Если бы наши повозки стояли на один дюйм ближе к краю дороги или шофер оказался бы менее ловким, авто разбилось бы вдребезги и полетело бы в пропасть.
Они снова пробормотали что-то, прислушиваясь к моим словам.
– Собачья жизнь, – повторил я. – Вам нужны деньги и деньги для того, чтобы пить внизу, в кафе у подножья гор, брантвейн – с женщинами, которые теперь не хотят знать вас, потому что вы нищие и ничего не можете им купить.
Они вынули трубки изо рта и прислушались внимательней.
– Человек, проехавший сегодня мимо нас, наверное, имел при себе много денег, большой, туго набитый бумажник. Когда он будет лежать без сознания, мы возьмем деньги. Один из нас принесет их сюда, где их можно спрятать в надежное место. Утерянный бумажник!
Что вы скажете на это, товарищи?
По-видимому, мой план им понравился. Жак отвратительно улыбнулся, причем выступили наружу его желтые волчьи зубы. Выпуклые черные глаза Пьера загорелись жадностью.
– Деньги мы разделим поровну на три части? – спросил он.
– Понятно, каждый получит треть, – поддакнул я. – Все остальное можете спокойно предоставить мне.
На следующее утро мы с обновленной энергией приступили к работе. Все время, пока мы работали в лесу, срубая сучья с поваленных деревьев и нагружая стволы на телеги, мы думали об удаче, возможно, поджидающей нас сегодня же на обратной дороге домой. Когда наступило время возвращаться, я заметил, что у моих спутников настроение лучше, чем было когда-либо.
Они шли рядом с повозками в приподнятом состоянии духа. Я, обладавший более зоркими глазами, оглядывал извилистую дорогу, бегущую вниз в долину и снова вверх в гору. Мы очень медленно огибали каждый угол и остановились у опасного места, исполненные злых надежд. Но все было не так просто, так как иногда нас замечали издалека, иногда шоферы ездили слишком осторожно. Все же на четвертый день наше терпение было вознаграждено. Маленький автомобиль показался из-за угла, вблизи которого мы, так сказать, стояли на якоре, со скоростью, которую развивает француз, желающий до конца использовать свою машину. Шофер дико вскрикнул, авто столкнулось с нашими повозками и полетело вместе с шофером в пропасть. Это было великолепное зрелище.
Я слез вниз к нашей жертве и вытащил из внутреннего кармана его пиджака многообещающего вида черный бумажник. Потом я приложил ухо к его сердцу и установил, что он еще жив. Я приказал Пьеру отъехать с телегой на другую сторону дороги, и мы спрятали деньги в дрова. После этого мы принялись ожидать дальнейшего, и, хотя мне не было никакого дела до того, жив или мертв был этот человек, все же я обмыл его раны и расстегнул на нем платье. Вскоре показался автобус, едущий из Канн в Гьер. Мы объяснили происшедшее, они расчистили место для пострадавшего и дали нам щедро на чай, собрав деньги с пассажиров.
После этого мы направились к себе и позже, когда зажгли огонь, раскрыли бумажник. В нем оказалось 200 франков, и я никогда не забуду дьявольской радости, отразившейся на лицах моих товарищей, освещенных дрожащим пламенем, когда они склонились ко мне, наблюдая, как я отсчитываю банкноты. Я разделил деньги на 3 равные части и сказал:
– Послушайте-ка, Пьер и Жак, я человек справедливый, и, кроме того, хоть я и не занимаю более высокого положения, чем вы, все же я всюду бывал и знаю свет. Если вы заберете эти деньги сегодня вечером с собой в деревню, вы напьетесь, выдадите себя, и нас всех упрячут в тюрьму. Я клянусь священной клятвой дровосеков, клянусь пламенем, что ваша часть останется неприкосновенной. Но сегодня не берите с собой в деревню больше 20 франков, которые англичане дали вам на чай. Остальные деньги дайте мне на хранение или спрячьте их сами.
Они были достаточно благоразумны, чтобы понять, что я опытнее их и даю им полезный совет. Итак, мы произнесли на старинном диалекте той местности священную клятву, и я пожал их большие жилистые руки, которые всегда напоминали мне коренья срубленных нами деревьев. Потом я пошел с ними в деревню, выпил стакан вина за дружбу и вернулся в нашу одинокую хижину с бутылкой самого лучшего брантвейна и пачкой крепкого табака. Я, как всегда, пил мало, но брантвейн пришелся мне по вкусу, а табак и того лучше. Я разлегся у просеки, возле сладко пахнувшей пинии, и глядел вниз на дорогу, красиво выделявшуюся на фиолетовом фоне. Время от времени в какой-нибудь из хижин зажигался огонь, потом над моей головой засветились звезды, мерцавшие сквозь неподвижные ветви деревьев. Сова пролетела мимо меня с рыдающим криком. Я потягивал вино, курил. Мысли зарождались в мозгу и исчезали. Я смутно ощущал красоту окружавшей меня природы, но не испытывал той радости, которая, обычно, наполняет мирные души при виде такого зрелища. Такая жизнь не дала бы мне ничего, кроме скучного и монотонного довольства. Я вспомнил большие города с шумными улицами, модные парки, театры, оперу, в которой звучали смех и музыка, улыбались прекрасные женщины. Оперу я любил особенно сильно. Я тосковал по роскоши и комфорту, по хорошему платью, вкусной пище и дорогому вину.
