С трудом мы добрались до истока Абра-Чешме. Здесь в 7 1/2 часов утра мы провели последнее барометрическое наблюдение. Туман закрывал ущелья и медленно поднимался вдоль горного хребта. По нашим подсчетам, мы находились на высоте в 3420 саженей*32 над уровнем Каспийского моря. Мы не рискнули подниматься выше из-за крутизны тропы, а также из-за боязни разбить барометр. Мы начали опускаться, несколько раз падали и в 9 часов достигли лагеря, где заночевали. Утром продолжили спуск, взяв лошадей под уздцы, и в 2 часа прибыли в Наукенд. Гамзат-хан дал нам свежих лошадей, и наши казаки покинули деревню с песнями под аккомпанемент тамбурина. На звуки песни из домов выбегали женщины и девушки; они провожали нас до околицы, глядя с удивлением и с улыбкой, так как никогда еще не встречали русских.
В 4 часа мы погрузились в лодку и в 6 часов вечера прибыли в лагерь на реке Багу.
В течение последующих дней мы готовились к отъезду. Хадыр-Мамед уехал раньше в Гасан-Кули, расположенный в устье Атрека, чтобы известить о нашем скором приезде своего престарелого отца Киат-бека. Наше пребывание в Астрабадском заливе, в который впадают 30 речек и ручьев, продолжалось более пяти недель. Погода была большей частью хорошей, небо - ясным, хотя в горах часто шел дождь. Направление ветра было всегда постоянным: ночью с гор (южный ветер), днем с моря (восточный ветер). На якорной стоянке не ощущалось ни малейшей качки. Днем жара не превышала 24° по Реомюру в тени, а ночью не опускалась ниже 18°. На берегу жара была сильнее и в тихую погоду становилась невыносимой, особенно в начале июля, когда начал цвести хлопчатник. В последние дни нашего пребывания здесь заболело несколько казаков, не от тяжелой работы или плохой пищи, а, вероятно, вследствие жары. Питание наше было хорошим. В летний период, когда отары овец перегонялись в горы, мы покупали у местных жителей или туркмен быков. Хотя мясо и хранили в ямах, больше двух дней его нельзя было держать. Наш врач быстро поставил больных на ноги, и мы покинули прекрасный Астрабадский залив в ночь с 11 на 12 июля. Ветер был слабый, и мы медленно плыли на север и лишь в полдень оказались в районе Серебряного бугра (Гюмюш-Тепе), где бросили якорь в 7 верстах от берега.
Мы послали на берег переводчика Абдуллу в бударке (легкая лодка), чтобы он приготовил войлочную юрту и дал сигнал, когда все будет готово. В 3 часа сигнал бы подан, и мы в двух лодках с 20 вооруженными казаками отправились на берег. Так как у берега было очень мелко, мы вынуждены были остановиться в 30 саженях от него. Толпа полуголых мальчишек бросилась нам навстречу, и мы двинулись пешком прямо по воде в сопровождении галдящих детей туда, где на небольшом холме была установлена наша кибитка. С трудом мы пробрались через толпу любопытных туркмен. Их старейшина, Аман-Назар, угостил нас дынями и произнес много высокопарных приветствий, повторив двадцать раз слова "аман-баш" и "хош-гельди" ("добро пожаловать" и "милости просим").
Карелин предложил туркменам устроить турнир борцов, пообещав победителю небольшой приз. Они с таким азартом и криками приступили к состязаниям, что мы были уже не рады, что очутились среди этих полуголых нищих людей, не повиновавшихся приказам. Толкая друг друга и крича во всю глотку, они образовали круг. Дарчи, своего рода полицмейстер, смог выровнять круг только после того, как стал бить нагайкой по голым ногам орущих соплеменников. Борцы демонстрировали только силу, но не ловкость; они хватали друг друга за пояс, и каждый пытался свалить другого. Хотя подарки были довольно ценными, они требовали больше. Некий Назар-Берген добивался от нас подарка за то, что не участвовал в соревновании стрелков в лагере на Багу.
Особенно нам не понравилось их жестокое обращение с пленными или, вернее сказать, с уведенными силой персами. Так, за неделю до нашего приезда они силой увели одного юношу-перса и заковали его в цепи. Седой туркмен вывел его напоказ, заставил несчастного ходить взад и вперед, наслаждаясь, по-видимому, бряцанием цепей. С основанием нашей морской базы у острова Ашур-Ада действиям этих грабителей вдоль побережья Астрабадского залива и Мазендерана был положен конец.
Мы осмотрели Серебряный бугор, имеющий всего 3-4 сажени в высоту. На нем остались только развалины старых зданий; море смыло часть построек, и остатки стен простираются под водой на юг, вдоль берега до речки Карасу. Вид с вершины бугра понравился нам своей новизной. С одной стороны - море, с другой - необъятная степь с едва различимой на горизонте цепью холмов. У наших ног, как пчелиные соты, располагалось около 200 войлочных юрт йомудов. Вправо холм постепенно снижался и, наподобие вала, тянулся к речке Гюрген и сливался со степью. Туркменский аул находился в 1 1/2 верстах от реки, воду которой использовали жители. Вечером, в 9 часов, при свете луны мы вернулись на судно.
