Положительные эмоции магазин Водолей ру
Это превратилось в рефлекс, привычку. Каждый раз, когда она влюбляется, случается очередной выкидыш.
- Все-таки Эцуко вполне умна, чтобы справиться с этим. Как-нибудь найдет способ.
- Может быть, нам следует поговорить с ней откровенно, по-родственному?
Эта супружеская пара была из той породы людей, которые предпочитают носить готовую одежду: их интересовали трагедии, скроенные по стандарту; они как будто бы сомневались, что существуют пошивочные мастерские, где портные шьют по индивидуальному заказу; они не понимали трагедии Эцуко, начертанной неразборчивыми иероглифами.
* * *
Одиннадцатого октября пошел дождь. Из-за дождя и ветра пришлось закрывать ставни. Днем отключили электроэнергию. Во всех комнатах, как в погребе, царила тьма. Послышалось хныканье Нацуо, потом плачущий голос Нобуко - она передразнивала малыша. Было грустно и уныло. Нобуко надулась из-за того, что ее не взяли на фестиваль. Сегодня она пропустила занятия в школе.
Якити очень редко заходил в комнату Кэнсукэ. На этот раз он пришёл в сопровождении Эцуко.
Это был эпохальный визит. Якити отгородился от мира высоким забором, сам определив себе пространство, куда он мог заходить и куда нет. Он практически не заходил ни в комнату Кэнсукэ, ни в комнату Асако. Кэнсукэ трудно было застать врасплох, но когда он увидел, что в его комнату пожаловал отец, он не мог скрыть своего удивления, засуетился, побежал помогать Тиэко, чтобы приготовить чай. В свою очередь Якити тоже был удивлен внимательным обхождением.
- Ничего не надо, не беспокойтесь, мы просто сбежали от этого гама.
- И вправду, не стоит так беспокоиться.
Якити и Эцуко произнесли эти слова почти в один голос. Казалось, что они вошли в роль босса и его жены, пришедших с визитом в дом подчиненного работника - так дети разыгрывают сцены из офисной жизни своих родителей.
- Я совершенно не понимаю, что у Эцуко на уме? Она весь вечер сидела за спиной отца, словно пряталась, - сказала Тиэко после того, как все разошлись.
* * *
Дождь закрывал окрестности сплошной стеной. Стоило ветру немного усилиться, как шумно начинали хлестать струи воды. Эцуко обернулась. Ливень заштриховывал черные стволы деревьев, словно китайской тушью. Она ощущала себя запеленутой в кокон монотонных, угнетающих, безжалостных звуков музыки...
"Мерный шум дождя напоминал молитвенные бормотания десятка тысяч монахов. Якити бормочет. Кэнсукэ бормочет. Тиэко бормочет... Какое бессилие слов! Какая тщета! Суетность! Что за жалкая попытка прыгнуть выше своей головы! Ни одним словом не выразить жестокого напора стихии. Разве выдержать человеку этот шум дождя, его невразумительные молитвословия? Эту монолитную стену воды, глухую словно смерть, может разрушить только выкрик нищего духом человека, который не знает ни одного слова - только его выкрик может противостоять напору звуков дождя!"
Эцуко вспомнила обнажённые фигуры в розовых отблесках пламени, которые толпой бежали впереди нее, словно молодые сухопарые животные, и дико кричали, "Вот такой крик! Нужен именно такой крик".
Вдруг Эцуко очнулась, Якити повысил голос. Он интересовался ее мнением.
- Как нам быть с Миё? Если она беременна от Сабуро, то решение должен принимать он. Мы поступим так, как он считает нужным. Если он станет увиливать от ответственности, то мы прогоним его, как негодного пса. Мы уволим его, а Миё оставим. Потом договоримся, чтобы ей сделали аборт. Однако если Сабуро признает вину за собой, то он может жениться на Миё, если у них серьезно. Мы поженим их, и тогда все останется по-прежнему. Что ты думаешь, Эцуко? Это решение весьма радикально, но ведь я пытаюсь действовать в духе времени и новых порядков.
Эцуко не отвечала.
- Ну... - с ее губ слетел слабенький, невразумительный звук, а черные, выразительные глаза, фокусируя взгляд на какой-то отдалённой точке, устремились в пустоту.
Шум дождя заполнял молчание. Кэнсукэ посмотрел на Эцуко. Ему показалось, что она слегка не в себе.
