Директор отеля отклонил это предложение,
– Я хотел бы выслушать сэра Нормана наедине, – настойчиво заявил он.
Мистер Стенфилд неохотно ушел к себе.
Мы же направились в противоположную комнату. Она была пуста, и, по-видимому, в нее никто не заходил. Слева находилась дверь.
– Куда она ведет? – спросил я.
Директор толкнул ее. Она вела в соседнюю комнату, тоже пустую.
В противоположной стене была еще одна дверь – ведущая в комнату мистера Стенфилда. Окна всех трех комнат выходили в какой-то переулок.
– Это самые дешевые комнаты, – пояснил мой спутник, – их обычно снимают слуги или очень скупые люди.
Мы вернулись в первую комнату.
– Могу ли я получить ключ? – попросил я.
– Если вы приметесь за розыски этого колье, сэр Норман, – сказал он, – администрация отеля будет вам очень признательна, если вы сможете избежать огласки.
Я обещал ему.
– В наши дни трудно скрыть что-либо от прессы, – дал я ему понять, – но, поскольку это возможно, можете рассчитывать на мою скромность.
На следующий день меня беспрерывно осаждали справками и жалобами мадам де Мендоза, страховое общество и дирекция отеля.
Мы не могли помешать прессе узнать о случившемся, и везде только и слышались разговоры, что об исчезнувшем ожерелье. Сотни сыщиков-любителей уверяли, что берутся разрешить эту загадку, и тысячи уверяли, что знают вора. Я предложил мистеру Стенфилду поехать со мной в Уокинг и сыграть партию в гольф. Он охотно принял мое предложение. Мы пообедали в клубе и играли в гольф, как бывало прежде, с жаром и увлечением. У восемнадцатого холмика меня вдруг осенила одна из тех идей, которые часто бывают решающими в ходе событий. Мы заговорили об ужасной трагедии, которая прервала нашу первую партию. Я подумал о бедном Ледбруке, который лежал здесь с простреленным лбом, потом о Дженет, служанке с замечательными глазами и спокойными серьезными манерами, которая произвела на меня странное впечатление.
Предположим, что горничная убила высматривающего шпиона! Зачем ей понадобилось делать это? Кого хотела она этим охранить? Не своего ли хозяина? И если его имя было не Стенфилд, не могло ли оно быть Пэгсли? Они были одного роста и одинаково сложены, – и не утверждал ли Ремингтон много раз, что Пэгсли был гением гримировки. Отдельные части моих догадок изумительно дополняли одна другую и разрешали тайну жемчужного колье. Я снова принялся за игру и внезапно заметил, что мой партнер пытливо смотрит на меня. Его глаза, казалось, пронизывали меня насквозь, и я понял, что выражение моего лица, вероятно, выдало отчасти мои мысли.
– Ваша очередь, сэр Норман, – вежливо сказал он.
Я сделал неудачный удар, мой же партнер играл прекрасно и без труда выиграл первую половину партии. После этого мы отправились в клуб.
– Не выпить ли нам виски с содовой? – предложил я.
– Я хотел бы раньше переменить свои ботинки, – сказал он и пошел в гардеробную.
Я выпил свое виски, поздоровался с несколькими знакомыми и уплатил по счету. Потом отправился искать Стенфилда. Это был напрасный труд. Он и авто, привезшее нас сюда, исчезли. Я вынужден был подождать, пока вызвали по телефону другую машину, и вернулся в Лондон.
По возвращении в отель я нашел ожидавшего меня представителя страхового общества. Мадам де Мендоза была в своей комнате. Мы оба в сопровождении директора отправились к ней. Я думаю, она отлично знала, что должно было произойти, хотя и не могла всего предвидеть. Она приняла нас немного нетерпеливо.
– Я весь день ждала известий от вашей фирмы, – обратилась она к Дэлчестеру. – Мой ювелир, производивший оценку жемчуга, а также и мой поверенный поддерживают мои требования. Я хотела бы знать, когда я получу чек?
– Рад сообщить вам, сударыня, что это совершенно излишне, – заявил директор отеля, выступая вперед. – Вот ваше колье.
Он протянул его ей. Она с испугом и изумлением посмотрела на него. На лице ее не заметно было ни признака радости. Напротив, она казалась очень озабоченной.
– Когда оно было найдено? – быстро спросила она.
– В четыре часа утра, после кражи, – ответил я.
– Но где же?
– Если хотите пойти со мной, я покажу вам.
Мы прошли по коридору до места, где совершено было нападение на Аннетту, и я открыл дверь ближайшей комнаты. Я увидел, как вздрогнула мадам де Мендоза, заметив, что дверь, ведущая в соседнюю комнату, была тщательно заперта.
– Я пришел к убеждению, – сказал я, – что совершивший кражу укрылся в одной из этих трех комнат и здесь же спрятал ожерелье.
– Как же вы угадали это? – спросила она.
