— Что с ним будет? — спросил он.
— Это животное, — повторил Кольманн. — И не домашнее, а дикое. Или вы хотите его застрелить? Должно быть, он ужасно перепугался, гориллы ведь пугливые. Думаю, мальчишка забрался к нему. Хотя такого вообще не должно было случиться, обычно обезьяны спят внутри…
— Мы обнаружили волокна от альпинистской веревки, — сообщил Хафнер, — но самой веревки нет. Я даже понадеялся, что это станет для нас зацепкой, но…
— Да, вам это нужно знать, — перебил его Кольманн. — Трое американских студентов позавчера подпилили прутья ограды, проникли в зоопарк, а один из них с помощью веревки залез сюда, к обезьянам. Парни струхнули. Говорят, что были под кайфом — что уж там они имеют в виду…
— А тот, что побывал у обезьян, — снова подключился полицейский, имени которого Тойер не мог вспомнить, — сказал, что он ради шутки потряс дверь, ведущую внутрь, и она тут же отворилась. Тогда они перепугались и поскорей убежали. Тот парень пользовался веревкой. Мы как раз ее проверяем…
Тойер нахмурился, пытаясь разобраться в сказанном:
— Как получилось, что те америкосы уже успели струхнуть с такого ранья?… Я имею в виду, откуда они успели узнать про… — Он зябко поежился.
— Сирены, мигалки, крики, весь переполох. Это разбудит даже самого рьяного гуляку, — убежденно заявил Хафнер.
— А почему та дверь так легко открывается? — У Тойера заболела голова, и он знал по опыту, что боль будет только усиливаться, медленно превращая весь мир в ад.
— Новая система, — Кольманн пожал плечами. — По иронии судьбы тоже из Америки. В случае опасности смотритель направляет на замок пульт, который носит на запястье как часы, и дверь отпирается либо запирается. Теоретически это, конечно, лучше, чем тяжелая связка ключей. Но на практике засов часто застревает, и дверь очень легко открывается, если ее потрясти. Вероятно, Богумил хотел ударить вторгшегося на его территорию парня ради острастки…
Из-за угла появился толстяк Зенф.
— Я двадцать минут жду вас на турбазе! — воскликнул он. — Решил, что вы захотите взглянуть на одноклассников парня. Накануне он был тут со своей группой. А вообще, они должны были провести у нас в городе еще неделю, но теперь хотят вернуться домой завтра или даже сегодня. Анатолий Шмидт — так звали парнишку. — Голос Зенфа, обычно не упускавшего случая отмочить дерзкую шутку, звучал серьезно. — Отца нет, только мать, еще двое младших ребятишек.
Наконец Тойер повернулся к обезьяне спиной, резко, словно желая хоть этим отомстить за убитого подростка.
— Замечательно, Зенф, но я приехал лишь несколько минут назад, поэтому к тебе пока не успел. Не могу ведь я раздвоиться, да еще в моем возрасте! Мне нужны те америкосы.
— Не нужны они нам! — возразил Хафнер; он отыскал в одном из карманов другую пачку сигарет и успокоился. — Ту крутую акцию, как уже сказано, парни провернули предыдущей ночью, а на эту ночь у них имеется железное алиби — они лишь час назад вернулись из Мангейма. Свидетельские показания мы, естественно, перепроверим.
— Вчера мы не заметили дыру в ограде, — сказал Кольманн. — Сломанный замок — да, обнаружили, но сотрудники его не починили, и меня, к сожалению, не поставили в известность. Причем я не уверен, что стал бы предпринимать что-либо, ведь Богумил мог выйти из павильона только на свою лужайку, больше никуда.
— Раз есть дыра в заборе, должны сохраниться и следы ног, — упорствовал Тойер.
Зенф беспомощно воздел руки над головой.
— Мальчишку обнаружил один из смотрителей и поднял такой шум, что… И после этого такое началось… Хафнер ведь рассказывал. Первое, что нам пришлось делать, — выгонять отсюда половину турбазы…
— Через дыру в заборе? — простонал Тойер.
— Нет, конечно, но через нее они все приперлись сюда, кто-то о ней знал, вероятно, один из тех америкосов. Несколько десятков зевак, среди них даже бельгийский священник…
Дальше Тойер не слушал.
Иногда ему нравилась его профессия — когда в конце концов кусочки мозаики — пазлов — попадали на свои места и складывалась логичная и цельная картина. На этот же раз, казалось, слепой от ярости игрок еще в самом начале так составил пазлы, что получилась лишь бурая поверхность, навсегда похоронившая под собой истину.
Умеют ли обезьяны складывать пазлы?
Как-то раз он прочел в популярной книге по статистике: если за пишущую машинку посадить бессмертного шимпанзе и заставить его печатать целую вечность, то когда-нибудь обязательно появится Новый Завет, без единой ошибки и без единой пропущенной запятой. И наоборот — то, что огромный самец гориллы нанес в испуге удар, вполне возможно… Кто это рассказывает? А, Зенф…
— Как утверждают одноклассники, он был помешан на животных, а с людьми не ладил, держался особняком… Ему было четырнадцать, возможно, он нарочно придумал такой дикий способ уйти из жизни… — Толстяк печально покачал головой.
— Вероятно, это не преступление. — Лейдиг вздохнул. — Но все ужасно грустно. Суицид ли это или гибельная романтика… я о том, что его тянуло к зверю… красивая зимняя ночь, звезды, мироздание… — Тут он покраснел.