- Эцуко, ты думаешь, что здесь не из чего выбирать? - пришел на помощь Кэнсукэ.
Якити не отреагировал на его реплику, явно нервничая. Когда он затевал это обсуждение с Кэнсукэ и Тиэко, им руководил тайный умысел: страстно хотелось проверить Эцуко - будет ли она оправдывать Сабуро и согласится ли с предложением женить его? Будет ли осуждать его. требовать увольнения в присутствии всех, вопреки своему сердцу? Такова была интрига учиненного опроса мнений. Если бы старые сослуживцы Якити были свидетелями его искусного интриганства, то они отказались бы поверить произошедшим в нём переменам.
Чувством ревности Якити был обделён. Случись в прошлом, в пору его цветения, заметить ухаживания какого-нибудь мужчины за его женой, он, наверняка, выбил бы из ее головы все мечты одним махом грубой ладони. К счастью, его покойная жена избежала этой участи. Она была занята совсем другим - ей хотелось воспитать мужа в духе высшего общества. Якити старел. Старость подступала изнутри. Так белые муравьи истачивают чучело орла. Интуитивно он чувствовал, что Эцуко испытывает тайную привязанность к Сабуро, но не мог прибегнуть к решительным мерам.
Эцуко заметила в глазах этого старого мужчины слабые вспышки ревности и подумала о силе собственной. Ее неистощимый запас она постоянно ощущала в себе. Она подумала о способности страдать. Что-то искушало ее горделиво поведать кому-нибудь о своих чувствах.
Эцуко была откровенна. Предельно откровенна.
- Ну, во всяком случае, я попытаюсь узнать правду у Сабуро, когда его увижу. Все-таки, отец, я думаю, было бы лучше, если бы вы лично поговорили с ним.
Якити и Эцуко становились союзниками. Их союз основывался не на взаимной выгоде, как бывает между державами, а на ревности - вот где таилась опасность. Когда все разбрелись по своим комнатам, Якити велел Эцуко отнести в комнату Кэнсукэ целых две меры отборных каштанов.
* * *
Занимаясь приготовлением обеда, Эцуко разбила маленькую чашку, и несильно обожгла палец. Когда рис получался мягким, Якити нахваливал его; а когда твердоватым, он говорил, что рис невкусный. Одним словом, приготовленные Эцуко блюда он хвалил не за вкус, а за мягкость.
В дождливые дни веранда, где готовили в хорошую погоду, была закрыта. И Эцуко пошла на кухню. Чтобы рис, приготовленный накануне, сохранил вкус, Миё не переложила его в коробочку, а оставила в кастрюле. Эцуко поняла, что на кухне хозяйничала Миё. Угли зачахли.
Она пошла к Тиэко за горящими углями, чтобы затопить печь. И пока несла их, обожгла средний палец.
Боль раздражала Эцуко. Вскрикни она от ожога, Сабуро все равно не прибежит на помощь. А вот Якити примчался бы на её голос, сверкая из-под кимоно голыми, уродливыми и дряблыми ногами; кинулся бы к ней, чтобы спросить: "Что случилось?" Нет, Сабуро не прибежал бы. Вдруг ее стал разбирать идиотский смех. "Неужели Якити примчится?" Она прищурила глаза, как бы выражая сомнение. Он не станет смеяться вместе с ней. Он будет пытать ее вопросами, чтобы выяснить причину смеха. В его возрасте не смеются без всякого стеснения с женщиной. Он был ее эхом, ее отзвуком, а она была женщиной, которую никому в голову не придет назвать старой.
Кое-где на земляном полу образовались лужицы. Тусклый солнечный луч, просачиваясь сквозь стекло на дверях, лениво поблескивал в луже дождевой воды. Эцуко была в промокших липких гэта23 на босу ногу. Она облизывала кончиком языка обожженный палец, рассеянно поглядывая в проем дверей. В ушах до сих пор шумел дождь.
* * *
Что ни говори, а повседневная жизнь полна мелких постоянных забот. Попробуй-ка, уследи за руками Эцуко, работающими без устали. Она ставила на огонь кастрюлю. Наливала воду. Сыпала сахар. Резала кружочками сладкий картофель. Сегодня на обед Эцуко приготовила: толченый батат, купленный в Окамати мясной фарш, жареные на сливочном масле грибы хацутакэ, подливку из тёртого мяса с приправами. Эцуко выглядела рассеянной и в пылу воодушевления далеко уносилась мыслями.
