https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/100x80/s-glubokim-poddonom/
Давай пойдем в сторону шоссе?
- Угу.
В глазах Сабуро вспыхнуло беспокойство. Эцуко было трудно, преодолевая отчуждение, начать разговор.
Впервые в жизни Сабуро почувствовал близость ее тела, близость её слов. От смущения он потер спину.
- Что с твоей спиной? - спросила Эцуко.
- На празднике немного поранился.
- Сильно болит? - нахмурив брови, вновь спросила она.
- Да нет, уже не сильно, - живо ответил Сабуро.
"У молодых заживает как на кошке", - подумала Эцуко.
Вдоль тропинки стояли мокрые травы. Было топко, ноги увязали в грязи. Вскоре тропинка начала сужаться - идти плечом к плечу стало тесно. Подоткнув подол платья, Эцуко пошла впереди. Вдруг она заволновалась - идёт ли Сабуро следом? Она хотела было позвать его по имени, но подумала, что это будет неловко. Она не решилась даже оглянуться.
- Что это было, велосипед? - спросила Эцуко, повернувшись лицом к нему.
- Нет.
Их глаза встретились.
- А мне послышался велосипедный звонок, - сказала она и глянула вниз. Его большие и неуклюжие ноги - такие же босые, как и ее - были заляпаны болотной грязью. Эцуко вдруг успокоилась.
Автомобильного шума на шоссе по-прежнему не было слышно. Асфальт высыхал быстро, но местами стояли лужи, в которых отражались облака казалось, по краям их обвели белым мелом.
- Говорят, Миё забеременела. Ты уже знаешь? - спросила Эцуко, шагая рядом с ним.
- Да, я слышал.
- Кто тебе сказал?
- Миё сказала.
- Понятно.
Эцуко почувствовала, как в груди забилось сердце. Она должна была услышать сейчас мучительную правду из уст Сабуро, в глубине души надеясь, что Сабуро приготовил хотя бы правдоподобные объяснения. Например, он мог бы сказать, что любовник Миё - парень из Майдэн, что он хулиган; что он предостерегал Миё, однако она не вняла его словам. Или, например, он мог бы сказать, что она спуталась с женатым мужчиной из кооператива...
Эцуко металась от надежды к отчаянию, она перебирала в уме всевозможные варианты, каждый из которых бросал её сердце в трепет, но главный, неизбежный вопрос бесконечно оттягивала, словно он застрял поперек горла. Пока они вдвоем молча шли по безлюдной велосипедной тропинке, все эти прозрачные намеки - словно мириады мельчайших частиц, оживленно и незаметно сновавших в промытом дождем воздухе, роились мириадами корпускул, которые кружат и танцуют, спеша образовать новые соединения, - она чувствовала их носом, они щекотали ей ноздри, заставляя разгораться щеки.
- Ребенок Миё, он что..., - вдруг произнесла Эцуко, - ...он чей? Кто его отец?
Сабуро не отвечал. Эцуко ждала ответа. Он продолжал молчать. Молчание затягивалось, становясь невыносимым. Эцуко мучительно ждала. Украдкой она взглянула на Сабуро - соломенная шляпа отбрасывала на его лицо тень, вычерчивая угловатый профиль.
- Этот ребенок твой?
- Думаю, мой.
- Ты в этом уверен или сомневаешься?
- Нет.
Сабуро покраснел. Он сделал усилие улыбнуться, но улыбка замерла в уголках рта.
- Он мой.
От неожиданности Эцуко прикусила губу. Где-то в тайниках души она еще надеялась, что вначале он будет выдумывать всякие оправдания, все отрицать и лгать - хотя бы из вежливости к ней. В один миг умерла слабая надежда, в которой Эцуко прятала свои страхи. Наверняка Сабуро не смог бы откровенно признаться, если бы Эцуко занимала в его сердце хоть какое-то место. То, что отцом ребенка был Сабуро, - этот факт был неоспорим для Якити и Кэнсукэ, а также очевиден для Эцуко; но он еще больше уверял её в том, что Сабуро станет отрицать своё отцовство от страха или стыда.
- Хорошо, - сказала Эцуко усталым голосом. - Так, значит, ты любишь Миё?
