Наверху сравнительно плоская площадка, и все вздыхают с облегчением, но тут… – Она сделала драматичную паузу.
И Мигелю хотелось уточнить, что она подразумевала под «ресторанными Ромео», но его слишком захватил ее рассказ, чтобы прерывать его.
– Но тут нужно спускаться, – опять заговорила Дасти и сделала глоток вина. – Спуск идет по крутым карнизам и узкому серпантину, а один отрезок приходится преодолевать, спускаясь на заду.
– Очень опасно. – Мигель улыбнулся ей с нескрываемым восхищением.
– Обалденно, – вставила Рамона.
– А зимой ты обычно работаешь на лыжных курортах? – решил уточнить Мигель. – Так что же привело тебя сюда?
– Подруга рассказала мне о Пайнкрике, и я подумала о перемене места. – Не глядя на него, она допила вино и взяла свой рюкзачок, который служил ей сумочкой. – Ну, мне пора. Спасибо за угощение.
Мигель проводил ее взглядом и обратился к Рамоне:
– Послушай, она проработала здесь уже три дня, а мы не знаем о ней ничего, кроме того, что написано в ее заявлении. – Он снял галстук, взял бутылку пива и присел рядом с сестрой.
– Она отличная официантка и не поддается твоему очарованию. Это хорошо ее характеризует, – она дерзко усмехнулась, но Мигель не отреагировал на подначку. – Ладно, – смягчилась она. – Если ты подметешь, я разузнаю о ней побольше. Она-то посимпатичней тех пампушек, к которым ты бегаешь на свидание.
– Вы с Дасти обе могли бы поучиться у них шарму.
Рамона сморщила нос.
– Ты хочешь, чтобы мы, как они, полировали ногти и красили лица? Научились бы моргать ресницами и ворковать: «О, Мигель, какой же ты большой и сильный парниша!»
– Не преувеличивай, Мона. Это вы с Дасти перебарщиваете. Вы обе смотрите мужику в глаза и чувствуете себя оскорбленными, если он замечает, что вы женственны.
– Мы требуем, чтобы с нами обращались на равных.
– Ладно, на равных, но почему не признать разницу между мужчинами и женщинами? Ведь только благодаря ей и крутится Земля. Отрицая это, вы лишаете себя одного из главных удовольствий в жизни.
– Ты просто хочешь заманить Дасти в койку.
Ухмыльнувшись, Мигель покачал головой:
– Я говорю не только о сексе. Когда я открываю перед женщиной дверь, я делаю ей комплимент. Я не пытаюсь соблазнить ее и не намекаю, что сама она не в состоянии открыть дверь. И почему бы вам с Дасти не сказать «спасибо», вместо того чтобы отвечать свирепым взглядом?
Рамона закатила глаза и сделала глоток вина.
– Посмотри на маму, – настаивал Мигель, забыв о своем пиве. – Ей сорок восемь, двадцать лет как вдова. Одна управляет рестораном и вырастила четверых детей, но не забывает, что она женщина. Мужчины все еще спешат открыть перед ней дверь из удовольствия видеть ее улыбку.
– Но она не вышла снова замуж.
– Но не потому, что ей не представился такой случай. Ты слишком молода, чтобы помнить папу. Они очень любили друг друга, а любому мужчине трудно конкурировать с призраком.
– И она всегда ставила нас и ресторан на первое место. – Рамона уставилась в свой стакан. – Хотела бы я помнить отца, какими счастливыми они были. Может, тогда я легче бы переносила ее приставания с замужеством.
Мигель усмехнулся:
– Женщина не может без мужчины, и…
– … мужчина не может без женщины, – закончила Рамона любимую присказку матери и подняла свой стакан. – За ее выдержку, за тебя и за меня. – Она допила вино и поставила стакан. – Мне, правда, нравится Дасти.
– Эта цыганка без своего дома? Ты заметила, она ни разу не упомянула свою семью? Ты бы, Мона, чувствовала себя очень одинокой на ее месте.
– Я бы не отказалась так пожить. К тому же мне есть куда возвращаться – у меня есть дом. – Она пожала плечами и переменила тему. – Меня удивляет, однако, твое влечение к Дасти.
– Я просто хочу поделиться с нею моим мнением о различии полов. – Мигель склонил голову в притворном смущении.
– Ты видишь в ней вызов. Слышал, как она назвала тебя ресторанным Ромео? На твой крючок она не попадется.
– Думаешь, она имела в виду меня? – нахмурился Мигель. – Словно я неразборчивый повеса.
– Похож.
– Да нет же. Я люблю женщин, – признался он, – и нравлюсь им. Я наслаждаюсь их компанией и разговорами с ними, будь то в постели или нет. Судя по их рассказам, многие мужчины не слушают женщин, не воспринимают всерьез их чувства и мнения. Я же слушаю их. – Отпив пива, он улыбнулся – и гордо, и смущенно одновременно. – Хочешь–верь, хочешь – не верь, но я переживал, отказывая женщине.
– Могу поверить в это, – хихикнула Рамона. – Я видела, как ты смылся через заднюю дверь от женщины, которая строила тебе глазки целый вечер.