"День проходит без особых страданий. Почему? И вправду меня ничто не мучит. Наверное, боль превратила мое сердце в лед, крепко сковала ноги, заставляет дрожать руки. Кто же я, кто? Вот сейчас я готовлю обед. Зачем я делаю все это? Холодный рассудок, точно попадающие в цель предсказания, отмеренные на весах логики и чувств суждения. - вот что мне нужно сейчас и впредь... Беременность Миё, должно быть, ставит последнюю точку! Однако чего-то еще не хватает. Для полноты, для совершенства должно произойти что-то ужасное. Что?..
А пока я должна хладнокровно следовать тщательно продуманному решению. Когда я вижу Сабуро, меня пронзает боль. Никакой радости. Однако, если я не вижу его, то я не могу без него жить дальше. Сабуро должен уйти отсюда. Это значит, что он должен жениться. На мне? Что за безумство! Конечно, на Миё, на этой деревенской дуре, на этом перезрелом помидоре. На этой паршивой девчонке, смердящей мочой! Вот тогда-то мои страдания закончатся. Моим мучениям придет конец... Я выпью эту чашу до последней горькой капли.
Неужели я вздохну тогда с облегчением? Неужели в одно мгновение придет долгожданный покой? Буду цепляться за него. Буду верить этой лжи..."
Эцуко стояла у окна, слушая щебетанье синиц. Она прислонилась к стеклу головой, наблюдая, как птичка отряхивает мокрые перышки, Черные блестящие глазки время от времени вспыхивали из-под тонких белых век. На горлышке распушилось оперение - полилось нетерпеливое, нервное щебетанье. Внимание Эцуко привлекла светлая полоса на горизонте. Между тем начинало накрапывать... Вдруг на окраине сада ярко озарилась каштановая роща, словно в глубине темного храма открылся золотой алтарь.
* * *
Дождь прекратился после полудня.
Якити вышел в сад, чтобы подвязать розы. Ливнем посносило подпорки, и цветы повалило наземь. Эцуко вышла следом за ним. Среди сорняков в мутных лужах ничком лежали розы, распластав на воде бордовые лепестки - они словно бы отмучились, отстрадали.
Эцуко приподняла один стебель, бережно подвязала его к деревянной подпорке. К счастью, он не был сломан. Ее пальцы ощутили тяжесть безмятежных лепестков. Якити гордился цветами. Эцуко прикасалась к ним, заглядывая внутрь тугих бутонов - они притягивали свежестью и ароматом.
Якити подвязывал кусты молча, он был угрюм, словно его жгла какая-то обида. В высоких резиновых сапогах и армейских брюках он ухаживал за розами, не разгибая спины. Молчаливость и бесстрастное выражение на лице еще больше выдавали в нем крестьянское происхождение. В такие часы Эцуко проникалась любовью к Якити.
И тут показался Сабуро. Он шел по гравийной дорожке.
- Я не заметил, когда вы ушли. Извините! Давайте я закончу работу, обратился к ним Сабуро.
- Да мы уже закончили. Не беспокойся, - ответил Якити, не поднимая головы.
На темноватом лице Сабуро вспыхнула улыбка, когда он взглянул на Эцуко из-под огромной соломенной шляпы, сквозь рваные и перекошенные поля которой проникали лучи закатного солнца, усеивая его лицо светлыми крапинками. Улыбка обнажила его белые зубы. Они были ослепительно белы - казалось, что их омыло дождем. Эцуко привстала от неожиданности, зажмурилась.
- Ага, ты как раз вовремя. Я хотела поговорить с тобой. Давай пройдемся вдвоем.
Эцуко еще никогда не приходилось разговаривать с Сабуро в присутствии Якити таким благожелательным тоном. Она произносила слова естественно, без всякой робости. Случись постороннему услышать их, он мог бы расценить это как недвусмысленное предложение. Эцуко закрыла глаза на свою жестокую участь - ее ожидала миссия, от предвкушения которой ее переполняла радость.
Сабуро недоверчиво посмотрел на Якити. Однако, Эцуко взяла его под локоть и повела к дому Сугимото.
- Вы куда собрались? Посекретничать? - раздался за их спинами неприятный голос Якити.
- Да! - ответила Эцуко.