Сабуро не понимал смысла её слов, которые были за границами его словарного запаса. Эти слова принадлежали речи высшего сословия - как вещи, создаваемые на заказ. Он не слышал в них сердечности, они были излишни, звучали нескладно. Его связь с Миё ни в коем случае не могла быть продолжительной - их отношения были искренними, но скоротечными. Так два компаса реагируют друг на друга только на определённом расстоянии, но достаточно его увеличить, и взаимодействие прекращается. Слово "любовь" было неуместно в их отношениях.
Он предполагал, что Якити, вероятно, пресечет их связь. Однако эта мысль нисколько не тревожила его. Даже когда стало известно о беременности Миё, отцовское чувство не пробудилось в этом молодом садовнике.
Настойчивые расспросы Эцуко заставляли его кое-что вспомнить. Однажды - это было через месяц после приезда Эцуко в Майдэн - Якити послал Миё за лопатой в амбар. Лопату привалило старым столом. Тогда она позвала на помощь Сабуро. Он поднатужился изо всех сил. Миё взялась руками за край стола, чтобы помочь; при этом её лицо оказалось под локтем у Сабуро. Он почувствовал на ее лице сильный запах крема, перемешанный с запахом амбарной плесени. Освободив лопату, он протянул ее Миё. Она растерянно взглянула на Сабуро, будто бы забыв про лопату. Сабуро обнял Миё без тени смущения.
Может быть, это и есть любовь?
В другой раз, когда заканчивался сезон "сливовых дождей", превративший его в затворника, он как-то ночью вдруг ни с того ни с сего выпрыгнул из окна и босиком помчался под дождём в сторону спальни Миё. Обежав дом. постучал в окно. Его глаза уже привыкли к темноте, поэтому он отчетливо увидел, как за окном мелькнуло заспанное лицо. Миё прильнула к стеклу сначала она заметила белый ряд зубов, а потом лицо Сабуро, укрытое теменью. Она, обычно неповоротливая днём, проворно отбросила одеяло и вскочила на ноги. На груди распахнулась ночная рубашка, обнажив грудь. Соски были напряжены, словно натянутый лук. Миё осторожно открыла окно, стараясь не хлопнуть ставнями. Они столкнулись лицами. Он молча показал на грязные ноги. Она побежала за тряпкой, оставив Сабуро сидеть на подоконнике. Потом собственными руками вытерла его ноги.
Может, это и есть любовь?
В одно мгновение в памяти Сабуро промчалась вереница воспоминаний. Он испытывал к ней влечение, это правда; но о любви он не мог и помыслить. Весь день он предавался мечтаниям: то собирался полоть траву на поле; то придумывал, как попасть в военно-морской флот, если вновь начнётся война; то фантазировал на тему всяких пророчеств буддийской секты Тэнри представляя, как в последний день мира на алтарь повалится небесная манна; то его носило по горам и долам, когда он вспоминал веселые годы учёбы в начальной школе; то ждал, когда наступит время ужина; мысль о Миё занимала не больше сотой доли всех его мыслей.
Он хотел Миё, но чем больше он думал о ней. тем неопределённей становилась эта мысль, которая была сродни мысли о голоде. Невозможно было представить, чтобы у такого крепкого парня как Сабуро, проходила в душе угрюмая борьба со своими желаниями.
Вот почему вопрос Эцуко был за пределами его понимания; этот вопрос озадачил Сабуро. Немного подумав, он отрицательно покачал головой.
- Нет.
Эцуко не поверила своим ушам.
Вспышка радости озарила её лицо. Сабуро не смотрел на неё; он провожал взглядом поезд на Ханкю, который мелькал вдалеке за деревьями. Если бы он увидел выражение её лица, то наверняка забрал бы свое слово обратно, не раздумывая.
- Если ты не любишь её..., - выделяя каждое слово, медленно говорила Эцуко, - то, значит, ты говоришь правду..., - продолжала она настойчивым тоном. (Она хотела, чтобы он ещё раз для достоверности произнёс: "Нет!") Не имеет значения - любишь ты её или не любишь. Важно то, что ты сейчас чувствуешь и говоришь об этом. Так, значит, ты всё-таки не любишь Миё?
Едва ли Сабуро вникал в смысл её слов. "Любишь, не любишь - что за ерунда, - думал он. - Непрестанно пережёвывает одно и то же, будто эти слова могут перевернуть мир".
