Поскольку ветер снова изменился на северо-восточный, вечером мы бросили якорь.
Весь август также господствовали западный и северный ветры, так что нам потребовалось 27 дней, чтобы из Гасан-Кули добраться до Красноводска, т. е. преодолеть расстояние, которое пароход мог бы преодолеть самое большее за 36 часов. Погода все время была хорошая, и с 9 июля ни разу не было дождя. Удивительно также, что за все время нашего путешествия по Каспийскому морю до настоящего момента не было ни одной грозы. Рано утром 1 сентября мы поплыли дальше на северо-восток по направлению к берегу. К нам на судно с полуострова Дарджи прибыли Хадыр-Мамед, его тесть Туат и наш переводчик Абдулла. Издали мы видели высокие, скалистые, играющие различными красками горы на берегу в Красноводском, или Балханском, заливе. На переднем плане выступали темные скалы, за ними возвышались кирпично-красные вершины, и, наконец, поднимался крутой гребень, как нам казалось, бело-желтого цвета. К полудню мы бросили якорь против косы Куба-Сенгир и направились на двух лодках на берег. Сквозь прозрачный воздух горы и холмы казались ближе, чем это было на самом деле. Наша якорная стоянка находилась в 2 верстах от берега. Едва мы приблизились к берегу, как сразу почувствовали резкий скачок температуры. Отраженные от бело-серых скал солнечные лучи до такой степени нагревали воздух, что он был нестерпимо горячим и лишь немного остужался частыми порывами холодного ветра из ближайших горных ущелий. Весь берег был усеян обломками скал и камнями, сорвавшимися с известняковых скал, которые круто поднимались в 50 саженях от нас. Я взобрался на вершину Куба-Сенгира, чтобы насладиться оттуда прекрасным видом. Почти весь Балханский залив с островами Челекен, Дарджи и Даг-Ада лежал передо мной, как на ладони. Здесь, на вершине, я сверил прежнюю съемку Муравьева и нашел ее весьма точной. Ветер благоприятствовал нам, и к вечеру мы добрались до колодцев Балкуи, перед которыми в 11 часов и стали на якорь.
2 сентября мы высадились на берег, куда были доставлены и все пустые бочки. Расположение этих колодцев живописно: порфировые горы сходят постепенно снижающимися сопками к морю, параллельно им тянутся песчаниковые скалы, круто обрывающиеся в море и поворачивающие к холмам Уфрака; между ними лежит долина шириной 2 версты. У самого берега находятся два колодца глубиной 5 аршин, выложенные камнем. Вода в них солоновата, но чиста и пригодна для питья. В этих колодцах мы обнаружили много змеиных шкур, и поскольку из них поят только верблюдов, мы прошли примерно 100 саженей дальше к другим колодцам, которые также назывались Балкуи (Медовые колодцы). Я поднялся на вершину горы Шах-Адам, с которой открывался великолепный вид на Красноводский залив и косу.
Сегодня Хадыр-Мамед отправился на остров Дарджи, чтобы приготовить все для нашей экскурсии в Балханские горы. Поручик Фелькнер исследовал тем временем геологическое строение окрестных гор и отколол молотком образцы различных горных пород, чтобы позднее подробно изучить их. Термометр показывал 23° в тени.
3 сентября я измерил высоту солнца над горизонтом у колодцев Балкуи. Мы купили несколько худых овец, казаки наполнили водой 22 бочки, и вечером мы снова вернулись на судно. 4 сентября мы поплыли дальше мимо предгорий Таш-Отак и зашли в Балханский залив. Погода была хорошая, но прохладная. Из-за неблагоприятного ветра мы вынуждены были встать на якорь между островами Даг-Ада и Дарджи. Глубина здесь была только 10 футов. Муригин определил глубину залива и вечером вернулся на корабль. В центре залива глубина была 1 1/2 сажени; грунт - твердый ил, дно хорошо просматривалось. Судно совсем не качало, хотя в течение 36 часов дул сильный северный ветер, принесший с собой сильный дождь. Дождевая вода начала просачиваться через щели верхней палубы в нашу каюту, так как толстые доски за двухмесячную жару сильно рассохлись. 6 сентября мы приблизились к Дарджи на расстояние 3 версты. Термометр показывал только 14 1/2°; виной тому был сильный северный ветер, который задержал также суда Герасимова; следовавшие в Астрахань. Часть наших казаков выгрузили на берег палатки, сухари и другой провиант, а также маленькие бочонки с водой для предстоящей экспедиции в Балханские горы. Карелин нанял у старого Киат-бека 5 лошадей и 24 верблюда для транспортировки нашего багажа и провианта.
В наш отряд входили все члены экспедиции (за исключением пожилого штурмана Васильева, оставшегося на корабле), 32 казака, переводчик и художник - всего 45 человек (русских).