Ее односложный ответ - импульсивный и почти бессознательный - лишал Якити возможности присутствовать при разговоре.
- Куда ты собрался? - начала она с бессмысленного вопроса.
- Я хотел отправить письмо.
- Какое письмо? Покажи-ка мне, будь добр.
Сабуро простодушно протянул открытку, свернутую в трубочку. Это был ответ на письмо его друга из родной деревни. От силы в четырех или пяти строках, написанных, большими корявыми иероглифами, он сообщал о последних событиях: "Вчера у нас был праздник. Я тоже хорошо погулял с ребятами. Было очень шумно! До сих пор ломит тело. Мы погуляли на славу, было очень весело".
Эцуко пожала плечами. Рассмеялась.
- Да, немудреное письмецо, - сказала она, возвращая открытку.
Ее комментарий, видимо, огорчил Сабуро. Тень недовольства пробежала по его лицу.
Гравийная дорожка проходила под кленами. Она была забрызгана каплями дождя и сияла солнечными пятнами. В кроне деревьев кое-где полыхали алые листья. Неожиданно прояснилось небо, затянутое до этого облаками, которые, как говорят, предвещают хороший улов ивасей.
Это удовольствие, когда не хочется говорить; эта полнота молчания, которое не нуждается в слове, обернулось в душе Эцуко полным смятением. Ей была дарована краткая передышка перед тем, как страдания обретут законченную форму. Эцуко удивлялась: "Откуда эта радость? Долго ли будет продолжаться этот нелепый разговор? Неужели она никогда не приступит к главному и неприятному?"
Они перешли через мост. Вода в реке поднялась. В стремительных мутных потоках кое-где проглядывали густые речные травы - они развивались по течению, словно волосы. Свежие зеленые травы то исчезали в глубине, то снова появлялись на поверхности. Пройдя сквозь бамбуковую чащобу, они вышли на тропинку, которая пробегала через залитые обильными дождями рисовые поля. Сабуро остановился, снял шляпу.
- Ну ладно, я пошел, - сказал он.
- Письмо отправить?
- Угу.
- Но мы ведь еще не поговорили. Позже отправишь.
- Ладно.
- Если идти по этой дороге, то можно встретить много знакомых. Будет неловко, если нас увидят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
- Все-таки Эцуко вполне умна, чтобы справиться с этим. Как-нибудь найдет способ.
- Может быть, нам следует поговорить с ней откровенно, по-родственному?
Эта супружеская пара была из той породы людей, которые предпочитают носить готовую одежду: их интересовали трагедии, скроенные по стандарту; они как будто бы сомневались, что существуют пошивочные мастерские, где портные шьют по индивидуальному заказу; они не понимали трагедии Эцуко, начертанной неразборчивыми иероглифами.
* * *
Одиннадцатого октября пошел дождь. Из-за дождя и ветра пришлось закрывать ставни. Днем отключили электроэнергию. Во всех комнатах, как в погребе, царила тьма. Послышалось хныканье Нацуо, потом плачущий голос Нобуко - она передразнивала малыша. Было грустно и уныло. Нобуко надулась из-за того, что ее не взяли на фестиваль. Сегодня она пропустила занятия в школе.
Якити очень редко заходил в комнату Кэнсукэ. На этот раз он пришёл в сопровождении Эцуко.
Это был эпохальный визит. Якити отгородился от мира высоким забором, сам определив себе пространство, куда он мог заходить и куда нет. Он практически не заходил ни в комнату Кэнсукэ, ни в комнату Асако. Кэнсукэ трудно было застать врасплох, но когда он увидел, что в его комнату пожаловал отец, он не мог скрыть своего удивления, засуетился, побежал помогать Тиэко, чтобы приготовить чай. В свою очередь Якити тоже был удивлен внимательным обхождением.
- Ничего не надо, не беспокойтесь, мы просто сбежали от этого гама.
- И вправду, не стоит так беспокоиться.
Якити и Эцуко произнесли эти слова почти в один голос. Казалось, что они вошли в роль босса и его жены, пришедших с визитом в дом подчиненного работника - так дети разыгрывают сцены из офисной жизни своих родителей.
- Я совершенно не понимаю, что у Эцуко на уме? Она весь вечер сидела за спиной отца, словно пряталась, - сказала Тиэко после того, как все разошлись.
