я не посчитал, что короткий светский разговор о Торо и вреде цивилизации плотное знакомство... А в лавку... Мадам Винкус хотела купить портрет Торо и я помог ей с этим. Вот, собственно, и все.
- Вы читали Торо? - Как будто удивился В.В.,- сам он, по всей видимости, читал,
- Да, - с некоторой гордостью ответил Митя.
- Отлично... - Как-то усредненно протянул В.В. - а что вы теперь читаете?
Митя назвал Фолкнера...
- Отменно, отменно... - Пробормотал В.В. и встрепенулся, - но, думается, не стоит так уж раскрываться в своих вкусах с людьми малознакомыми и не из самых дружественных нам стран... Больше
вы ни о чем не говорили с госпожой Винкус в лавке?..
И Митя понял, что В.В. знает ВСЕ. Вопреки заверениям Беатрикс. Конечно, это не она сообщила!
Но кто? Кто? И почему его, Митю, не отправляют в двадцать четыре часа назад в Союз, с убийственной характеристикой - желтым невыездным билетом?..
В.В. ласково и как-то грустно смотрит на него и что-то продолжает спокойно внушать. Он говорит о том, что Митя еще очень молод и ему придется служить под разными начальниками, с разными людьми. А потом, может быть, и сам пойдет на повышение...
Это уже огромная ответственность. Вообще, лучше поменьше говорить, а побольше слушать.
- Вы остроумный юноша, я знаю, - сказал еще В.В., - так острите, милый, дома, среди совсем своих. Не доверяйтесь каждому. Не всегда у вас буду начальником - я... - и вдруг заключил, - и подальше от женщин, подальше... Они предадут за здорово живешь, такие уж они... Вы привлекательны, необычны, их к вам тянет. Подальше. Кстати можно, пожалуй, написать вашей жене, чтобы она потихоньку собиралась, сдается мне, что у вас все будет в порядке.
В.В. встал, посмотрел на часы, на замершего Митю и распрощался.
Митя почти неделю сидел вечерами дома, так он был встревожен беседой с В.В. Он уже знал, что немалую роль в ласковости В.В. играло то, что Митя зять Гринчука. Об этом сказала ему Риточка.
Кстати о Риточке, - он не пускал ее, не отзываясь на условные звонки в дверь и по телефону.
Через неделю Митя опух от скуки и тоски. Квартира была ему отвратительна, работа - тоже, и он, плюнув на все и вся, сбежал вечером в город, на его улицы. Его давно привлекал Гарлем и другие национальные кварталы, и сегодня он решил, что пойдет "в гости к чернушкам".
И вот он среди доходных краснокирпичных многоэтажных домов, тускло освещенных и обшарпанных. Мусор на улицах, - отбросы иной раз валялись чуть ли не на проезжей части.
Не без трепета ступил Митя на полутемную улицу, независимо заложив руки в карманы потрепанных джинсов, которые он купил в лавке старьевщика не из скаредности, а из пижонства. Он старался идти свободно и легко, но все же поближе к краю тротуара, чтобы, если что, - выскочить на проезжую часть и свистнуть такси, хотя такси пока он здесь не заметил.
Около одного из домов стояли два черных парня и тихо пели сол. Их лица и руки сливались с темнотой, а блестящие белые брюки и свитера сверкали как чистое серебро.
На Митю они не обратили внимания - в потертых блеклоголубых джинсах, песочном узеньком бархатном пиджачке, с немного отросшими волосами, без официального пробора, который он "носил" только на службе, - Митя выглядел тем "белым", кто либо сам ютится поблизости, либо шляется в поисках наркоты.
