И он молчал. А касаясь руки Лизы краснел. Да и Лиза, кажется, краснела. На диване сидели вчетвером. Слева от Веры Пожаров. Он ей что-то шептал, а Вера хихикала. Комаров сидел на стуле справа. Напротив дивана была елка. А слева на стуле сидела Света.
Комарову хотелось быть оригинальным, во всяком случае, так Беляеву показалось, Комаров воскликнул:
- Вниманье дружное преклоним ко звону рюмок и стихов...
Беляев улыбнулся, а Светка выпалила:
- И скуку зимних вечеров вином и песнями прогоним!
Голосом рассудительного старика Пожаров пробасил:
- Старый год положено проводить...
Между прочим, когда водка была налита в хрустальные рюмки, Комаров, Пожаров и Беляев, поднимая эти рюмки и собираясь чокаться с девушками, переглянулись и смущение было написано не только на лице Беляева. Дело в том, что друзья еще ни разу водки не пили. Было дело на ноябрьские "Шартрез", сухое. А тут Комаров перед самым Новым, когда деньги собирали, говорит: "Купим водяры!". Это он сказал тоном завзятого пьянчуги.
- Лева, где нас потом искать?! - возразил тогда Беляев.
Не моргнув глазом, Комаров ответствовал:
- В постели!
И сам покраснел, и Пожаров потупился, и Беляев покраснел.
Так вот теперь они с некоторой долей страха переглянулись. Странно, конечно, что девочки не переглядывались, хотя им Комаров тоже налил по полрюмки.
И сейчас, поднимая рюмку, Беляев вспомнил комаровское "в постели", и почему-то эта рюмка стала ассоциироваться у него с этой самой постелью, не с конкретным, допустим, диваном или кроватью, которые стояли в комнате Светы, а с постелью, как с чем-то загадочным, расплывчатым, какими-то белыми складками простыней и пододеяльников, наволочек и, главное, с нежным девичьим телом, таким притягивающим и прекрасным, что дрожь сводила скулы.
- Одним махом семерых убивахом! - голосом дьякона произнес Пожаров, и все выпили.
Лиза, поставив рюмку, вскинула руки вверх и затрясла ими перед ртом, как будто все она в этом рту себе сожгла. У всех примерно была такая же реакция. Беляев сунул Лизе дольку лимона и сам принялся жевать лимон, слышав от кого-то, что именно лимон лучше всего отбивает запах водки. Выражение лиц у Лизы и Беляева было соответствующим.
Часы ударили двенадцать. Шампанское...
Порозовевшая Света через минуту воскликнула:
- А теперь звоним Татьяне Федоровне! Все бросились в прихожую одеваться.
- Телефон работает у ворот? - спросила Света у Беляева.
- Не знаю, - машинально ответил тот.
- Ты же ходил звонить?!
- Ах да, - смутился Беляев. - Вроде работает. Шумно выбежали во двор. Комаров поправил очки, поднял руку вверх и скомандовал:
- Три-четыре... И все грянули:
- С Новым годом!
И эхом отдалось в арке:
- ... вым... дом...
Вшестером втолкнулись в телефонную будку. Света сняла трубку, опустила монету и набрала номер.
- Занято, - сказала она.
- Набирай еще!
Лиза и Беляев вышли из будки. Край неба за бульварами расчистился, показались звезды. Смущение понемногу отпускало Беляева, и ему становилось хорошо, и все было ясным и понятным в жизни.
- Смотри, звезды! - восторженно сказал он Лизе.
- Надо же, звезды! - воскликнула она, глядя на небо. - Как это здорово! Новый год, снег, звезды!
Из будки послышался голос Светы:
- С Новым годом, Татьяна Федоровна! Желаем вам...
И далее, как в новогодних открытках. Потом трубка пошла по кругу.
- Это я, Комаров... Да нет... Веду себя прилично... Работаю с энтузиазмом...
- Это я, Пожаров... Учусь хорошо... Да... На экономическом...