* * *
Дождь закрывал окрестности сплошной стеной. Стоило ветру немного усилиться, как шумно начинали хлестать струи воды. Эцуко обернулась. Ливень заштриховывал черные стволы деревьев, словно китайской тушью. Она ощущала себя запеленутой в кокон монотонных, угнетающих, безжалостных звуков музыки...
"Мерный шум дождя напоминал молитвенные бормотания десятка тысяч монахов. Якити бормочет. Кэнсукэ бормочет. Тиэко бормочет... Какое бессилие слов! Какая тщета! Суетность! Что за жалкая попытка прыгнуть выше своей головы! Ни одним словом не выразить жестокого напора стихии. Разве выдержать человеку этот шум дождя, его невразумительные молитвословия? Эту монолитную стену воды, глухую словно смерть, может разрушить только выкрик нищего духом человека, который не знает ни одного слова - только его выкрик может противостоять напору звуков дождя!"
Эцуко вспомнила обнажённые фигуры в розовых отблесках пламени, которые толпой бежали впереди нее, словно молодые сухопарые животные, и дико кричали, "Вот такой крик! Нужен именно такой крик".
Вдруг Эцуко очнулась, Якити повысил голос. Он интересовался ее мнением.
- Как нам быть с Миё? Если она беременна от Сабуро, то решение должен принимать он. Мы поступим так, как он считает нужным. Если он станет увиливать от ответственности, то мы прогоним его, как негодного пса. Мы уволим его, а Миё оставим. Потом договоримся, чтобы ей сделали аборт. Однако если Сабуро признает вину за собой, то он может жениться на Миё, если у них серьезно. Мы поженим их, и тогда все останется по-прежнему. Что ты думаешь, Эцуко? Это решение весьма радикально, но ведь я пытаюсь действовать в духе времени и новых порядков.
Эцуко не отвечала.
- Ну... - с ее губ слетел слабенький, невразумительный звук, а черные, выразительные глаза, фокусируя взгляд на какой-то отдалённой точке, устремились в пустоту.
Шум дождя заполнял молчание. Кэнсукэ посмотрел на Эцуко. Ему показалось, что она слегка не в себе.
- Эцуко, ты думаешь, что здесь не из чего выбирать? - пришел на помощь Кэнсукэ.
Якити не отреагировал на его реплику, явно нервничая. Когда он затевал это обсуждение с Кэнсукэ и Тиэко, им руководил тайный умысел: страстно хотелось проверить Эцуко - будет ли она оправдывать Сабуро и согласится ли с предложением женить его? Будет ли осуждать его. требовать увольнения в присутствии всех, вопреки своему сердцу? Такова была интрига учиненного опроса мнений. Если бы старые сослуживцы Якити были свидетелями его искусного интриганства, то они отказались бы поверить произошедшим в нём переменам.
Чувством ревности Якити был обделён. Случись в прошлом, в пору его цветения, заметить ухаживания какого-нибудь мужчины за его женой, он, наверняка, выбил бы из ее головы все мечты одним махом грубой ладони. К счастью, его покойная жена избежала этой участи. Она была занята совсем другим - ей хотелось воспитать мужа в духе высшего общества. Якити старел. Старость подступала изнутри. Так белые муравьи истачивают чучело орла. Интуитивно он чувствовал, что Эцуко испытывает тайную привязанность к Сабуро, но не мог прибегнуть к решительным мерам.
Эцуко заметила в глазах этого старого мужчины слабые вспышки ревности и подумала о силе собственной. Ее неистощимый запас она постоянно ощущала в себе. Она подумала о способности страдать. Что-то искушало ее горделиво поведать кому-нибудь о своих чувствах.
Эцуко была откровенна. Предельно откровенна.
- Ну, во всяком случае, я попытаюсь узнать правду у Сабуро, когда его увижу. Все-таки, отец, я думаю, было бы лучше, если бы вы лично поговорили с ним.
Якити и Эцуко становились союзниками. Их союз основывался не на взаимной выгоде, как бывает между державами, а на ревности - вот где таилась опасность. Когда все разбрелись по своим комнатам, Якити велел Эцуко отнести в комнату Кэнсукэ целых две меры отборных каштанов.
* * *
Занимаясь приготовлением обеда, Эцуко разбила маленькую чашку, и несильно обожгла палец. Когда рис получался мягким, Якити нахваливал его; а когда твердоватым, он говорил, что рис невкусный. Одним словом, приготовленные Эцуко блюда он хвалил не за вкус, а за мягкость.