13 июля мы поплыли очень медленно на север и к полудню бросили якорь из-за мелководья против бухты Гасан-Кули, в 14 верстах от берега. Здесь мы обнаружили суда купца Герасимова, нагруженные рыбой, которую ловили для него в бухте туркмены. На следующее утро к нам на борт поднялись Яхши-Мамед и 20 его соплеменников. Мы угостили их и послали вперед, чтобы они поставили нам несколько кибиток на берегу. Между тем мы подошли ближе к судам Герасимова и в 5 часов вечера отправились в четырех лодках на берег с пушкой и в сопровождении 40 вооруженных казаков. Нам пришлось остановиться в 100 саженях от берега, так как лодки из-за мелководья не могли подойти ближе. Хадыр-Мамед и много туркмен поехали к нам. Они отдали нам своих лошадей, чтобы мы могли сухими добраться до берега. Здесь нам навстречу верхом выехал почтенный Киат-бек и проводил до двух просторных кибиток, специально для нас приготовленных.
Нас окружила толпа любопытных туркмен, которые были намного сдержаннее их земляков у Серебряного бугра. Среди них находился также Яхши-Мамед, старший сын Киата. Он был босиком. Казалось, что он здесь чужой; он не приближался к отцу и не сопровождал нас к кибиткам. Позднее мы узнали, что он в немилости у отца, потому что женился без его разрешения. Эта черта характера туркмен заслуживает внимания. Власть и воля отца здесь безграничны, и сыновья, даже в зрелом возрасте, должны беспрекословно подчиняться ему. Среди этого народа бытуют и другие странные привычки, особенно среди женщин. Сноха, например, никогда не назовет свекра по имени, никогда не говорит с ним сама, а обращается к нему через старшее лицо, имеющее право разговаривать с ним свободно; те же правила действуют в отношении старшего деверя.
Мы показали туркменам ловкость наших казаков и артиллеристов в стрельбе. Они изумлялись тому, как пули рикошетировали далеко в степи или прыгали по поверхности моря. Их восторгу не было предела, когда мы вечером выпустили полдюжины больших ракет. Мы угостили старейшин чаем и затем отпустили их.
Аул Гасан-Кули был расположен на мысе и отделен от нашего лагеря бахчой с дынями и арбузами. Степь, необозримая и ровная, терялась вдали и, казалось, составляла единое целое с морем. Месяц заливал окрестности своим серебряным светом, не было ни ветерка, и ночь была пленительна. Находясь здесь, мы всегда спали ночью на открытом воздухе. Казачьи караулы охраняли лагерь.
На следующее утро мы решили доставить с судна питьевую воду; здешние жители брали ее из Атрека, впадающего в озеро Гасан-Кули, в 14 верстах от аула. Озеро неглубокое, так что жители возят воду в куласе, предварительно наполнив и его. Жара стояла невыносимая. В тени термометр показывал 27°. После обеда мы побывали в ауле, насчитывавшем приблизительно 200 кибиток, раскинувшихся на западном берегу бухты или озера. Внутри кибиток было довольно чисто, пол устлан войлоком или коврами, а вдоль стен стояли раскрашенные русские деревянные сундуки, в которые жители складывали свою одежду и пожитки. Седла, уздечки и оружие крепились на деревянной оснастке кибитки. Во многих местах мы видели женщин, которые сидели под навесом, защищавшим их от палящих лучей солнца, и занимались изготовлением ковров или войлочных одеял. Вдоль берега стояло множество туркменских плоско донок (киржим) и русских рыбацких лодок, принадлежавших Герасимову, а немного выше находился его рыбный промысел. Мы посетили кибитку Хадыр-Мамеда, где увидели его жену и дочерей. Женщины носят здесь в качестве головного украшения большую высокую шайку (кокошник), унизанную множеством золотых и серебряных монет, и закрывают рот белым хлопчатобумажным платком; в отличие от турчанок и персиянок они не боятся показывать лицо. Наш художник нарисовал позднее полдюжины портретов красивых туркменских девушек и женщин в праздничных одеждах.
16-го и 17-го я занимался съемкой огромной бухты (култук) Гасан-Кули, в которую впадают бесчисленные рукава реки Атрек. Для этой цели я воспользовался куласом, потому что бухта, или озеро, очень мелководна. В середине глубина составляет 3 фута, а вдоль берегов - лишь один фут.