Он засунул руки поглубже в карман, нащупал на дне кусочки сушёного кальмара, которым вчера ночью закусывал сакэ во время праздника. "А что, если я начну жевать щупальца кальмара прямо у неё на глазах? Интересно, какое будет выражение лица у госпожи?" - подумал он. Глядя на серьёзную и озабоченную Эцуко, у него возникла озорная мысль посмеяться над ней.
Сабуро достал из кармана кусочек кальмара, щелкнул пальцами и, словно обрадованный пёс, поймал его ртом.
- Нет, не люблю, - простодушно сказал он.
Надо же - месть привела Эцуко к Миё, чтобы поведать ей о том, что Сабуро ее не любит, а оказывается, эти незадачливые любовники даже не удосужились выяснить между собой - любят они друг друга или нет?! Затянувшиеся страдания что-то меняют в человеке. Он уже не может не доверять простой радости.
Эцуко смотрела на вещи глазами такого человека. Невольно она заняла позицию Якити. Она думала, что независимо от того, любит ли Сабуро Миё или не любит, он должен жениться на ней. Это ханжество прикрывалось маской высоконравственных суждений, мол, "мужчина должен нести ответственность за женщину, если она забеременела от него; он должен жениться на ней, если даже она нелюбима". Она испытывала необъяснимое удовольствие, подвергая Сабуро нравственному давлению.
- Ты поступил как негодяй! - сказала Эцуко. - Женщина, которую ты не любишь, зачала по твоей прихоти. Теперь ты обязан на ней жениться.
Сабуро поднял на Эцуко пронзительно красивые глаза, но тон её речи стал ещё строже.
- Тебе не отвертеться от ответственности. В доме Сугимото всегда относились к молодым снисходительно, но такого неприличия никто не позволит! Что касается твоей женитьбы, то на ней настаивает хозяин. У тебя нет выбора.
Сабуро не ожидал, что все может обернуться женитьбой. Запретить встречаться - это самая крайняя мера, которую он мог предположить. Однако если хозяин велел жениться, значит, так тому и быть. Сабуро беспокоило только одно: что скажет его сварливая мать?
- Я хотел бы посоветоваться со своей матерью.
- А как ты сам настроен? - донимала Эцуко.
- Если хозяин велел взять Миё в невесты, значит, я так и поступлю. сказал Сабуро. Это решение для него ничего не значило.
- Ну, тогда все хлопоты я беру на себя. - радостно сказала Эцуко.
Проблема разрешилась очень просто, а Эцуко была опьянена намерением поженить Сабуро вопреки его желанию. Может быть, ее опьянение было сродни опьянению женщины, которая от несчастной любви заливает своё горе вином? Это вино приносило не столько опьянение, сколько забвение. Оно не обостряло зрение, а вызывало слепоту. Одним словом, это опьянение обнаруживало всю убогость её замысла. А может быть, это насильственное опьянение было вызвано её бессознательным планом уберечься от ударов судьбы?
Сами слова "женитьба и замужество" вызывали в Эцуко непонятный ужас. Она предпочла бы осуществить этот отвратительный план руками Якити, волей его авторитета, от которого она полностью зависела. Так ребенок, напуганный ужасным зрелищем, прячется за спиной взрослого.
Навстречу им выехали два больших красивых автомобиля - они появились в том месте, где дорога со станции Окамати, поворачивая направо, соединяется с шоссе. Один автомобиль был жемчужно-белого цвета, а другой бледно-голубой "Chevrolet" 1948 года. Бархатно урча моторами, они промчались, едва не задев их. В первом автомобиле ехали парень и девушка ехали и смеялись. Из кабины неслись джазовые мелодии. Они еще долго звучали в ушах Эцуко. Шофёром второго автомобиля был японец, позади него неподвижно сидела пожилая пара - рыжие пряди волос, острый пронзительный взгляд, как у хищных экзотических птиц.
Сабуро проводил их с открытым ртом и удивленным взглядом.
- Видимо, они возвращаются в Осака, да? - сказала Эцуко.
И ей тотчас вспомнился шум большого города, будто бы эти звуки долетели оттуда с попутным ветром.
Эцуко понимала, что для тех, кто живет в деревне и не имеет возможности уехать, город представляется просто скопищем домов, где можно увидеть множество диковинных вещей. Но кого это может прельстить?