– Чем старше, тем разборчивей я становлюсь.
– Да ты никогда не останавливался ни на одной женщине.
Мигель беспокойно заерзал на табурете и, отводя глаза, тихо сказал:
– Я хочу жениться и наблюдать, как растет мой ребенок, хочу, чтобы жена ждала моего возвращения с работы. – Он вздохнул и отхлебнул пива. – Но когда отношения становятся обыденными и я начинаю привыкать к тому, что каждое утро просыпаюсь в постели с одной и той же женщиной, я бегу от нее как черт от ладана. – Он криво ухмыльнулся. – Может, мне нужен целый гарем. Разбаловался я, пока рос с тремя сестренками.
– Командовал нами, – добавила Рамона. – Если ты ищешь жену, которая подавала бы тебе шлепанцы, то Дасти на такую роль не годится.
– Не следует недооценивать власть мужчины над женщиной.
– И наоборот, – парировала она. – Скорее всего, тебе придется подавать ей шлепанцы!
– Ну, ты меня знаешь.
– Ты можешь пожалеть. – В ее голосе подтрунивание сменилось озабоченностью, – С Дасти не соскучишься.
– Обо мне не беспокойся, сестренка. Я себя в обиду не дам. А вот, что с Дасти не соскучишься… – Он чокнулся с ней. – Я пью за это.
2
Дасти затормозила и уставилась на заросшую травой лужайку, ведущую в небольшой каньон. Прямо перед собой она видела спускающуюся с пригорка глубокую борозду, оставленную летними ливнями. Спуск станет испытанием и для автомобильных тормозов, и для се умения водить машину.
Двигатель бледно-желтого джипа уверенно урчал, пока она оглядывала множество приборов на щитке. Все вроде в порядке. Мотор не перегрелся от медленного крутого подъема. Ее отец поставил на джип «виллис» 1948 года двигатель «Америкэн Моторс». Любители старины насмехались над этим гибридом, но ей он нравился. Джип доставлял ее в любое место не хуже новехоньких дорогих автомобилей.
У нее не оставалось времени на спуск в каньон. Субботний вечер обещал много работы в «Маргарите», и она не хотела опаздывать. Но и поворачивать назад тоже не желала. Неделя поисков по старым горным дорогам не принесла удачи. – Дасти так и не нашла приводившего ее в ярость человека, как не отвадила и проявлявшего к ней повышенное внимание Мигеля. Ее влекло к Мигелю, но она не собиралась влюбляться в ресторанного Ромео с глазами, зовущими в постель. В Пайнкрике Дасти находилась только по одной причине: она хотела найти мужчину, который где-то здесь, в горах, искал золото.
Этот каньон казался многообещающим. Вода, как слышала Дасти от знающих людей, смывала золото с холмов и откладывала его в местах медленного течения и в наносах. Заросшая травой луговина на дне каньона – подходящее место для накапливания золота.
Выжав сцепление и включив первую передачу, она начала спуск с холма. За каждым новым поворотом ей встречалась какая-либо написанная от руки вывеска:
«Убирайтесь, вы здесь нежеланны»,
«Возвращайтесь»,
«Мы ничего не покупаем»,
«Поворачивайте назад».
Увидев последнюю, она улыбнулась. При всем своем желании повернуть она не могла. Ее джип едва умещался на дороге, и, преодолевая любой бугорок, она молилась, чтобы за ним не оказалось здорового валуна или поваленного дерева. Ее отнюдь не привлекала перспектива возвращаться по серпантину задним ходом.
По мере спуска красноватые сосны и белесые стволы осин уступили место можжевельнику, дубам и кактусам. Ивы и смоковницы выстроились вдоль ручья на дне каньона. Алые астры и желчью маргаритки расцвечивали зеленую лужайку.
Через неторопливый мелкий поток был перекинут разболтанный деревянный мост. На цепи висел щит с объявлением, запрещающим проезд. Как и на других вывесках, краска на щите вылиняла. Автора всех этих предупреждений давно уже здесь не было.
Следы шин, ведущие вправо от моста, свидетельствовали, что не она одна пренебрегла объявлениями. Дасти поехала по наезженной колес, пересекла ручей и луговину за ним и уперлась в противоположную стену каньона. Среди высоких деревьев приютилась крошечная рубленая хижина с цинковой крышей. Из трубы вился дымок, но Дасти не обнаружила знакомого старого пикапа. Может, спрятан за хижиной. Сердце ее забилось в предвосхищении.
Остановившись, она вылезла из «виллиса» и приблизилась к домику. Неплохо он тут устроился, размышляла она, оглядываясь. Ручной насос свидетельствовал о близости колодца и свежей питьевой воды. Рядом на четырех ножках-лапах стояла ванная, около нее – несколько ведер. Обрубки деревьев служили табуретами, которые располагались вокруг ямы с решеткой и вертелом для поджаривания мяса. Куры клевали землю у поленницы, сложенной вдоль дома. На небольшом крыльце стояло кресло-качалка.