В дождливые дни веранда, где готовили в хорошую погоду, была закрыта. И Эцуко пошла на кухню. Чтобы рис, приготовленный накануне, сохранил вкус, Миё не переложила его в коробочку, а оставила в кастрюле. Эцуко поняла, что на кухне хозяйничала Миё. Угли зачахли.
Она пошла к Тиэко за горящими углями, чтобы затопить печь. И пока несла их, обожгла средний палец.
Боль раздражала Эцуко. Вскрикни она от ожога, Сабуро все равно не прибежит на помощь. А вот Якити примчался бы на её голос, сверкая из-под кимоно голыми, уродливыми и дряблыми ногами; кинулся бы к ней, чтобы спросить: "Что случилось?" Нет, Сабуро не прибежал бы. Вдруг ее стал разбирать идиотский смех. "Неужели Якити примчится?" Она прищурила глаза, как бы выражая сомнение. Он не станет смеяться вместе с ней. Он будет пытать ее вопросами, чтобы выяснить причину смеха. В его возрасте не смеются без всякого стеснения с женщиной. Он был ее эхом, ее отзвуком, а она была женщиной, которую никому в голову не придет назвать старой.
Кое-где на земляном полу образовались лужицы. Тусклый солнечный луч, просачиваясь сквозь стекло на дверях, лениво поблескивал в луже дождевой воды. Эцуко была в промокших липких гэта23 на босу ногу. Она облизывала кончиком языка обожженный палец, рассеянно поглядывая в проем дверей. В ушах до сих пор шумел дождь.
* * *
Что ни говори, а повседневная жизнь полна мелких постоянных забот. Попробуй-ка, уследи за руками Эцуко, работающими без устали. Она ставила на огонь кастрюлю. Наливала воду. Сыпала сахар. Резала кружочками сладкий картофель. Сегодня на обед Эцуко приготовила: толченый батат, купленный в Окамати мясной фарш, жареные на сливочном масле грибы хацутакэ, подливку из тёртого мяса с приправами. Эцуко выглядела рассеянной и в пылу воодушевления далеко уносилась мыслями.
"День проходит без особых страданий. Почему? И вправду меня ничто не мучит. Наверное, боль превратила мое сердце в лед, крепко сковала ноги, заставляет дрожать руки. Кто же я, кто? Вот сейчас я готовлю обед. Зачем я делаю все это? Холодный рассудок, точно попадающие в цель предсказания, отмеренные на весах логики и чувств суждения. - вот что мне нужно сейчас и впредь... Беременность Миё, должно быть, ставит последнюю точку! Однако чего-то еще не хватает. Для полноты, для совершенства должно произойти что-то ужасное. Что?..
А пока я должна хладнокровно следовать тщательно продуманному решению. Когда я вижу Сабуро, меня пронзает боль. Никакой радости. Однако, если я не вижу его, то я не могу без него жить дальше. Сабуро должен уйти отсюда. Это значит, что он должен жениться. На мне? Что за безумство! Конечно, на Миё, на этой деревенской дуре, на этом перезрелом помидоре. На этой паршивой девчонке, смердящей мочой! Вот тогда-то мои страдания закончатся. Моим мучениям придет конец... Я выпью эту чашу до последней горькой капли.
Неужели я вздохну тогда с облегчением? Неужели в одно мгновение придет долгожданный покой? Буду цепляться за него. Буду верить этой лжи..."
Эцуко стояла у окна, слушая щебетанье синиц. Она прислонилась к стеклу головой, наблюдая, как птичка отряхивает мокрые перышки, Черные блестящие глазки время от времени вспыхивали из-под тонких белых век. На горлышке распушилось оперение - полилось нетерпеливое, нервное щебетанье. Внимание Эцуко привлекла светлая полоса на горизонте. Между тем начинало накрапывать... Вдруг на окраине сада ярко озарилась каштановая роща, словно в глубине темного храма открылся золотой алтарь.
* * *
Дождь прекратился после полудня.
Якити вышел в сад, чтобы подвязать розы. Ливнем посносило подпорки, и цветы повалило наземь. Эцуко вышла следом за ним. Среди сорняков в мутных лужах ничком лежали розы, распластав на воде бордовые лепестки - они словно бы отмучились, отстрадали.