– Вор сделал маленькую ошибку, – ответил я. – Когда я стоял в темноте возле Аннетты, я заметил на мгновение вспыхнувший свет в верхней дверной щели этой комнаты. Все же, должен признаться, что мне понадобилось четыре часа, чтобы найти ожерелье.
– Где же оно было? – спросила она с любопытством.
Я отогнул край ковра. В одной из паркетных плит находился маленький сучок. Я взял небольшую отвертку и вытянул его. Потом велел Дэлчестеру просунуть в образовавшееся отверстие палец. С нижней стороны на паркетной доске был прикреплен крючок.
– На нем висело ожерелье, – сказал я ему. – Могу себе представить, что впоследствии жемчуг нашел бы кто-нибудь, кто захотел бы снять именно эту комнату. Насколько я знаю, она действительно была заказана на первое июня.
– Кем же? – осведомилась мадам де Мендоза.
– Мистером Стенфилдом, – ответил я. – Он собирается вернуться в июне, и эта комната, по-видимому, нравится ему больше той, которую он занимает теперь.
Последовало короткое молчание. Дэлчестер протянул мне руку.
– Мы вам очень и очень обязаны, сэр Норман, – сказал он. – Насколько вам известно, срок страхового полиса сегодня кончается. Я думаю, излишне говорить, что он не будет возобновлен. – С этими словами он распрощался.
– Сэр Норман, – обратился ко мне директор отеля, – некоторые пункты в этом происшествии остались еще не выясненными, но я надеюсь, вы не передадите дело в руки полиции.
– Не хотите ли подать в суд жалобу? – спросил я мадам де Мендоза. – Имеются налицо некоторые улики.
– Против кого?
– Против человека, которого мы знаем под именем мистера Стенфилда.
Она презрительно рассмеялась.
– Против этого смешного типа, вечно торчащего в зале? С таким же успехом я могла заподозрить в воровстве вас самого, сэр Норман! Я получила свой жемчуг, и все остальное меня не интересует, – заключила она.
Директор покинул нас, по-видимому, очень довольный. Мадам де Мендоза попросила меня зайти к ней. Когда мы вошли в гостиную, она заперла дверь на ключ. Обернувшись ко мне, она взглянула на меня, как тигрица. Никогда не встречал я такой смелой женщины.
– И эпилог? – спросила она.
– Боюсь, что эпилог придется отложить на неопределенное время, – ответил я. – Лишь сегодня на поле для гольфа в Уокинге я правильно понял разыгравшуюся там восемнадцать месяцев назад маленькую сцену. Я нашел объяснение убийству, которое казалось бессмысленным. Я открыл, кем и почему был застрелен Ледбрук.
– И вы позволили убийце скрыться? – воскликнула она.
– Если бы я час тому назад предполагал, что ему удастся ускользнуть, – медленно произнес я, – я задушил бы его собственными руками. Однако он перехитрил меня. Но вы должны подумать о том, что круг, в котором такой человек может жить, не будучи уличенным, очень тесен.
– Что же будет со мной? – спросила она. – Когда я узнала, что он отправился с вами один, я предвидела, что все это случится. Но все же я не боялась. Я вас ждала.
Я посмотрел на жемчуг и пожал плечами.
– Трудно отказаться от 100 000 фунтов, и вы еще не подозревали, что игра проиграна. Никто в отеле не имеет ни малейшего представления о том, что жемчуг с той минуты, как его нашли, хранился в сейфе директора. Все же у вас оказалось достаточно смелости остаться и ждать дальнейшего.
Она подошла немного ближе ко мне. Зеленые огни в ее глазах засветились мягче. Я почувствовал, что от нее исходит обаяние, которое было ее оружием.
– Когда дело идет о моей любви, – сказала она, – я не знаю страха. Моя любовь знает все страсти, когда-либо придуманные дьяволом, вплоть до постоянства. Не боитесь ли вы меня, сэр Норман, ведь я убила человека, который…
– Признание, – пробормотал я.
Она рассмеялась.
– Без свидетелей! Впрочем, вы как-то сказали, что убийство – самое легкое из преступлений. То, что знаете вы и я, никогда не приведет меня на скамью подсудимых. Или вы все-таки упрятали бы меня в тюрьму, будь у вас возможность, мой враг?
Я поспешил отойти от нее. Ее дыхание почти касалось моих щек, губы призывно улыбались.
– Я бы ни мгновения не поколебался сделать это, – ответил я. – Вы хладнокровно убили человека, чтобы спасти преступника и убийцу. Рука правосудия медлительна, особенно при недостатке улик, но в конце концов она настигнет свою жертву.
Она презрительно расхохоталась.
– Вы рассуждаете, как мальчик. Но давайте будем друзьями, по крайней мере, хоть до того момента, когда вы отправите меня на виселицу. Я убила его правой рукой. – И она протянула мне пальцы левой. Я прикоснулся к ним губами.
– Поцелуй Иуды! – предупредил я ее.
– Я думаю, вы несколько утонченный Иуда, – возразила она мне.