- Это я, Вера Глухова... Хорошо... Зачеты сдала...
- Это я, Лиза Севергина... Мы с Верой... Сессия... Хорошо...
- Это я, Коля Беляев... С Новым годом, Татьяна Федоровна!.. Нравится... Грызу гранит науки...
Закончив разговор с бывшей классной руководительницей, ребята взяли друг друга под руки и, входя под арку двора, запели:
Ах, какие удивительные ночи!
Только мама моя в грусти и в тревоге:
"Что же ты гуляешь, мой сыночек,
Одинокий, одинокий?..
На лестнице было тихо, точно все спали. И только внимательно прислушавшись, можно было различить за дверями слабые голоса или работающий телевизор. Удивительная ночь, никто не спит! Сговорились и не спят. Беляев думал, что это будет не то, будет что-то совсем непредсказуемое, и Лиза хороша для него, когда находится на расстоянии. Он уже знает это, когда ездил летом на Север, на быструю и холодную порожистую речку, деревенская девушка, была далека, потом стала близка до противного, видеть ее не мог больше. И хорошо, что только на неделю ездил, перед экзаменами, чтобы сил набраться и развеяться. Сближение убивает впечатление. Должен быть люфт. Воздух. Расстояние до объекта. Иначе объект исчезает, просто-напросто ты сам его поглощаешь и больше нечем любоваться. Яблоком можно любоваться до съедения.
Когда вошли в квартиру, Комаров подмигнул Беляеву и отозвал на кухню.
- Зря ты отнес этому, - Комаров поправил очки на переносице и кивнул куда-то за стену, - бутылку...
- Откуда ты знаешь? - чуть не покраснел от такого провидения Беляев.
- Знаю. У тебя на лице написано.
- Неужели? - пытался отшутиться Беляев.
- Ладно. Чего говорить. Зря отнес. Я, конечно, не обижаюсь. Но, клянусь, зря ты это сделал. Светка мне говорила, что за тем окном, с которого мы сетку срезали, бывший палач живет.
Беляев вздрогнул.
- Палач?! - переспросил он с долей испуга.
- Палач. Стрелял в затылок своим жертвам.
Беляев взглянул в темное окно, затем, подумав, сказал:
- И все же... Пусть палач... Но нечего тырить... Чего у нас своего питья нет?!
Комаров посмотрел ему прямо в глаза.
- Есть. Но дело не в этом.
- А в чем, по-твоему?
- В том, что вешать их нужно...
- Око за око, зуб за зуб?
- Так точно, ваше превосходительство... Ладно, не буду спорить, пошли выпьем... Ты с Лизкой где ляжешь? - вдруг спросил он.
Беляев опешил и, пожимая плечами, ответил:
- Где хозяйка постелет...
- Вот это правильно, - засмеялся широко Комаров. - Только, чур, мы со Светкой на диване...
- Это твое дело, - сказал Беляев, о чем-то напряженно думая. - Как-то неудобно...
- Чего неудобного-то? Дуралей. Они сами хотят. Хочешь я спрошу?
Беляев в испуге схватил его за руку.
- Не смей! Это же личное... Комаров поднял ладонь.
- Понимаю, - сказал он.
Пожаров возился с магнитофоном, что-то в нем заело, лентопротяжка, наверно. Он ковырялся в нем ножом и громогласно скандировал:
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана...
- Из рюмки! - крикнул Комаров. - Выпьем за новое безграничное счастье!
К этому никто ничего не добавил. Беляев смотрел на Лизу. Она взяла рюмку и сделала попытку встать с дивана - слегка подалась вперед с задумчивым выражением, но тут же засмеялась звенящим смехом, и Беляев тоже засмеялся и шагнул к дивану.
- Какой же Комаров смешной, - сказала она.
