– Поешь, – перед ней остановился Мигель, протягивая сэндвич. Во избежание споров она взяла его, а Мигель присел рядом. У него с собой были две банки воды и еще один сэндвич. – Кели вызвал верховых, – сообщил он, не обращая внимания на попрошайку Коди. – Они тоже ничего не нашли.
– Он не сказал, куда пойдут после отдыха пешие поисковики?
– Нас переправят на тот берег, и мы пойдем вдоль другой стены каньона. Там слишком густая растительность для всадников. Продвигаться мы будем медленно, но все же в тени.
– Отец воспользовался бы тропой, – обрезала она и собралась сказать то же сержанту.
– Если только Коди не сбежал, и твой отец не последовал за ним. Ты ведь не знаешь, что случилось. Думаю, Кели поступает правильно, прочесывая всю местность.
Мигель прав, признала она. Если она будет давить на Кели, он может отослать ее отсюда.
– А всадники? Они куда?
– Они проедут вдоль речки выше каньона.
Внутренне одобрив это направление поиска, Дасти принялась за сэндвич.
– Отец мог пойти туда на разведку золота, – сказала она. – Жаль, что не могу сопровождать их.
– Он может находиться где угодно. У нас не меньший шанс найти его, чем у них.
Дасти не стала спорить. У сэндвича с индюшатиной был вкус опилок, поэтому она скормила добрую его часть Коди.
– В грузовике есть еда для него, – упрекнул ее Мигель. – Тебе нужно подкрепиться. – Она бросила на него мрачный взгляд, а он улыбнулся. – Заботишься о своей независимости, а о себе нет. Ты почти ничего не ела вчера ночью, а утром даже булочки не попробовала. Ты явно нуждаешься в присмотре.
Дасти сама доела остатки сэндвича.
– Поэтому ты и остался? – спросила она, прожевав большой кусок. – Чтобы присматривать за мной?
– Я думаю, тебе не следует оставаться одной. – Он уже не улыбался. – Какой бы крутой ты ни была. Но если ты настаиваешь, я уеду.
Дасти уставилась на отражающую солнечный свет лужу у основания скалы. Она не знала, чего хочет от нее Мигель или она от него. Но лучше бы ему не уезжать. Ей доставляло удовольствие видеть среди незнакомцев его лицо, его сильное, мускулистое тело.
– Да нет, хорошо, что ты здесь. – Она взглянула на него с тревогой. – Но…
Мигель положил палец на ее губы.
– Никаких «но». Это все, что я хотел услышать. – Она открыла было рот, но он закрыл его своим. Поцелуй, был столь нежным, что ей оставалось только насладиться им. Подняв голову, он с улыбкой погладил ее щеку. – Смиритесь с моим присутствием, Дасти Роуз. – Он обнял ее за плечи и прижал к своей груди. – Расслабься, день сегодня будет долгим и трудным.
Лес оказался почти непроходимым. Утром Дасти разделась до майки. Но продираясь сквозь чащобу, она вынуждена была снова надеть свитер с длинными рукавами, чтобы уберечься от колючек. Несмотря на частые привалы, к концу дня она чувствовала себя совершенно измочаленной и зауважала еще больше пожилых добровольцев.
Когда они вернулись в лагерь, под деревьями уже сгустились сумерки. Дасти поспешила к всадникам, грузившим лошадей в трейлеры.
– Вы нашли что-нибудь? – спросила она, но добровольцы лишь печально качали головами, отводили глаза и продолжали грузить лошадей.
Дасти ошеломленно смотрела на них. Все в ней кричало: «Продолжайте поиски!» Но здравый смысл подсказывал, что они не смогут искать в темноте. Подошедший Мигель обнял ее за талию, но она не желала поддаваться слабости.
К ней подошел Том Пауэл и мягко сказал:
– Я пошлю несколько джипов на ночное патрулирование верхних троп, а на рассвете мы расширим район поиска.
Вдвоем они повели ее к вездеходу Мигеля. Она шагала как автомат. Еще одна ночь. Еще одну долгую холодную ночь отец вынужден будет провести в одиночестве, быть может, раненый, даже без спального мешка.
– А что с грузовиком отца? – Тонкий лучик надежды промелькнул в ее затуманенном мозгу. – Сержант сообщил что-нибудь?
Они нашли Кели у цистерны с водой. Он благодарил добровольцев и просил их вернуться наутро. Дасти также поблагодарила их.
– Следов взлома грузовика не обнаружено, – сообщил сержант после их ухода. – Но замки на шкафах были сбиты, и все его имущество тщательно обыскано. Вы же не думаете, что он оставил бы открытым свой автофургон?
– Не оставил бы, если бы собирался уйти надолго, – вздохнула Дасти. Все ей казалось лишенным всякого смысла.
– Не заглянете ли сегодня в управление, чтобы посмотреть, не пропало ли что-нибудь еще? Или оставим это на завтра?
– Сейчас же, – ответила Дасти. Может, она найдет какое-либо объяснение поведению, необычному даже для ее эксцентричного отца?