Следующая наша авантюра прошла так же, как первая, и принесла нам 2000 франков. Но на этот раз дело не обошлось так гладко. Мужчина, падая в пропасть, сломал себе шею, но его жена, получившая лишь легкие повреждения, подала на нас жалобу, так как наши повозки стояли слишком близко к краю дороги, и указала также, что исчез бумажник ее мужа, которого мы вытаскивали из пропасти. В ту же ночь к нам явился из соседней деревни жандарм, который обыскал наши вещи, но ничего не нашел. Я не позволил своим товарищам раскрыть рта и объяснил всю историю так, что на нас не падало ни малейшего подозрения. Когда мы остались одни, я серьезно обратился к ним:
– Товарищи, эта забава слишком хороша, чтобы часто развлекаться ею. На время ради осторожности надо прекратить это. Позже мы повторим эту штуку снова, причем выберем самую подходящую машину, так как это будет в последний раз. Если мы на этом что-нибудь заработаем, я вас покину. Тогда самым лучшим для вас будет спрятать ваши сбережения и больше никогда не заниматься этим. Потому что если вы хотите заработать на этом деле не тюрьму, а деньги, вам необходимо понимание и осторожность, а вы, ей Богу, не отличаетесь ни тем, ни другим.
Они знали, что я прав, и не противоречили мне. Довольно долгое время мы пропускали автомобили, не причиняя пассажирам никакого вреда. Только через месяц мы приступили к нашей последней авантюре, которая кончилась вовсе не так, как я этого ожидал. С моего наблюдательного поста я увидел большое серое авто на дороге, ведущей из Канн, крыша которого была нагружена всяким багажом и клюшками для гольфа. Рядом с шофером сидела молодая девушка, а в глубине машины – пожилой господин.
– Товарищи, это то, что нам нужно! – позвал я своих спутников. – Подъезжайте с повозками к краю дороги и ждите.
Но все произошло совсем не так, как я ожидал. Часть происшедшего осталась неясной для меня еще и по сей день. Из-за кустов, откуда я смотрел на дорогу, я заметил, что авто не в порядке или им управляла неумелая рука. Шофер то и дело подскакивал на своем сиденье, и машина подозрительно качалась. На минуту мне показалось, что она свалится в пропасть и без нашего вмешательства. Но лицо девушки произвело на меня странное впечатление. Я не мог оторвать от него глаз. Она, вероятно, отлично сознавала опасность, которой подвергалась, но на ее лице незаметно было и следа страха. Я видел, как она говорила что-то шоферу, стараясь успокоить его и заставить действовать благоразумно, но он окончательно растерялся. Тогда она подалась вперед и попробовала привести в действие ножной тормоз, что ей отчасти удалось, так как машина тотчас замедлила ход. Шофер воспользовался этим мгновением, выскочил из автомобиля и покатился по дороге. Но в эту минуту нога девушки соскользнула с тормоза, и машина вновь набрала скорость. Она взялась за руль, и видно было, что она никогда в жизни не управляла автомобилем. Кое-как ей все-таки удалось обогнуть первый угол, но за вторым стояли наши повозки. Я видел выражение ее глаз, когда авто, подпрыгивая, спускалось с горы, слышал, как старый господин звал на помощь, и мной овладело странное чувство, которого я не могу объяснить. Я действовал под влиянием настроения, когда не знаешь никакой логики. Мы тщательно подготовили все нужное для того, чтобы устроить катастрофу этого автомобиля, а тут я рискнул собственной жизнью, чтобы его спасти. Я полусоскользнул, полуспрыгнул с холма на дорогу и с разбега вскочил в автомобиль. Я кувыркнулся на сиденье, но моя левая рука сжимала руль. Девушка тотчас же поняла мое намерение и отодвинулась в сторону, чтобы дать мне место. Я сжал руль обеими руками, почти упав на колени. Мы находились в двух дюймах от пропасти и проехали по самому краю дороги. Остальное было пустяком. Я медленно управлял автомобилем, постепенно, но сильно нажимая тормоз, и остановил машину в двух метрах от места, где стояли наши повозки. Когда девушка увидела их, на ее лице в первый раз отразился ужас. Потом она взглянула на меня сверкающими глазами.
– Вы подоспели как раз вовремя, – сказала она, – это был изумительный прыжок.
– Что случилось с шофером? – спросил я.
– Наш шофер заболел, и мы наняли другого; он оказался неспособным управлять машиной, и, когда мы достигли горы, его нервы совершенно не выдержали.