Беляев взял ее руку и некоторое время не отпускал. Все выпили. Пожаров что-то принялся рассказывать. А Беляев смотрел на Лизу. Выпитое приятнейшим образом действовало на него и смущение пропадало. Смотреть на Лизу ему было радостно. Она была стройная, с маленькой грудью, с очень прямой спиной, что еще подчеркивала ее манера держаться - плечи назад, словно у балерины. И в эту минуту Беляеву хотелось ее поцеловать, но вновь стало страшно.
Погасили свет, горели только лампочки на елке. У Пожарова наконец-то заработал магнитофон, но с более медленной скоростью, звук плыл и голоса "Битлов" стали походить тембром на низкий голос самого Пожарова. Образовались три пары танцующих
- А я хочу обрезать волосы, - шепнула Лиза Беляеву.
Он, высокий, склонился и заглянул ей за спину, как бы еще раз проверяя, на месте ли длинная русая коса, спадающая до того места, где кончается талия.
- У тебя такие прекрасные волосы! - воскликнул Беляев. - Особенно, когда ты их распускаешь... Помнишь, как ты их распустила на выпускном вечере?
- Ты хочешь, чтобы я их сейчас распустила?
И так выделявшиеся на худом лице Беляева темные глаза стали еще больше. А серые глаза Лизы с ответным загадочным любопытством смотрели на него. Словно чего-то испугавшись, Беляев отклонил это пожелание.
- Мне нравится твоя коса... Именно коса... Как у маленькой девочки, которую хочется ласкать, гладить по голове...
И он, осмелившись, погладил вздрагивающей рукой ее волосы.
- А кто будет на санках кататься?! - воскликнула Света и потащила размякшего в танце и от выпитого Комарова в прихожую.
- Какие санки? - с обидой в голосе сказал Пожаров, плотнее прижимаясь к Вере.
Но Света, уже успевшая накинуть шубку, стояла на пороге комнаты и командовала:
- Свет - раз, - и включила люстру, - на санки - два!
Пожаров быстро чмокнул Веру в щеку, как бы все еще находясь в полумраке, но все-таки понимая, что полумрак кончился.
- Погибоша аки обры! - прогудел он.
- Кто такие обры? - спросила Вера, проводя руками по своим бедрам, как бы оправляя юбку плиссе.
- Да, кто такие обры?! - весело крикнула Лиза, отступая с некоторой неохотой от Беляева.
- Сам ты обр! - сказал Беляев.
- Эх! Темный вы народ, - сказал Пожаров. - "Повесть временных лет" не читали!
- А у тебя это настольная книга? - съязвил Беляев.
- Представь себе, - добродушно ответил Пожаров, извлек из кармана пиджака расческу и принялся наводить лоск на своей голове.
- Уже красиво! - засмеялся Беляев. Все вышли в прихожую и начали одеваться. Света достала из темной комнаты двое санок, причем одни были со спинкой.
- Обры - это авары... Или просто - враги славян. В "Повести временных лет" и рассказывается в одном месте о том, как эти обры завоевали одно из славянских племен, уж не помню какое... А Бог покарал этих обров...
- На что ты намекаешь?! - с показной обидой спросила Света. - Это я, что ли, обр, что вас на санках кататься зову? Сам сейчас вкусишь наслаждение от быстрой езды...
Пожаров перебил ее:
- Какой же русский не любит быстрой езды?! Выбежав из подъезда с санками в руках, Беляев вдруг остановился и уставился в то окно. Сзади в него врезался и чуть не сбил Комаров. У самого Комарова с носа соскочили очки и упали в снег. Беляев быстро нагнулся, продемонстрировав тем самым завидную реакцию, поднял очки и протянул их другу. В том окне горел свет. Беляеву внезапно очень захотелось каким-нибудь образом отомстить тому человеку за светящимся окном, и даже он стал судорожно подыскивать в уме какую-нибудь месть, ну что-нибудь такое, чего бы сам т о т не сумел в своих изощрениях подыскать, но тут же словно кто-то остановил Беляева, какой-то внутренний голос будто бы шепнул ему о том, что не все люди на свете обладают чувством сдержанности, будь сдержан и тебе покорятся народы. Ну, уж это слишком, подумал Беляев, народы! Мама, преподавательница французского языка университета с детства неустанно повторяла ему это слово, вдалбливала в сына это понятие, почти что регулярно добавляя, что отец был несдержан.