Из дома выскочила девчонка, длинноногая, тонкая, с круглой зазывной попкой, обтянутой белой мини-юбкой. Она косанула на Митю неистовым глазом с коричнево красным зрачком и голубым белком как у доброй скаковой кобылки перед стартом. Губы у девчонки были накрашены белым перламутром, длиннющие ногти - белым лаком, а волосы у нее были длинные и выпрямленные, чем, видимо, она гордилась. Ноги у нее были невероятной длины и красоты, в ушах висели металлические подвески до плеч, а кофта, переливающаяся всеми цветами радуги, прикрывала только спину, потому что Митя увидел, какие острые и красивые у нее груди.
Девчонка шла, в такт сол похлопывая себя по бедрам, то ускоряя, то замедляя шаг, и косила своим красноватым зрачком на Митю.
А он смотрел на нее, - упругую, гибкую, как лоза, в ее дикие красные зрачки, на руки, как бы безкостные,- так прогибался каждый сустав... И в мозгу его складывалось такое: пусть все валится к чертям! И Гринчук фигчук, и Нэлька, и В.В., - только бы ухватить эту невероятную красоту, взять ее в руки и ощутить ее тело...
Митя прибавил шагу, став пружиной, готовой взорвать затвор! Он уже дотронулся до ее прохладной - оказалось! - руки, как тут же прервалась сол и два черных парня выросли по бокам. Девчонка отошла и с интересом наблюдала за сценой.
Один из парней, более здоровый и толстомордый, лениво перекатывая во рту жвачку, сказал (хорошо, что Митя ходил по улицам, заговаривал с людьми, иначе он ничего не понял бы): маленький миста-а не будет приставать к нашим женщинам...
Митя соображал, как удачнее ответить, он не боялся: у него в кармане был советский диппаспорт, который, считал он, делает его неприкосновенным.
Парень не дождался ответа и еще более лениво спросил: у маминой прислуги аборт? Пусть миста-а попросит у самой мамы...
Митя разозлился, чего и ожидали от него парни. Они вплотную подошли к Мите, который оказался совсем маленьким и худеньким среди этих двух амбалов.
Девчонка схватилась за щеки и приготовилась визжать, как делают все девчонки мира, видя приготовления к мощному избиению.
Митя, поняв что все на грани, сказал с достоинством, - я не знал, джентльмены, что это ваша девушка.
Он уже мог говорить без акцента, - ну, разве чуть-чуть, - а тут специально проявил его и парни поняли, что перед ними - иностранец.
Это нисколько их не охладило: мало ли тут всяких шляется! Вшивых эмигрантов, студентов, вербованных... Но что-то все же насторожило их. Какая-то нарочитая поношенность одежды: если идут к девкам - и студенты, и вшивые эмигранты, - напяливают самое лучшее, а если нет, выпросят у соседа. Этот нахален и свободен, и выговор странный...
- Мадьяр? - Спросил более амбалистый, забыв о девчонке, желая узнать, кто же этот хлипак, который держит себя как, едренть, король.
- Нет, - усмехнулся Митя. Его еще ни разу не приняли за русского советского.
Девчонка подошла поближе, раскрыв свои глазищи с красными зрачками и голубыми, как хорошо подсиненное белье на морозе - белками. Вблизи она выглядела совсем юной и лицо у нее было красивым, несмотря на "боевую раскраску". Митя вновь почувствовал к ней непреодолимое влечение. Видимо его взгляд отразил это, потому что она улыбнулась ему зазывно всеми своими двумя блистающими полукружьями зубов.
Амбалистый прикрикнул на нее: убирайся, Джоан, слышала?
Джоан отскочила, но совсем не ушла.
- Кто ты, черт тебя побери! - Амбалистый разозлился, скорее всего из-за Джоан.
- Русский, - ответил Митя, - не добавив, - советский,- чтобы еще потянуть игру. - А-а... - начал было презрительно амбалистый, русских они знали, те кучно селились и толпились на Брайтоне...
Митя не дал ему додумать и произнес: советский.
Амбалистый подскочил к нему и стал трясти ему руку со страшной силой, вопя: парень из Советов у нас! Эй, парень из Советов у нас!