Эцуко приподняла один стебель, бережно подвязала его к деревянной подпорке. К счастью, он не был сломан. Ее пальцы ощутили тяжесть безмятежных лепестков. Якити гордился цветами. Эцуко прикасалась к ним, заглядывая внутрь тугих бутонов - они притягивали свежестью и ароматом.
Якити подвязывал кусты молча, он был угрюм, словно его жгла какая-то обида. В высоких резиновых сапогах и армейских брюках он ухаживал за розами, не разгибая спины. Молчаливость и бесстрастное выражение на лице еще больше выдавали в нем крестьянское происхождение. В такие часы Эцуко проникалась любовью к Якити.
И тут показался Сабуро. Он шел по гравийной дорожке.
- Я не заметил, когда вы ушли. Извините! Давайте я закончу работу, обратился к ним Сабуро.
- Да мы уже закончили. Не беспокойся, - ответил Якити, не поднимая головы.
На темноватом лице Сабуро вспыхнула улыбка, когда он взглянул на Эцуко из-под огромной соломенной шляпы, сквозь рваные и перекошенные поля которой проникали лучи закатного солнца, усеивая его лицо светлыми крапинками. Улыбка обнажила его белые зубы. Они были ослепительно белы - казалось, что их омыло дождем. Эцуко привстала от неожиданности, зажмурилась.
- Ага, ты как раз вовремя. Я хотела поговорить с тобой. Давай пройдемся вдвоем.
Эцуко еще никогда не приходилось разговаривать с Сабуро в присутствии Якити таким благожелательным тоном. Она произносила слова естественно, без всякой робости. Случись постороннему услышать их, он мог бы расценить это как недвусмысленное предложение. Эцуко закрыла глаза на свою жестокую участь - ее ожидала миссия, от предвкушения которой ее переполняла радость.
Сабуро недоверчиво посмотрел на Якити. Однако, Эцуко взяла его под локоть и повела к дому Сугимото.
- Вы куда собрались? Посекретничать? - раздался за их спинами неприятный голос Якити.
- Да! - ответила Эцуко.
Ее односложный ответ - импульсивный и почти бессознательный - лишал Якити возможности присутствовать при разговоре.
- Куда ты собрался? - начала она с бессмысленного вопроса.
- Я хотел отправить письмо.
- Какое письмо? Покажи-ка мне, будь добр.
Сабуро простодушно протянул открытку, свернутую в трубочку. Это был ответ на письмо его друга из родной деревни. От силы в четырех или пяти строках, написанных, большими корявыми иероглифами, он сообщал о последних событиях: "Вчера у нас был праздник. Я тоже хорошо погулял с ребятами. Было очень шумно! До сих пор ломит тело. Мы погуляли на славу, было очень весело".
Эцуко пожала плечами. Рассмеялась.
- Да, немудреное письмецо, - сказала она, возвращая открытку.
Ее комментарий, видимо, огорчил Сабуро. Тень недовольства пробежала по его лицу.
Гравийная дорожка проходила под кленами. Она была забрызгана каплями дождя и сияла солнечными пятнами. В кроне деревьев кое-где полыхали алые листья. Неожиданно прояснилось небо, затянутое до этого облаками, которые, как говорят, предвещают хороший улов ивасей.
Это удовольствие, когда не хочется говорить; эта полнота молчания, которое не нуждается в слове, обернулось в душе Эцуко полным смятением. Ей была дарована краткая передышка перед тем, как страдания обретут законченную форму. Эцуко удивлялась: "Откуда эта радость? Долго ли будет продолжаться этот нелепый разговор? Неужели она никогда не приступит к главному и неприятному?"
Они перешли через мост. Вода в реке поднялась. В стремительных мутных потоках кое-где проглядывали густые речные травы - они развивались по течению, словно волосы. Свежие зеленые травы то исчезали в глубине, то снова появлялись на поверхности. Пройдя сквозь бамбуковую чащобу, они вышли на тропинку, которая пробегала через залитые обильными дождями рисовые поля. Сабуро остановился, снял шляпу.
- Ну ладно, я пошел, - сказал он.
- Письмо отправить?
- Угу.
- Но мы ведь еще не поговорили. Позже отправишь.
- Ладно.
- Если идти по этой дороге, то можно встретить много знакомых. Будет неловко, если нас увидят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23