Все побежали на бульвар, такой прекрасный в эту звездную новогоднюю ночь. Черная чугунная классическая ограда, припорошенная снегом, напомнила о каких-то иных временах, о балах, о дамах в кринолинах, о чем-то идеальном, что поселяется в юношеских головах после прочтения "Евгения Онегина" или "Бедной Лизы", преобразуясь в мечты не столько о будущем, сколько о прошлом, как будто именно в прошлом будет суждено жить этим молодым людям.
И полетели санки вниз по аллее бульвара к Трубной. В одних - Комаров со Светой, в других - Пожаров с Верой. Лиза заложила руки за спину, прошла, поскрипывая снегом, два шага вперед, два шага назад, затем остановилась перед Беляевым и сказала:
- Им долго ехать... Поцелуй меня по-настоящему!
Лиза медленно, привстав на цыпочки, подняла к нему лицо для поцелуя. Он посмотрел на нее с волнением, положил ей руки на плечи и прикоснулся к ее губам, теплым и свежим, только прикоснулся, как будто не было самого поцелуя, а было лишь нежное касание, кожа почувствовала кожу, и губы, еще сухие на воздухе, погладили губы. Лишь после этого Лиза приоткрыла рот, как бы приглашая для глубокого поцелуя, и Беляев принял приглашение, так что захватило дух и как будто сама Лиза исчезла, была поглощена им без остатка. Ее дыхание чуть-чуть отдавало шампанским и шоколадом. И вся Лиза была какая-то очень вкусная.
Послышались голоса - это снизу приближались Пожаров с Верой, Комаров со Светой. Беляев смущенно прервал поцелуй и опустил руки по швам. Руки Лизы все это время находились за спиной. Лиза стояла совсем близко, но так, что они не касались друг друга. Нежное, белое лицо ее разрумянилось и в эти минуты напоминало розовую гвоздику, принесенную на свадьбу. На меховом воротничке ее пальто серебрились снежинки.
- Кати свою Снегурочку! - пробасил Пожаров, подбегая к ним и передавая веревку санок Беляеву. - Ух, здорово!
- Коля, скорей, пожалуйста! - приказным тоном сказала Лиза.
Беляев сел в санки и усадил на колени Лизу. Санки скрипнули полозьями и понеслись вниз, разгоняясь все более и более, так что Беляеву приходилось тормозить каблуками ботинок, сдерживать и выправлять движение. Лиза ликующе визжала. В конце спуска Беляеву все же не удалось окончательно смирить санки, они налетели на сугроб и перевернулись. Вставать не хотелось. Сквозь сети ветвей деревьев виднелось звездное небо. Лиза сняла рукавичку, протянула руку к лицу Беляева и погладила тонкими, холодными пальцами его губы. Он принялся жадно целовать эти пальцы.
Когда вернулись домой, Комаров тут же предложил выпить, а затем, буквально минут через сорок, после утомительно-любовных танцев, его вдруг развезло, он сел на диван и тут же уснул. Света подложила под его голову огромную подушку и сняла очки. Пожаров предложил сыграть в лото и все почему-то согласились. Но уже в конце первого кона, когда банковавший Пожаров выкрикнул: "Дед девяносто девять лет", Лиза вдруг зевнула, а Беляев подумал, что момент был упущен, что ожидание чего-то необычного закончилось и что, самое главное, самое необычное уже миновало, осталось где-то позади, на бульваре ли, в первом танце ли... И вдруг всем стало скучно, и все вспомнили о доме, стали спрашивать время.
Беляев пошел провожать Лизу. Она жила на Петровке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46