9
Дасти споткнулась на ступеньках крыльца полицейского управления и обязательно упала бы, если бы ее не поддержал Мигель. При виде вещей отца – осыпанных порошком для снятия отпечатков пальцев, снабженных бирками, уложенных в целлофановые пакеты, выложенных на длинном столе под холодным светом флуоресцентных ламп – она не выдержала. Ее сначала бросило в жар, потом в холод, и свет померк в глазах. В себя она пришла от резкого запаха нашатыря, который ей дали вдохнуть. Над ней склонились встревоженные Мигель и сержант Кели.
Я упала в обморок. Ей все же не верилось в это. Но я соберусь с силами, сяду за этот стол и осмотрю каждую вещь на нем. Она прочитала свое письмо, в котором подтверждала, что будет свободна в первую неделю сентября… и не обнаружила сердитого письма, которое отправила отцу, когда он не приехал в Моаб. Оно оказалось среди корреспонденции, изъятой полицией из его почтового ящика и оставшейся невостребованной, – он уже исчез.
Она едва не потеряла контроль над собой, осознав свою вину: почему она не заявила о его исчезновении в тот день, когда он не появился в Моабе? Мигель схватил уже нюхательную соль, но она оттолкнула его руку и продолжила осмотр имущества отца. Кроме спального мешка и рюкзака не хватало револьвера и охотничьего ружья, а также компаса, бинокля, его дневников и кое-чего из одежды.
Тонкий знаток природы, Джек вел подробные записи и делился своими открытиями с правительственными и частными экологическими организациями. Когда у него под рукой оказывалась пишущая машинка, он писал статьи для, журналов и даже поговаривал о книге. Его дневники вряд ли пригодились бы кому-либо: он выработал свою собственную скоропись, и никто не разобрал бы его каракули.
Хотелось верить, что отсутствующие вещи он забрал с собой и сейчас расположился лагерем где-то в горах. Однако старые вопросы продолжали преследовать ее. Почему Коди не с ним? Почему он не свернул свой лагерь и не запер фургон? Почему не сообщил ей об отмене их встречи?
Кели тоже был озадачен. Зачем кому-то было красть вещи столь малоценные и столь легко опознаваемые? Разве что, размышлял он вслух, дневники содержали ценные сведения и Джека увели для их расшифровки?
Золото, объяснил сержант, вряд ли могло послужить поводом. Горнорудные компании не раз присылали в Пайнкрик изыскателей и давно определили, что прибыль могла быть обеспечена только добычей с применением технологии микровзрывов или цианидового выщелачивания, а местные «зеленые» выступили против.
Дасти сообщила сержанту, что Джек детально описывал найденные им памятники индейской культуры, представляющие «золотое дно» для беспринципных кладоискателей. Но кому в Аризоне известно о них?
Каждая новая версия ставила новые вопросы, и усилия Дасти дать на них ответы измотали ее физически и эмоционально. Сержант Кели, тоже изрядно уставший, решил закончить на этом. С помощью Мигеля она забралась в кабину, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Коди ткнулся носом в ее ладонь и подсунул под нее свою морду, но у Дасти не было сил даже потрепать его.
Сев за руль и включив зажигание, Мигель не спросил, куда отвезти ее. Да если бы и спросил, она бы не ответила.
– Сейчас примешь горячую ванну, поешь супу с маисовыми лепешками и оживешь, – сказал он, остановив машину. Она открыла глаза и бессмысленно уставилась на него, потом сообразила, что они приехали к нему. Коди выпрыгнул первым, и Дасти инстинктивно последовала за ним, но двигалась вяло, едва переставляя ноги.
Мигель подхватил ее на руки. Она не протестовала, лишь бессильно вздохнула. Когда он поставил ее на ноги, она положила голову на его плечо, и мгновение они стояли неподвижно. Потом Дасти отступила назад и заковыляла, сосредоточенно стараясь ставить одну ногу впереди другой. Коди носился по двору и присоединился к ним у двери. Зевая, Дасти прислонилась к столбику крыльца.
Мигель открыл дверь, и она, пошатываясь пошла в кухню, опасаясь, что если не положи еду в миску Коди тотчас же, то забудет о ней совершенно.
– Я все сделаю, – Мигель отобрал у нее пакет с собачьей едой, наполнил миску и поставил ее на пол, потом повернулся к Дасти, прислонившейся к стене. – Ты совсем измучена, – сказал он, притягивая ее к себе. Дасти ткнулась лицом в его шею и позволила ему отвести себя по лестнице в спальню. Скинув туфли, она рухнула на постель.
Включив лампу на тумбочке, Мигель внимательно посмотрел на нее. Ее лицо, побледневшее и осунувшееся, когда они выходили из полиции, медленно расслаблялось по мере того, как она погружалась в сон. Он накрыл ее одеялом, осторожно убрал с лица прядь волос, наклонился и поцеловал в щеку.
Она слишком много держит в себе, думал он по дороге па кухню. Он чувствовал, как росло ее напряжение на протяжении дня, видел, как она переводила тревожный взгляд с одного добровольца на другого, и догадался, что она боится, как бы не обнаружили тело ее отца. Но вместо того, чтобы поделиться с ним своими страхами, она предложила ему уехать.