Такого еще не было, чтобы к ночи, один, в кое-какой одежке появился здесь, в Гарлеме, на сто пятьдесят первой улице, Советский парень!
Это была сенсация!
Джоан стояла, широко раскрыв свои глазищи и приоткрыв рот.
А Митя вдруг устал. Он знал наперед, что сейчас будет: братание, крики, выпивка и прочее. Он вернется к себе под утро. В.В обо всем узнает... И опять натворил Митя это все из-за женщины!..
На крик парня люди повылезали из дверей, повысовывались из окон, всем хотелось посмотреть на советского, который в такой час и один притаранил к ним в гости.
Митя начал тихое отступление, - мозги как-то сработали! Парень же удивился, - только что разговаривали и вдруг этот советский уходит?..
- Ты куда, камрад? - Закричал он, но Митя махнул рукой и тоже крикнул: завтра! Я завтра приду!
Джоан куда-то исчезла, парень посмотрел вслед Мите, перекатил жвачку туда-сюда,- это помогало мыслительному процессу, ругнулся и подумал, что никакой этот парень не "совет"!
Во-первых, приставал к Джоан, во-вторых, не захотел побрататься с угнетенными братьями, в-третьих...
Верняк, какой-нибудь студентик из Европы и надо было дать ему в морду! Брехло! "Совет" он!
Митя бежал. Он понял, что случаем спасся, - если бы еще повременил тот парень, - Митя пошел бы с Джоан и что было бы?!. Что? Да нашли бы тебя, придурка, скорее всего где-нибудь на свалке дней через пять, а то и больше. Но дни бы уже ролей не играли.
Тоненький гортанный голосок позвал: миста-а...
Перед ним стояла Джоан.
Какими-то своими проходами она оказалась раньше него на этом углу. Митю бросило в пот, - он оглянулся: парни смутно белели
вдалеке и он, подавляя задых от бега, остановился.
- Миста-а хочет ко мне? - Спросила Джоан и протянула к нему руку, еле видимую в темноте. - Пусть не боится, это рядом. У меня никогда не было советских, - добавила она, округлив и глаза и покрытый белым перламутром рот.
... А у меня не было и никогда не будет негритянки!.. подавляя сожаление, подумал Митя, а вслух сказал: я только хотел узнать,
куда забрел?..
Джоан рассмеялась: она как ребенок словам не верила, а верила глазам, тону, рукам, которые нервно теребили сигарету... - маленький советский хочет ее!
И она повторила, убеждая его: тут рядом. Никто не придет. Это мое время. Тут... - и Джоан показала на соседний дом.
... А не пойти ли всем указам и правилам к чертям? подумал он мимолетно, но усилием воли заставил подавить в себе это лихое и опасное чувство вседозволенности, которое жило в нем,- он знал! - притаясь и ожидая своего часа.
Он это чувство победил и позволил себе лишь воровато схватить Джоан в объятья и прижаться пылающим лицом и губами к ее открытым грудям, твердым и маленьким как яблоки. Он с усилием оторвался от нее и, прошептав пересохшими враз губами, - малышка Джоан, я вернусь, обязательно вернусь! Бросился бежать.
Джоан огорчилась, но ненадолго, потому что ощутила за корсажем хрустящую бумажку в десять долларов - ни за что! - и приплясывающей походкой направилась обратно, уже не думая о маленьком красивом сумасшедшем советском или кто там он.
Митя провел следующий уикенд в загородной резиденции, куда выезжали сотрудники с женами и детьми. Он отказывался от всегдашнего виски, гулял в одиночестве, мучаясь своей трусостью и остро сожалея, что не пошел с Джоан, вспоминая с тоской ее прелестное тело, ее юное прекрасное лицо и маленькие твердые груди.
Она наверное совершенно другая, чем его женщины! - и он, болван и трус! - Не познал ее.