Эцуко нестерпимо захотелось взять Сабуро под руку. Прильнув к его руке, покрытой золотым пушком, она могла бы идти куда угодно. Ей тут же представилось, будто они в Осака - самом оживленном, самом суматошном месте! Идут под напором людских волн, с удивлением оглядываясь по сторонам. Кажется, с этого мгновения начнется настоящая жизнь Эцуко...
Возьмёт ли Сабуро ее под руку?
Но ему, бесчувственной деревенщине, было скучно с взрослой вдовой. Она молча шла рядом с ним, прижимаясь к его плечу. Он с любопытством взглянул на странный узел прически - волосы были хорошо уложены и источали аромат духов. Сабуро не догадывался, что она ради него каждое утро тщательно укладывает волосы. Даже в мечтах он не мог представить, что в этой женщине, высокомерной и отчужденной, могло таиться бредовое желание взять его под руку.
- Что, будем возвращаться?
Эцуко жалобно взглянула на него. Глаза, увлажненные слезами, сияли в синеватой дымке, словно в них отражалось вечернее небо.
- Уже поздно, госпожа.
Они зашли намного дальше, чем предполагали. Вдалеке виднелся лес, погруженный в сумрак; над ним, поблескивая в закатном солнце, возвышалась крыша дома Сугимото.
Минут через тридцать они были дома.
* * *
Начались новые страдания Эцуко. Это были страдания неудачницы, которая на протяжении всей жизни стремилась добиться успеха. И вот в тот момент, когда она приблизилась к цели, ее встречают смертельная болезнь, страдания и смерть. Выходит, вся жизнь потрачена на то, чтобы умереть в мучениях пусть даже в превосходном госпитале, в отдельной палате. Такие шутки всевышнего нам понять не дано!
Со сладостным замиранием сердца Эцуко приготовилась ждать, когда же несчастье настигнет и Миё: когда же их брак без любви завершится катастрофой - как и ее собственный. Чтобы увидеть это своими глазами, она готова ждать, пока не поседеет. Эцуко уже не желала оказаться в роли любовницы Сабуро. Ей нужно было только одно - чтобы Миё томилась, страдала, теряла надежду, сохла у нее на глазах. Эта дурнушка просчиталась, вне всякого сомнения.
Якити выслушал Эцуко. Отношения между Сабуро и Миё были преданы огласке. Чтобы предотвратить деревенские пересуды, Якити объявил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
- Угу.
В глазах Сабуро вспыхнуло беспокойство. Эцуко было трудно, преодолевая отчуждение, начать разговор.
Впервые в жизни Сабуро почувствовал близость ее тела, близость её слов. От смущения он потер спину.
- Что с твоей спиной? - спросила Эцуко.
- На празднике немного поранился.
- Сильно болит? - нахмурив брови, вновь спросила она.
- Да нет, уже не сильно, - живо ответил Сабуро.
"У молодых заживает как на кошке", - подумала Эцуко.
Вдоль тропинки стояли мокрые травы. Было топко, ноги увязали в грязи. Вскоре тропинка начала сужаться - идти плечом к плечу стало тесно. Подоткнув подол платья, Эцуко пошла впереди. Вдруг она заволновалась - идёт ли Сабуро следом? Она хотела было позвать его по имени, но подумала, что это будет неловко. Она не решилась даже оглянуться.
- Что это было, велосипед? - спросила Эцуко, повернувшись лицом к нему.
- Нет.
Их глаза встретились.
- А мне послышался велосипедный звонок, - сказала она и глянула вниз. Его большие и неуклюжие ноги - такие же босые, как и ее - были заляпаны болотной грязью. Эцуко вдруг успокоилась.
Автомобильного шума на шоссе по-прежнему не было слышно. Асфальт высыхал быстро, но местами стояли лужи, в которых отражались облака казалось, по краям их обвели белым мелом.
- Говорят, Миё забеременела. Ты уже знаешь? - спросила Эцуко, шагая рядом с ним.
- Да, я слышал.
- Кто тебе сказал?
- Миё сказала.
- Понятно.
Эцуко почувствовала, как в груди забилось сердце. Она должна была услышать сейчас мучительную правду из уст Сабуро, в глубине души надеясь, что Сабуро приготовил хотя бы правдоподобные объяснения. Например, он мог бы сказать, что любовник Миё - парень из Майдэн, что он хулиган; что он предостерегал Миё, однако она не вняла его словам. Или, например, он мог бы сказать, что она спуталась с женатым мужчиной из кооператива...