Каждый казак имел 30 боевых патронов, затем у нас было 2 фальконета с 60 боевыми зарядами; сухари и водка на 10 дней; вода в маленьких бочонках и в бурдюках на 4 дня, потому что мы надеялись по пути найти пресную воду. Часть отряда должна была идти по суше через Дарджи до переправы через Актам (древний Оксус)18a, другой части во главе со штурманом Муригиным было приказано на двух киржимах и куласе плыть под парусами и на веслах к Актаму, чтобы измерить глубину моря и реки. В случае, если бы мелководье помешало их дальнейшему продвижению, они должны были оставить киржимы и доставить кулас к месту нашей переправы через Актам.
В полдень мы покинули судно, после того как Васильев получил распоряжение привести его к острову Даг-Ада, вытащить на берег, положить набок, проверить и как следует законопатить все щели.
С прибытием на Дарджи началась неразбериха. Туркменских погонщиков с трудом заставили после двухчасового спора навьючить груз на верблюдов. Наконец палатки, сухари, бочонки с водой и т. д. были погружены, и караван в 4 1/2 часа пополудни тронулся в путь. Нас сопровождали старый Киат-бек, его младший сын Хадыр-Мамед, Булат-хан со своим сыном и другие туркменские аксакалы - всего 20 человек с 18 верблюдами, так что наш караван насчитывал 42 верблюда и 45 лошадей.
Несмотря на то что йомуды хотели уверить нас в том, что путешествие через степи и в Балханские горы небезопасно, мы, зная уже их привычку отпугивать русских от продвижения во внутренние районы страны мнимыми опасностями, не обращали внимания на предостережения и чувствовали себя во время пути свободно, не встретив ни души.
Мы направились прямо на восток через песчаную волнообразную степь, поросшую там и сям кустарником и саксаулом. Через 10 верст мы сделали остановку. Верблюдов пустили в степь, где они щипали свой скудный корм, а сами заночевали на открытом воздухе, на песке, наслаждаясь до полуночи удивительной тишиной окружавшей нас безмолвной степи, освещенной луной. 8 сентября, с рассветом, мы продолжали наш путь по волнообразной степи. Бухта Буюр-Садых осталась слева от нас, Проделав 15 верст утомительного Марша, мы устроили привал до часу дня. Жара от раскаленного песка была угнетающей; термометр показывал в полдень 25° в тени. Вода в бурдюках была холодной, а в бочонках - тепловатой и даже теплой. Мы двигались дальше, все время на восток, местами по солончаку, затем по дну высохшего озера и по песчаным холмам. На 2 ? часа сделали привал на возвышенности, чтобы дать отдохнуть верблюдам, и двинулись затем дальше, так как вечер и ночь были восхитительны. В 11 часов мы расположились в степи на ночь. Дул свежий восточный ветер, который, выгоняя воду из залива в море, затруднял нашим киржимам продвижение к устью Актама. Ночью мы ясно слышали крики фламинго на Актаме.
9 сентября мы продолжали наш путь по дну высохшего соленого озера, затем через высокие песчаные холмы. Актам остался слева от нас. Совершив утомительный переход в 12 верст по этим песчаным холмам при изнуряющей жаре, мы в 10 часов утра прибыли в пункт переправы через Актам. Полковник Н. Муравьев, пославший отсюда в 1821 г. нескольких офицеров в предгорья Балхан, забил тогда для определения ширины реки два деревянных кола, которые мы нашли невредимыми на своих местах.
Ширина речи во время нашего пребывания здесь составляла 32 сажени (224 английских фута); я измерил ширину старого русла, которое еще отчетливо обозначалось, и установил, что оно имело 150 саженей. Берега старого русла песчаные, высокие и даже обрывистые и тянутся параллельно прежнему течению реки. На одном из холмов на левом берегу мы увидели остатки земляного укрепления, называемого туркменами Куляр-Сенгир, а недалеко отсюда, к северо-западу, также на холме, - памятник одному из святых - Ших-Мустафе. В ожидании прибытия Муригина с куласом мы расположились на берегу Актама, искупались в нем, но обнаружили, что вода чрезвычайно соленая. В 2 часа дня пришел пешком Муригин со своими казаками. Он вынужден был из-за мелководья бросить киржимы, а кулас с тремя членами команды на борту приплыл по Актаму часом позже. Тотчас начали переправу. Лошади, верблюды, часть наших казаков и йомуды переплыли реку; багаж и мы сами переправлялись постепенно, так как кулас не мог поднимать большой груз. Глубина Актама у переправы была 2 сажени, грунт илистый. В 6 часов вечера все уже было переброшено на правый берег, и мы разбили лагерь. У сопровождавших нас туркмен мы купили 10 овец, казаки развели огонь, приготовили ужин. Казакам дали водки, и на берегу старого Оксуса, где, может быть, некогда располагались лагерем тысячные орды монголов, раздались веселые русские песни. Верблюдов погнали на водопой к колодцу Молла-Кара-Куюсы, в 1 1/2 верстах выше по правому берегу. Вода в нем была соленая. В 7 верстах выше находился другой колодец - Кара-Актам, воду из которого при необходимости пить можно. Снова была чудесная ночь. Наш лагерь, живописно расположенный на берегу с видом на Балханские горы, освещенные луной, представлял собой восхитительно-прекрасную картину. Мы любовались ею до полуночи. Ничто не может сравниться с торжественной тишиной ночи в бескрайней степи при лунном свете; воспоминания об этом навечно врезаются в память.