III
Сэйр
Прошли месяцы, прежде чем я получил нужную, мне информацию и сделал соответствующие приготовления. Наконец все было готово. Однажды в пятницу утром, в сорок минут двенадцатого, я вышел из своего запыленного форда подле колониального магазина Бейля на углу Мэнвуд-стрит, расположенной в одном из северных предместий Лидса. Убогие дома. Скверная мостовая. Когда кончается работа в соседних фабриках, на улицах полно народу – мужчин и женщин; но до двенадцати часов, пока дети в школах, а мужчины так же, как и большая часть женщин, заняты на работе, улицы почти пустынны. Красивый серый автомобиль, даймлер, в котором сидели какой-то господин и дама, остановился на другом углу в тени огромного плаката. Шофер занялся закачиванием бензина. Тщательно осмотревшись кругом, я убедился, что больше не было ни души.
Почти никем не замеченный, я прошел по раскаленному асфальту так называемый бульвар. Слева от меня находился пустырь, куда даже дети не приходили играть. Черный и вонючий, заваленный отбросами, пустыми коробками из-под консервов и различными бутылками. Справа стояло несколько недостроенных домов, оставленных под лесами вследствие забастовки каменщиков, оказавшейся как раз мне на руку. Единственным обитаемым зданием был дом, который я собирался почтить своим визитом. Медная доска на дверях указывала, что здесь находится отделение банка Броуна, открытое ради удобства фабрик, расположенных в этой местности.
Сжав ручку вращающихся дверей, я осмотрелся кругом. Мне несомненно везло, так как не видно было ни души. Внутри за решеткой заведующий отделением банка и кассир заняты были отсчитыванием денег. Когда я вошел, они вопросительно посмотрели на меня. Чужие, вероятно, приходят сюда очень редко. Незнакомец вроде меня, во всяком случае, был редким гостем, которого они едва ли могли рассчитывать встретить снова.
Мой план был разработан до мельчайших подробностей. Я не стал терять времени на излишние театральные жесты вроде «руки вверх!». И хотя все произошло с молниеносной быстротой, мой мозг зарегистрировал каждую мелочь. Я увидел, как постепенно поблекла деловая любезная улыбка на губах заведующего отделением, увидел, как его взгляд принял недоверчивое выражение, как испуг и боль отразились на его лице, когда я прострелил ему правое плечо. Кассир был труслив как заяц. Он стоял передо мной, подняв вверх руки, бледный как смерть, и умолял о пощаде. Я уверен, что если бы даже я ему ничего не сделал, он бы в следующие пять секунд и так умер от страха. Но для большей безопасности я нанес ему удар в подбородок. Он без сознания покатился на пол. После этого я разрешил себе взять семь с лишним тысяч фунтов государственными ассигнациями и приблизительно через полторы минуты после того, как вошел в отделение банка, медленно возвращался обратно по той же дороге, по которой пришел.
На углу я оглянулся. Вокруг банка все было спокойно. У строящихся домов играли дети, и за окнами, мимо которых я проходил, видны были занятые работой женщины. У двери одного дома стояла женщина, бранившая своего ребенка. Она не обратила на меня внимания. Моя шляпа была нахлобучена на глаза, что не могло привлечь ничьего внимания, так как солнце жгло немилосердно. У поднятого верха моего форда, который я оставил на углу, стоял какой-то человек. Не оглядываясь на него, я прошел прямо к серому даймлеру. Мотор тихонько жужжал, шофер сидел за рулем, готовый ехать. Я сел возле Дженет, лицо которой было спрятано под вуалью. Мы отправились к северу. Когда мы мчались по широкому проспекту, не заметно было ничего подозрительного. Подымаясь на Чейплтоун-хилл, мы увеличили скорость и направились в Шотландию.
Вскоре после того, как мы оставили за собой предместья, Дженет протянула мне серебряный флакон. Я покачал головой.
– Ты знаешь, что я обычно ничего не беру в рот до часу дня, зачем же мне пить раньше положенного времени.
Сквозь вуаль я видел ее взгляд, устремленный на меня, полный благоговейной преданности – преданности, завоевавшей мое безграничное доверие.
– Против нервов, – сказала она.
– У меня нет нервов, и мне незнакомо чувство страха. Тебе пора уж знать об этом.
– Все шло гладко? – спросила она.
– По программе. Единственной помехой мог бы быть какой-нибудь посетитель банка, но их обыкновенно не бывает в это время.
– Как ты действовал?
– Я прострелил заведующему плечо, – сообщил я. – Возможно, что разумнее было бы прострелить ему сердце; но в этом не было необходимости, так как вследствие сильной жары шторы были спущены, а моя панама скрывала лицо не хуже маски. Кассир помертвел от страха прежде, чем я его коснулся. Тратить на него пулю оказалось совершенно лишним.
– Сколько? – спросила она.
– Немногим более 7000 фунтов. Слишком малое вознаграждение за труд, сопряженный с такой опасностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27