Эцуко металась от надежды к отчаянию, она перебирала в уме всевозможные варианты, каждый из которых бросал её сердце в трепет, но главный, неизбежный вопрос бесконечно оттягивала, словно он застрял поперек горла. Пока они вдвоем молча шли по безлюдной велосипедной тропинке, все эти прозрачные намеки - словно мириады мельчайших частиц, оживленно и незаметно сновавших в промытом дождем воздухе, роились мириадами корпускул, которые кружат и танцуют, спеша образовать новые соединения, - она чувствовала их носом, они щекотали ей ноздри, заставляя разгораться щеки.
- Ребенок Миё, он что..., - вдруг произнесла Эцуко, - ...он чей? Кто его отец?
Сабуро не отвечал. Эцуко ждала ответа. Он продолжал молчать. Молчание затягивалось, становясь невыносимым. Эцуко мучительно ждала. Украдкой она взглянула на Сабуро - соломенная шляпа отбрасывала на его лицо тень, вычерчивая угловатый профиль.
- Этот ребенок твой?
- Думаю, мой.
- Ты в этом уверен или сомневаешься?
- Нет.
Сабуро покраснел. Он сделал усилие улыбнуться, но улыбка замерла в уголках рта.
- Он мой.
От неожиданности Эцуко прикусила губу. Где-то в тайниках души она еще надеялась, что вначале он будет выдумывать всякие оправдания, все отрицать и лгать - хотя бы из вежливости к ней. В один миг умерла слабая надежда, в которой Эцуко прятала свои страхи. Наверняка Сабуро не смог бы откровенно признаться, если бы Эцуко занимала в его сердце хоть какое-то место. То, что отцом ребенка был Сабуро, - этот факт был неоспорим для Якити и Кэнсукэ, а также очевиден для Эцуко; но он еще больше уверял её в том, что Сабуро станет отрицать своё отцовство от страха или стыда.
- Хорошо, - сказала Эцуко усталым голосом. - Так, значит, ты любишь Миё?
Сабуро не понимал смысла её слов, которые были за границами его словарного запаса. Эти слова принадлежали речи высшего сословия - как вещи, создаваемые на заказ. Он не слышал в них сердечности, они были излишни, звучали нескладно. Его связь с Миё ни в коем случае не могла быть продолжительной - их отношения были искренними, но скоротечными. Так два компаса реагируют друг на друга только на определённом расстоянии, но достаточно его увеличить, и взаимодействие прекращается. Слово "любовь" было неуместно в их отношениях.
Он предполагал, что Якити, вероятно, пресечет их связь. Однако эта мысль нисколько не тревожила его. Даже когда стало известно о беременности Миё, отцовское чувство не пробудилось в этом молодом садовнике.
Настойчивые расспросы Эцуко заставляли его кое-что вспомнить. Однажды - это было через месяц после приезда Эцуко в Майдэн - Якити послал Миё за лопатой в амбар. Лопату привалило старым столом. Тогда она позвала на помощь Сабуро. Он поднатужился изо всех сил. Миё взялась руками за край стола, чтобы помочь; при этом её лицо оказалось под локтем у Сабуро. Он почувствовал на ее лице сильный запах крема, перемешанный с запахом амбарной плесени. Освободив лопату, он протянул ее Миё. Она растерянно взглянула на Сабуро, будто бы забыв про лопату. Сабуро обнял Миё без тени смущения.
Может быть, это и есть любовь?
В другой раз, когда заканчивался сезон "сливовых дождей", превративший его в затворника, он как-то ночью вдруг ни с того ни с сего выпрыгнул из окна и босиком помчался под дождём в сторону спальни Миё. Обежав дом. постучал в окно. Его глаза уже привыкли к темноте, поэтому он отчетливо увидел, как за окном мелькнуло заспанное лицо. Миё прильнула к стеклу сначала она заметила белый ряд зубов, а потом лицо Сабуро, укрытое теменью. Она, обычно неповоротливая днём, проворно отбросила одеяло и вскочила на ноги. На груди распахнулась ночная рубашка, обнажив грудь. Соски были напряжены, словно натянутый лук. Миё осторожно открыла окно, стараясь не хлопнуть ставнями. Они столкнулись лицами. Он молча показал на грязные ноги. Она побежала за тряпкой, оставив Сабуро сидеть на подоконнике. Потом собственными руками вытерла его ноги.
Может, это и есть любовь?