Старый господин, тем временем вышедший из автомобиля, пожал мне руку.
– Дорогой мой! – воскликнул он. – Вы совершили великий подвиг! Скажите, ради Бога, понимаете ли вы по-английски?
– Я работал одно время в Девоншире. Я говорю и по-французски, и по-английски, как вам будет угодно.
Он уже совершенно оправился, и я увидел, что это был аристократ, богатый путешествующий англичанин.
– Я лорд Киндерсли; вам не придется пожалеть о вашем поступке.
Я захотел сойти с машины, но он не выпускал меня.
– Вы должны подвезти нас к ближайшему городу – в Гьер или Прюн. Я щедро вознагражу вас. Здесь мы не можем оставаться, а я не хочу, чтобы этот шофер когда-либо прикоснулся к моей машине.
– Куда вы едете? – спросил я.
– В Англию, – ответила девушка, – через Булонь.
– Я отвезу вас в Булонь, – сказал я, – если вы дадите мне ливрею и документы вашего шофера и уплатите моим товарищам. Они должны будут нанять вместо меня другого дровосека.
Старик начал щедро раздавать кредитки. Казалось, он хотел как можно скорее от них избавиться.
– Отлично, – сказал он, – что же касается условий дальнейшего, – нам не придется о них спорить.
Вся покрытая пылью, фигура спустилась с горы. Это был шофер, которого испуг совершенно вытрезвил, так как до этого он был, по-видимому, пьян.
Я не стал терять с ним времени, но просто отвел его за угол, снял с него платье и оставил ему свое. После этого я занял его место. Пьер и Жак бессмысленно смотрели на стофранковые билеты, которые лорд сунул им в руки.
– Всего хорошего, товарищи, – сказал я, махая им рукой, – может быть, я когда-нибудь вернусь, а впрочем, навряд ли. Желаю вам счастья!
Они растерянно попрощались со мной. Я пустил машину, и мы возобновили прерванную поездку в Булонь…
В течение всего времени нашей четырехдневной поездки в Булонь молодая девушка сидела около меня, но была очень сдержанна, задумчива и мало разговаривала со мной. Я все время чувствовал ее близость, и, думаю, она ощущала мою.
– Каким образом дровосек умеет управлять автомобилем? – был ее первый вопрос.
– Я не всегда был дровосеком.
– Зачем вам понадобились документы нашего шофера?
– Я хочу поехать в Англию, а достать паспорт было бы для меня не так просто.
Она неохотно прекратила разговор на эту тему. Я отлично знал, что она поставила бы мне еще целый ряд вопросов, но не поощрял в ней этого желания. На следующий день она после долгого молчания заговорила снова.
– Почему вы рискнули жизнью ради нас? – внезапно спросила она.
– Я восхитился смелостью, с которой вы глядели в глаза неизбежной смерти. Это всегда производит впечатление даже на худших из нас.
– Правда ли, что в лесах Гьера дровосеки грабят путешественников, потерпевших катастрофу?
– Да. Подозревают даже, что они сами подготавливают катастрофу, и это действительно так. Я сам участвовал в этом.
Она вздрогнула.
– Пожалуйста, не рассказывайте мне подобных вещей.
– Это правда, – сказал я. – Мы хотели и ваш автомобиль столкнуть в пропасть, но, когда я увидел вас, я уж не думал больше ни о чем, кроме вашего спасения.
Она нервно рассмеялась и старалась не смотреть в мою сторону.
– Вы странный человек. Что заставило вас взять на себя роль дровосека?
– На моей совести лежит еще многое другое, кроме этих автомобильных катастроф. Я прятался от полиции. Теперь мне представляется удобный случай удрать отсюда.
Она вздохнула.
– Как жаль, – сказала она. – Но я надеюсь, что вы благополучно приедете в Англию.
Она пыталась еще несколько раз вызвать меня на откровенность. Пробовала даже искать для меня какое-то оправдание. Но я хранил молчание. Наконец она вовсе перестала обращаться ко мне.
В Булони мне было поручено отвезти автомобиль в Лондон и доставить его в гараж на Соут-Адлей-стрит, что я и сделал. Там мне сообщили, что барышня приказала позвать меня, как только я приеду. Меня повели в уютный салон, куда тотчас же пришла и она. Когда она ступила через порог, я почти смутился. Эта элегантно одетая молодая женщина, несмотря на приветливую, почти жалостливую улыбку, ничем не напоминала мне той девушки, чьи шелковистые волосы трепал ветер и чьи губы презрительно улыбались, когда она мчалась вниз с горы навстречу смерти.
– Мой дядя поручил мне передать вам это, – сказала она, протягивая мне конверт, – а я очень хотела бы знать, примете ли вы от меня на память…
Она передала мне миниатюрный портрет ее самой, сделанный на слоновой кости, и я сунул его вместе с конвертом в карман. Она подвинулась немного, освобождая на диване место рядом с собой, но я сделал вид, что не замечаю этого движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27