляемым… потом, через полчаса после ее ухода, он валился с ног. Она находила его в спальне лежащим, свернувшись клубочком, на ковре среди разбросанного «Лего» или в гостиной на кушетке. Проснувшись, он начинал капризничать, беспрерывно спрашивая, когда придет Энни, до тех пор, пока Лорел не начинала кричать на него.
Она понимала его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82