В одно мгновение в памяти Сабуро промчалась вереница воспоминаний. Он испытывал к ней влечение, это правда; но о любви он не мог и помыслить. Весь день он предавался мечтаниям: то собирался полоть траву на поле; то придумывал, как попасть в военно-морской флот, если вновь начнётся война; то фантазировал на тему всяких пророчеств буддийской секты Тэнри представляя, как в последний день мира на алтарь повалится небесная манна; то его носило по горам и долам, когда он вспоминал веселые годы учёбы в начальной школе; то ждал, когда наступит время ужина; мысль о Миё занимала не больше сотой доли всех его мыслей.
Он хотел Миё, но чем больше он думал о ней. тем неопределённей становилась эта мысль, которая была сродни мысли о голоде. Невозможно было представить, чтобы у такого крепкого парня как Сабуро, проходила в душе угрюмая борьба со своими желаниями.
Вот почему вопрос Эцуко был за пределами его понимания; этот вопрос озадачил Сабуро. Немного подумав, он отрицательно покачал головой.
- Нет.
Эцуко не поверила своим ушам.
Вспышка радости озарила её лицо. Сабуро не смотрел на неё; он провожал взглядом поезд на Ханкю, который мелькал вдалеке за деревьями. Если бы он увидел выражение её лица, то наверняка забрал бы свое слово обратно, не раздумывая.
- Если ты не любишь её..., - выделяя каждое слово, медленно говорила Эцуко, - то, значит, ты говоришь правду..., - продолжала она настойчивым тоном. (Она хотела, чтобы он ещё раз для достоверности произнёс: "Нет!") Не имеет значения - любишь ты её или не любишь. Важно то, что ты сейчас чувствуешь и говоришь об этом. Так, значит, ты всё-таки не любишь Миё?
Едва ли Сабуро вникал в смысл её слов. "Любишь, не любишь - что за ерунда, - думал он. - Непрестанно пережёвывает одно и то же, будто эти слова могут перевернуть мир".
Он засунул руки поглубже в карман, нащупал на дне кусочки сушёного кальмара, которым вчера ночью закусывал сакэ во время праздника. "А что, если я начну жевать щупальца кальмара прямо у неё на глазах? Интересно, какое будет выражение лица у госпожи?" - подумал он. Глядя на серьёзную и озабоченную Эцуко, у него возникла озорная мысль посмеяться над ней.
Сабуро достал из кармана кусочек кальмара, щелкнул пальцами и, словно обрадованный пёс, поймал его ртом.
- Нет, не люблю, - простодушно сказал он.
Надо же - месть привела Эцуко к Миё, чтобы поведать ей о том, что Сабуро ее не любит, а оказывается, эти незадачливые любовники даже не удосужились выяснить между собой - любят они друг друга или нет?! Затянувшиеся страдания что-то меняют в человеке. Он уже не может не доверять простой радости.
Эцуко смотрела на вещи глазами такого человека. Невольно она заняла позицию Якити. Она думала, что независимо от того, любит ли Сабуро Миё или не любит, он должен жениться на ней. Это ханжество прикрывалось маской высоконравственных суждений, мол, "мужчина должен нести ответственность за женщину, если она забеременела от него; он должен жениться на ней, если даже она нелюбима". Она испытывала необъяснимое удовольствие, подвергая Сабуро нравственному давлению.
- Ты поступил как негодяй! - сказала Эцуко. - Женщина, которую ты не любишь, зачала по твоей прихоти. Теперь ты обязан на ней жениться.
Сабуро поднял на Эцуко пронзительно красивые глаза, но тон её речи стал ещё строже.
- Тебе не отвертеться от ответственности. В доме Сугимото всегда относились к молодым снисходительно, но такого неприличия никто не позволит! Что касается твоей женитьбы, то на ней настаивает хозяин. У тебя нет выбора.
Сабуро не ожидал, что все может обернуться женитьбой. Запретить встречаться - это самая крайняя мера, которую он мог предположить. Однако если хозяин велел жениться, значит, так тому и быть. Сабуро беспокоило только одно: что скажет его сварливая мать?
- Я хотел бы посоветоваться со своей матерью.
- А как ты сам настроен? - донимала Эцуко.
- Если хозяин велел взять Миё в невесты, значит, я так и поступлю. сказал Сабуро. Это решение для него ничего не значило.