При свете дня его приключение не казалось уже таким опасным, а Джоан стала символом недоступной желанной женщины и он шептал: ах, Джоан, какой я дурак!..
Но его думы и мечты были прерваны.
К нему будто невзначай подошла Риточка и предложила выпить, благо все разбрелись, кто куда.
Митя с неохотой пошел за ней, - пить не хотелось, говорить с Риточкой было не о чем, влюблен в нее он не был.
Но зато Риточке было о чем поговорить с Митей. Когда они наполнили бокалы и расположились в удобных плетеных креслах, Риточка подняла на него сияющие глаза и сказала: выпьем, Митечка!
- И сообщила: я - беременна! Представляешь? От тебя! У нас будет ребенок!
Митю, пребывавшему в мечтах о Джоан, будто шарахнули ведром по голове, а потом из того же ведра облили ледяными помоями. Он молча уставился на Риточку.
А та щебетала: я все продумала. Я рожу, как бы от Тольки, он будет счастлив, конечно! но фиг ему - счастье! Я люблю только тебя! Мы уезжаем через год, так? Ты приедешь через два! У нас уже будет большой сын! От Тольки я уйду, со своим французским в Союзе не пропаду! Тебе пока разводиться не надо, ты станешь приезжать к нам... А там видно будет! А если девочка? Я хочу назвать ее Катюшка, тебе нравится? Если мальчик, обязательно Митя!..
Митя слушал бредовые риточкины речи и понимал, что это - суровая реальность.
Сколько бы он не убеждал себя, что это бред, что Риточка сумасшедшая, и то, что он слышит, - лишь безумные мечты, принимаемые ею за действительность!.. - он знал: это правда. Посмотреть хотя бы в ее сияющие, вполне нормальные глаза, более нормальные, чем за все то время, что он ее знает. Неужели он не мог выгнать ее тогда? Вышвырнуть, выбросить! Позвонить Анатолию, в конце концов, - и пусть бы ее отправили в Союз и посадили там в психушник!
И он должен немедленно что-то решать, потому что с риточкиной натурой - все очень скоро станут шептаться по углам, - если уже не шепчутся! - и его карьера...
Он усмехнулся, - ЕГО КАРЬЕРА! Да она всякую минуту висит на волоске и хорошо еще, что тут нет Нэли! Нэля... Она же совсем
скоро приедет! А Риточка? Как бы ей не получшало от беременности, все равно она - истеричка, и в любой момент, особо если выпьет виски, расколется как героини в романах Достоевского...
Его мысли опять прервала Риточка: что ты молчишь, Митя? Ты - не рад?
И он ответил сухо: а ты думаешь, я должен радоваться?
Риточка залилась слезами.
Митя не любил мат и сам никогда не впускал его в свою речь, но тут ему захотелось пустить самым отборным, распростецким матерком, и не на нее, дуру, на себя - безмозглого, видимо сексуально озабоченного засранца! Как он мог? КАК???
Особенно его насторожило словечко - "пока" - в отношении его и Нэли... Значит Риточка претендует на него, вплоть до развода с Нэлей?!
Покоя ему нет ни здесь, ни там...
Но сейчас ее необходимо обезвредить. И он собрался с силами.
- Риточка, - сказал он, - как я могу радоваться, когда мы все живем в такой сложной обстановке?.. Ко мне скоро приедут жена с сыном, твой Анатолий под боком и над всеми нами недремлющее око
В.В.? Ты это соображаешь?
Ему пришла в голову одна крошечная идейка, которую он тут же и запустил.
- Ритуля, - сказал он насколько мог нежно, - Ритуля, будь другие обстоятельства, разве я бы не порадовался тому, что у тебя будет ребенок? И что я - его отец его (что он - отец, Митя поверил сразу), но ты же умная девочка, ты же все понимаешь, - он хотел погладить ее по руке, но поостерегся, потому что Ритуля непредсказуема и может кинуться ему на шею, а тут, как всегда в жизни появляется некто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74