Но где же Коди? Дасти поднялась по ступенькам. Дверь была открыта, и пес уже должен был учуять ее. Она заглянула в хижину. Свет из маленького оконца обрисовывал фигуру, склоненную над печкой спиной к ней. Слишком маленького роста – Дасти почувствовала разочарование. Отступив назад, она наткнулась на кресло-качалку.
Мужчина резко обернулся, держа в руке лопаточку.
– Кто вы, черт побери! Вы, что, не умеете читать? Здесь частная собственность.
Размахивая лопаточкой, он надвигался на нее, и Дасти спустилась по ступенькам.
– Извините, – поспешно сказала она, – я просто ищу тут кое-кого. Я знаю, что он где-то здесь. – Из нагрудного кармашка рубашки она извлекла фотографию. – Посмотрите, не видели ли вы его?
Старик не обратил внимания на фотографию, а вытаращился на нее. У него были вылинявшие голубые глаза под темными кустистыми бровями, щеки покрывала седая щетина того же цвета, что и взлохмаченные волосы. Его серая нижняя рубашка была хоть и заштопана, но чистая, как и мешковатые черные брюки, болтавшиеся на костлявых бедрах.
– Это мой отец, – добавила Дасти. – Джек Роуз.
Старик медленно опустил лопатку.
– Заходи, пока я сниму с огня бекон с бобами – не хочу сжечь свой ужин.
Она последовала за ним в однокомнатную хижину. Вдоль одной стены располагалась койка, аккуратно застеленная солдатским одеялом, Потертая пластиковая скатерть покрывала столик, стоявший рядом с плитой. Под подвесными шкафчиками из грубо отесанной сосны помещались разделочный стол и мойка. Мужчина загремел кастрюлями и сковородами на чугунной плите, ворча себе под нос нечто вроде того, что его хижина стала походить на Центральный вокзал в Нью-Йорке.
– Мои глаза уже плохо видят, – бормотал он, выходя вместе с ней на крыльцо, чтобы рассмотреть фотографию при солнечном свете.
У него оказались толстые пальцы, искривленные от старости и тяжелой работы.
– Ага, я его видел. – Он вернул фотографию, сунул руку в карман, достал банку с жевательным табаком и предложил Дасти, но она лишь покачала головой.
– Когда? Где? – забросала она его вопросами, убирая фотокарточку в карман, но старик не торопился. Он заложил щепотку табака в рот и уселся в кресле-качалке.
– Чертова собака гоняла моих кур, и они не неслись целую неделю. – Он раскачивался в кресле в ритме жевания.
– Похоже на Коди, – прошептала Дасти, садясь на верхнюю ступеньку крыльца и глядя на залитую солнцем луговину. Она почувствовала облегчение – отец жив!
– Ага, так его и зовут. Похож на паршивого старого койота, если не считать бороды на его морде, а уши торчат у него на макушке, особенно когда Счастливчик Джек наигрывает на своей гитаре.
– Так вы их знаете! – Дасти улыбнулась старику.
– А ты думала, я лгу? – Он выпустил струю табачного сока в старый кофейник, стоящий на крыльце, и наклонился в кресле, свирепо глядя на нее.
– Нет, нет, – успокоила она его. – Я вам верю. Притом Джек и Кода не поют для кого угодно. Вы им действительно понравились. И только лучшие друзья отца называют его Счастливчик Джек.
– Разумеется, я им нравился, – смягчившись, он снова закачался в кресле. – Этот Коди вытягивал нос к луне и начинал подвывать под музыку. – Он покачал головой. – Но их уже давненько не видать, а пора бы им и появиться.
Дасти перестала улыбаться.
– А как давно они отсутствуют?
Старик почесал затылок:
– Точно и не скажу. Недавно я приболел и потерял счет дням. Недели две-три. – Он пожал плечами. – Нечего волноваться, девочка. Счастливчик Джек может постоять за себя. Отличный мужик. Построил курятник для моих кур, так что Коди не очень-то их доставал. Но я ему доверился не сразу.
– Когда это было?
Старик задумался на минутку.
– Ну, когда впервые потеплело. Он захотел научиться искать золото. Знал уже достаточно, чтобы понять, что у меня здесь подходящее местечко, но не имел и малейшего понятия о промывании золота. Я подумал было, что он собирается ограбить меня, но Джек предложил оплачивать свою учебу работой и виски. – Старик выпустил еще одну струю табачного сока в кофейник. – Чертовски хорошее было виски. – Его бледные глаза заблестели. – Не то что у тех мужиков…
– Вы знаете, где он? – прервала его Дасти, озабоченно глядя на заходящее солнце, – не было у нее времени выслушивать истории про виски.
– Он точно не говорил, а я посоветовал ему попробовать на восточной стороне гор, у Медвежьего ручья.
– Можете показать мне по карте? – Дасти вскочила на ноги. – У меня есть в машине.
– Конечно.
Он зашел в хижину и тут же подошел к ее джипу с лупой в руке. Они расстелили карту на капоте, и он показал ей место. Хотя речь шла об обширном пространстве, подсказка значительно сужала район поисков, и Дасти сердечно поблагодарила его.
– Я даже не знаю, как вас зовут, – сказала она, складывая карту, потом протянула ему свою руку и скривилась – с такой силой он пожал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20