- Ну, тогда все хлопоты я беру на себя. - радостно сказала Эцуко.
Проблема разрешилась очень просто, а Эцуко была опьянена намерением поженить Сабуро вопреки его желанию. Может быть, ее опьянение было сродни опьянению женщины, которая от несчастной любви заливает своё горе вином? Это вино приносило не столько опьянение, сколько забвение. Оно не обостряло зрение, а вызывало слепоту. Одним словом, это опьянение обнаруживало всю убогость её замысла. А может быть, это насильственное опьянение было вызвано её бессознательным планом уберечься от ударов судьбы?
Сами слова "женитьба и замужество" вызывали в Эцуко непонятный ужас. Она предпочла бы осуществить этот отвратительный план руками Якити, волей его авторитета, от которого она полностью зависела. Так ребенок, напуганный ужасным зрелищем, прячется за спиной взрослого.
Навстречу им выехали два больших красивых автомобиля - они появились в том месте, где дорога со станции Окамати, поворачивая направо, соединяется с шоссе. Один автомобиль был жемчужно-белого цвета, а другой бледно-голубой "Chevrolet" 1948 года. Бархатно урча моторами, они промчались, едва не задев их. В первом автомобиле ехали парень и девушка ехали и смеялись. Из кабины неслись джазовые мелодии. Они еще долго звучали в ушах Эцуко. Шофёром второго автомобиля был японец, позади него неподвижно сидела пожилая пара - рыжие пряди волос, острый пронзительный взгляд, как у хищных экзотических птиц.
Сабуро проводил их с открытым ртом и удивленным взглядом.
- Видимо, они возвращаются в Осака, да? - сказала Эцуко.
И ей тотчас вспомнился шум большого города, будто бы эти звуки долетели оттуда с попутным ветром.
Эцуко понимала, что для тех, кто живет в деревне и не имеет возможности уехать, город представляется просто скопищем домов, где можно увидеть множество диковинных вещей. Но кого это может прельстить?
Эцуко нестерпимо захотелось взять Сабуро под руку. Прильнув к его руке, покрытой золотым пушком, она могла бы идти куда угодно. Ей тут же представилось, будто они в Осака - самом оживленном, самом суматошном месте! Идут под напором людских волн, с удивлением оглядываясь по сторонам. Кажется, с этого мгновения начнется настоящая жизнь Эцуко...
Возьмёт ли Сабуро ее под руку?
Но ему, бесчувственной деревенщине, было скучно с взрослой вдовой. Она молча шла рядом с ним, прижимаясь к его плечу. Он с любопытством взглянул на странный узел прически - волосы были хорошо уложены и источали аромат духов. Сабуро не догадывался, что она ради него каждое утро тщательно укладывает волосы. Даже в мечтах он не мог представить, что в этой женщине, высокомерной и отчужденной, могло таиться бредовое желание взять его под руку.
- Что, будем возвращаться?
Эцуко жалобно взглянула на него. Глаза, увлажненные слезами, сияли в синеватой дымке, словно в них отражалось вечернее небо.
- Уже поздно, госпожа.
Они зашли намного дальше, чем предполагали. Вдалеке виднелся лес, погруженный в сумрак; над ним, поблескивая в закатном солнце, возвышалась крыша дома Сугимото.
Минут через тридцать они были дома.
* * *
Начались новые страдания Эцуко. Это были страдания неудачницы, которая на протяжении всей жизни стремилась добиться успеха. И вот в тот момент, когда она приблизилась к цели, ее встречают смертельная болезнь, страдания и смерть. Выходит, вся жизнь потрачена на то, чтобы умереть в мучениях пусть даже в превосходном госпитале, в отдельной палате. Такие шутки всевышнего нам понять не дано!
Со сладостным замиранием сердца Эцуко приготовилась ждать, когда же несчастье настигнет и Миё: когда же их брак без любви завершится катастрофой - как и ее собственный. Чтобы увидеть это своими глазами, она готова ждать, пока не поседеет. Эцуко уже не желала оказаться в роли любовницы Сабуро. Ей нужно было только одно - чтобы Миё томилась, страдала, теряла надежду, сохла у нее на глазах. Эта дурнушка просчиталась, вне всякого сомнения.
Якити выслушал Эцуко. Отношения между Сабуро и Миё были преданы огласке. Чтобы предотвратить деревенские пересуды, Якити объявил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23