Мы были первыми русскими, которым удалось подняться вверх по Атреку. Притоки, которых здесь великое множество, имеют илистое дно и до такой степени мелки, что я вынужден был выходить из куласа, и казаки тащили его по илу до реки, а я брел босиком то по илу, то по раскаленному песку. Затем мы прошли несколько верст на веслах вверх по Атреку. Вода его мутная, а течение очень быстрое. Река не очень широка, но в период паводка она выходит из своих низких берегов и затопляет окрестности. Во время съемки один из моих уральских казаков принялся ловить сомов. Эти большие, часто до 4-5 футов длиной, хищные рыбины лежали в иле на глубине примерно одного фута и, казалось, отдыхали и грелись на солнце. Он подкрался к одному из этих чудовищ и ударил его моим обоюдоострым лезгинским кинжалом в спину, затем распорол ему брюхо и бросил в наш кулас. Второму он также нанес смертельный удар кинжалом; при этом кинжал соскользнул со спины рыбы, и казак сильно поранил себе руку. Стояла такая жара, что вода по всей бухте сильно прогрелась. Вернувшись в лагерь, мы увидели у наших кибиток много женщин и девушек в праздничных одеждах. Карелин раздавал им небольшие подарки и сахар, чтобы самые красивые из них согласились позировать. Художник сделал также зарисовки двух туркмен на лошадях в полном вооружении.
В течение следующих дней стояла такая же нестерпимая жара; мы были одеты лишь в самое необходимое. Так как море было очень мелким и нельзя было купаться, казаки привозили каждое утро в лагерь бочку с морской водой, и мы обливались ею.
20 июля из степи приехал Магомед-Таган, казн, или первое духовное лицо, племени йомуд. После обеда были устроены скачки, в которых приняли участие 10 туркмен. Их кони не отличались красотой, но породы русских лошадей вряд ли могли бы вынести скудный корм степи вперемешку с соленой водой. Настоящих туркменских лошадей можно найти только в племени теке (около Шерекса в Хорасанском Курдистане). Позже, когда я жил в Персии, у меня было много таких лошадей, и я научился ценить их замечательные качества. После скачек победители были награждены железными котлами, треножниками, кувшинами и деньгами. Затем мы пригласили аксакалов на чай. Перед заходом солнца к нам пожаловал кази в сопровождении 15 старейшин. Мы накрыли стол в большой войлочной кибитке, но они хотели сначала совершить вечернюю молитву (намаз).
Они встали в один ряд и обратились лицом к Мекке. Кази стоял немного впереди и произносил молитву вслух. Во время молитвы они то падали на колени, касаясь лбом земли, то стояли прямо, не шелохнувшись. В конце молитвы они хватались обеими руками за бороду, повторяя слова "Аллах акбар" ("Бог велик"). Эта сцена в необозримой степи, на берегу моря, в которое как раз на западе погружалось солнце, освещавшее своими лучами молящуюся группу и нас всех, показалась мне захватывающей и возвышенной. Такая молитва под открытым небом и среди такого грандиозного простора всегда производит глубокое впечатление на чувствительных людей.
После молитвы подали чай. Карелин рассказал старейшинам о цели нашей экспедиции: Затем начался разговор о здешнем рыбном промысле, о торговле с Россией, Хивой и Персией. Тем временем поспел ужин на сто человек, приготовленный из рисовой каши и баранины (пилав), и мы угостили всю эту толпу в степи под открытым небом. Сверкающие звезды, корабельные фонари, повешенные на казацкие пикш, придавали этой группе неповторимый вид. Каждый гость оставил себе в качестве подарка деревянную лакированную чашу, из которой он ел свою порцию пилава. В конце ужина была выпущена дюжина ракет и сделано несколько пушечных залпов. Гости остались чрезвычайно довольны и согласились со всеми предложениями Карелина. Однако это не помешало нескольким туркменам украсть юфтовые кожи, на которых они сидели во время обеда. К счастью, воровство не прошло мимо зорких глаз наших казаков. Они отобрали их у грабителей, прежде чем те исчезли с ними в темноте ночи; последние извинились, наивно заявив, что взяли шкуры лишь по рассеянности.
Сильная жара стояла и все последующие дни. Свежую воду мы получали ежедневно в бочке с судна, и все-таки ее нельзя было пить без добавления лимонной кислоты. К счастью, туркмены ежедневно приносили нам на продажу большое количество дынь я арбузов, которые выращиваются здесь, особенно в районе Серебряного холма, в огромном количестве. Они очень крупные и приятные на вкус. Киат-бек и старейшины заключили с купцом Герасимовым контракт, по которому они предоставили ему право осуществлять рыбный промысел в принадлежащих им водах Атрека и Гюргена. Контракт был заверен 26 июля печатью кази и самыми уважаемыми старейшинами, после чего им были преподнесены подарки. В последний день июля доктор Заблоцкий и я еще раз отправились в сопровождении охраны в трех куласах по Атреку и поднялись вверх по реке до бугра Козу-Куран, расположенного примерно в 10 верстах от устья. Казаки настреляли много бекасов и другой водоплавающей птицы, В высоком камыше вдоль берега мы обнаружили много следов диких кабанов и даже пантер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62