Мигель выругался и вонзил нож в морковку с такой силой, что кусочек ее отлетел в другой конец комнаты. Коди бросился вслед. Почему она не желает опереться на него эмоционально, равно как и физически? Если она поплачет на его плече, это не вернет ей отца, но может снять напряжение и тревогу, сгорбившие ее сильные плечи.
Вздохнув, он засыпал порезанные овощи в большую кастрюлю и увеличил под ней пламя горелки, дождался, пока содержимое не забулькало, потом уменьшил огонь.
– Как думаешь, не пора ли будить Дасти? – спросил он Коди, лежавшего у его ног и ждавшего, не упадет ли на пол еще один лакомый кусочек. Похоже, он уже адаптировался к новой обстановке и не нуждался в ее опеке. Пес взглянул на него, поднялся, подошел к своей миске, улегся на одеяле и закрыл глаза. – Нет? – настаивал Мигель. Коди открыл один глаз и тут же закрыл его. – Ха, откуда собакам знать? – Но все же решил дать ей поспать еще несколько минут, пока он справится о ее «виллисе». Гараж-то закрыт, но он дружил с механиком и поэтому позвонил ему домой.
Ремонт «виллиса» затянется до конца недели. Мигель довольно улыбнулся. Значит, Дасти и дальше будет нуждаться в нем. Однако что случится, когда она получит свободу передвижения? Попросив перебрать весь двигатель и выставить счет ему, он прервал дифирамбы механика по поводу старого вездехода – Дасти ни за что не продаст его, тем более что он к тому же единственная память об отце.
Положив трубку, Мигель поднялся наверх, чтобы приготовить ей ванну. В воду он добавил минеральные соли, смягчающие ее и расслабляющие натруженные мышцы. Выйдя из ванной комнаты, он заметил, что Дасти, разбуженная шумом воды, наблюдает за ним сонными глазами.
– Время ванны, потом обед. – Он прилег рядом с ней.
Зевнув и пробормотав что-то нечленораздельное, она свернулась клубочком и прижалась к нему. Ее губы на мгновение прильнули к его шее, потом она положила голову на его плечо. Какое-то время он боролся со своим желанием. Трудный день утомил и его, но если он займется любовью с ней сейчас, они оба заснут, а Дасти нужно поесть, чтобы восстановить свою энергию.
– Пора купаться, мадам! – позвал он, играя роль слуги, и сел, но она не пошевелилась. – Раздеть тебя?
Прошептав свое согласие, она подняла руки над головой и потянулась. Не дожидаясь повторного приглашения, он откинул одеяло, захватил ее свитер и майку и стянул их, обнажив ее груди. От холодного воздуха ее соски медленно сморщились и затвердели. Не в силах удержаться, он опустил голову и втянул сначала один, потом другой сосок в теплую глубину своего рта, пока пальцы расстегивали ее джинсы.
Она глубоко вздохнула от удовольствия, опустила руки и стала гладить его голову, запуская пальцы в шевелюру. Но Мигель спустился ниже и целовал уже ее плоский живот. Позволь он ей поцеловать себя, и вряд ли удержался бы, чтобы не заняться с ней любовью. Вместо этого он стянул с нее джинсы и повел в ванную комнату. Яркий свет на мгновение ослепил Дасти, но она заметила наполненную ванну и тут же стянула с себя трусики. Такие же коротенькие, хлопчатобумажные, что и накануне. Интересно, есть ли у нее хоть одни шелковые или кружевные трусики? Если он купит ей такие, наденет ли она их ради него? Хотя какая разница? Он привыкнет и к хлопчатобумажным, даже к сшитым из мешочной ткани, из волосяной бортовки или наждачной бумаги, лишь бы на ней.
Чтобы не погрузиться вместе с нею в манящую воду, Мигель поспешил на кухню мешать суп.
Дасти все глубже погружалась в теплую воду. Даже эта старинная ванна на лапах с когтями оказалась коротковатой для ее длинных ног, но достаточно глубокой, чтобы вода прикрыла коленки, когда она согнула ноги. Она лежала не шевелясь, позволяя теплой воде снимать напряжение с мышц.
По мере расслабления тела прояснялась голова, и подавлявшееся ею в полицейском участке чувство вины вновь охватило ее. Она потеряла неделю, ожидая отца в Моабе, и еще одну, пока искала жилье и работу в Пайнкрике. Потом еще одну, объезжая золотоносные участки и заброшенные горные дороги. Дасти даже застонала и села, обхватив руками колени и опустив на них голову.
Она подвела отца.
Кроме нее никто не следил за его передвижениями. Друзья всегда были рады видеть его, но он как появлялся неожиданно в их жизни, так и исчезал.
Вернувшись, Мигель потушил яркий верхний свет и поставил что-то на туалетный столик. Она услышала позвякивание стекла и треск зажигаемой спички, после чего комнату заполнило мягкое мерцание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20