10 сентября, в 6 часов утра, мы покинули лагерь на Актаме. Первые 1 1/2 версты ехали вдоль правого берега на восток по песчаным холмам, покрытым кустарником. Затем выбрались на широкую равнину, тут и там поросшую кустами саксаула. Равнина постепенно поднималась к горам; восточная часть ее была покрыта галькой и обломками скал, которые по мере нашего приближения к горам увеличивались в размерах и количестве. Равнина была прорезана множеством сухих русел, очевидно, от дождя или горных потоков. Проделав примерно 12 верст по этой широкой равнине, мы въехали в широкое горное ущелье, также изрытое высохшими руслами дождевых потоков. Через 5 верст мы повернули направо, на юго-восток, и попали в широкую долину. Проехав по ней вдоль склонов гор около 2 верст, мы наткнулись на родник Ядыхяр-Чешмеси, окруженный камышом. Его холодная вода нас очень освежила после двадцативерстного марша и изнуряющей жары. Здесь мы сделали привал, определили высоту солнца над горизонтом и ширину родника, снова наполнили наши фляги, бурдюки и бочонки водой, пообедали и отдыхали до 3 часов дня. Затем мы отправились дальше, все время в юго-восточном направлении, вверх по долине, которая поднималась отлого, и, проделав еще 5 верст, остановились у родника Меулам-Кель-Чешмеси с замечательной водой и также окруженного камышом. Здесь, у подножия настоящих гор, мы разбили лагерь и приготовились к подъему на Балханы. Ближе к вечеру поручик Фелькнер и я совершили прогулку по окрестностям. Мы обнаружили в ущелье кусты можжевельника, дикой вишни и инжира, а также витой рог горного козла (тура), обитающего на вершинах скал. Переночевали у вышеупомянутого родника - как всегда, под открытым небом.
Доверив охрану багажа и верблюдов восьми казакам, старому Киат-беку и нескольким туркменам, которые остались у родника, 11 сентября, рано утром, отправились в горы, взяв с собой на три дня сухарей и водки. Йомуд Суюн, часто охотившийся в этих горах, был нашим проводником; Хадыр-Мамед и сын Булат-хана сопровождали нас. Лошади с легкой поклажей следовали за нами около 5 верст вверх, через узкие долины, высохшие русла дождевых потоков и по крутым склонам.
Мы сделали привал у родника Тарава-Чешмеси, окруженного можжевельником, дикой вишней и кустами инжира. Здесь еще раз запаслись водой и после утомительного подъема добрались в 8 часов до подножия настоящих Балхан. Отсюда мы отправили лошадей обратно к роднику Меулам-Кель и в 9 часов поднялись в узкое ущелье, называемое туркменами Эшек-Иол, или Ослиная тропа. Это ущелье имело склон в 50°. Дно ущелья было сплошь покрыто маленькими угловатыми, острыми, перекатывающимися известняковыми камешками, которыми мостят шоссе. Из-за крутизны склона не было никакой возможности твердо опереться ногой о такой грунт, и мы потратили несколько часов на то, чтобы преодолеть этот трудный подъем. Каждый из нас падал много раз, а я имел несчастье разбить при этом барометр, который нес на спине.
К обеду мы достигли родника Эшек-Йол-Чешмеси, который прятался под сводом мощной известняковой скалы. Вода текла слабо и имела температуру около 6° Р. Этот родничок находился в узком ущелье, огражденном высокими, круто обрывающимися голыми скалами; в расщелинах скал росли лишь редкий можжевельник и барбарисовые кусты. Здесь мы отдохнули два часа, а затем поднялись в узкую долину, окруженную высокими скалами. Наши силы были исчерпаны, и, так как было невозможно еще сегодня добраться до вершины Балхан, мы решили переночевать здесь. Несколько казаков отправились на охоту, некоторые смастерили себе трубки из дикой вишни, росшей здесь в большом количестве. Поручик Фелькнер обследовал скалы, другие собрали растения и насекомых. Вечером мы зажгли большой костер из сухих веток можжевельника и деревьев, который освещал ночью все окрестности. Его отблеск, а также несколько ракет, пущенных нами, были видны с нашего судна. Спали на голых камнях, накрывшись ветками можжевельника, поскольку ночь была холодная; на заре термометр показывал только 3° Р.
12 сентября, с восходом солнца, мы двинулись дальше вверх и после двухчасового лазанья по ущельям и крутым склонам добрались в 8 часов утра до вершины Дирем-Дага - самой высокой точки (1800 английских футов) Балханских гор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62