— Класс не уедет из Гейдельберга ни сегодня, ни завтра, — решительно заявил Тойер. — Я хочу побеседовать со всеми у нас в Центре; для утешения вызовите пару психологов. Комнату парня на турбазе нужно осмотреть, может, чего и нароем. — Он чувствовал: просто не может быть все так легко и просто… Лишнее «просто»…
Они уже второй день разбирались в показаниях школьников, от истерических до псевдокрутых. При этом им постоянно сообщали, что разгневанные родители звонят из Эккернфёрде, что уже поступают жалобы в высшие инстанции: дети испуганы, их нужно успокоить, а не допрашивать. И ведь верно, в сущности! И что хватит постоянно говорить про Киль. Их группа прибыла из Эккернфёрде, следующей бухты к северу от Килерфёрде; надо почаще заглядывать в атлас, или у них там, в центре страны, его нет?
Тойер выбросил свой при переезде, и ему пришлось воспользоваться школьным атласом Бабетты. Город находился почти на датской границе, во всяком случае, так это выглядело на мелкомасштабной карте Германии. Нашел он и Эре, остров, где в прошлом году Ильдирим и Бабетта пережили страшную ночь.
Сыщик не был суеверным, но его все же смутило, что север во второй раз стал предметом его профессиональной активности.
Изнурительной активности, ведь они с Ильдирим больше не имели права работать вместе. От прокуратуры над следствием надзирал карьерист Момзен и ничего не желал слышать о криминальной версии.
— Разумеется, вы, господин Тойер, должны расследовать это дело, — гундосил он в телефон, — но потом закрыть его. В конце концов, ведь перед нами бесспорный несчастный случай.
— Именно это я и намерен выяснить.
— Да, прекрасно. Тогда жду от вас в скором времени отчета. До свидания.
От них уже многое ускользнуло: с турбазы уехали некоторые группы и отдельные постояльцы, прежде чем их успели опросить. На яростный звонок Тойера управляющая возразила, что ей требовалось освободить место для новых приезжих.
Сыщикам пришлось помучиться, обмениваясь корреспонденцией с разными зарубежными учреждениями или — что хуже — объясняясь по телефону на подзабытом школьном английском.
Двое французов алжирского происхождения, как выяснилось, уже имели судимость за сбыт наркотиков и — ага! — на самом деле были поставщиками тех американских парней. А те, в свою очередь, оказались набожными христианами и попросили для себя строгого наказания. Деньги на ремонт забора выделил преподобный Шаффер из Техаса, возмущенный поведением своего отпрыска, Дейва Шаффера III.
Но в остальном французы и американцы находились вне рамок расследования, поскольку первые в ту злосчастную ночь надолго застряли в борделе, а заокеанские оболтусы были в Мангейме в православном храме — на Рождественской всенощной. Парень, лазивший в обезьянник, Джеймс Гагарин, хотел познакомить приятелей со своими фамильными корнями; нет, к счастью, он не состоял в родстве с космонавтом, ведь тот был коммунистом.
Трудней всего проходили поиски итальянского туриста, поскольку доктор Дзерби, которого гейдельбергская полиция обычно использовала в качестве переводчика, только что прошел сквозь кровавую бракоразводную драму и крайне неохотно согласился помочь. В итоге итальянские коллеги что-то недопоняли и арестовали бедного господина Бенедетто в два часа ночи. Вскоре поступило новое сообщение: он отпущен, так как его алиби подтвердил сосед по номеру, норвежец. Тот объявился быстро и констатировал, что Бенедетто ужасно храпел, и поэтому он может дать гарантию, что итальянец всю ночь никуда не отлучался. Его собственное алиби? Он болен атрофией мышц и потому не мог никуда таскать никаких мальчишек, и вообще, из-за своего недуга он не планирует долго жить, так что, если у полиции появятся новые вопросы к нему, пускай они не мешкают.
На турбазе находился и второй школьный класс из Германии. Потенциальные убийцы оказались третьеклассниками, и это вывело их из круга подозреваемых — для всех, кроме Хафнера.
(«Моральные критерии утрачены. Сегодня даже у первоклашек нравственность эсэсовцев». — «Но ведь законы гравитации еще действуют. Третьеклассник просто не сможет поднять четырнадцатилетнего парня». — «Много собак — зайцу погибель, Зенф!»)
Бельгийский священник, которого Тойер в своем кошмарном сне уличил в этом преступлении и восьми дюжинах других, оказался уж точно невиновным, поскольку, как выяснилось, страдает куриной слепотой.
Первые результаты у экспертов уже имелись: как и ожидалось, волокна были от веревки американцев. На турбазе не нашли никаких следов. Все дорожки в зоопарке дочиста промыл сильный дождь, и следы возле проделанной в заборе дыры действительно были затоптаны.
Удалось установить, что кто-то, вероятно, сам мальчик, вылез из окна по водосточной трубе, так как ключ от входа выдавался лишь совершеннолетним постояльцам. Впрочем, учитывая время его смерти, это не имело значения, так как после двух часов ночи никого из служащих уже не было, и любой гость, в нарушение правил распорядка, мог покинуть турбазу через запасный выход. Эту тайну знали все школьники, ее передавали от группы к группе. Администрация давно перестала бороться с этим, ведь аварийный выход, по инструкции, должен быть открытым. Фальшивые утверждения, что он оборудован сигнализацией, давно не помогали.
Да, следы на водосточной трубе ничего не добавляли: после изучения содержимого желудка было установлено время трагедии — между двумя и тремя часами утра.
Характер раны на голове по-прежнему не позволял сделать вывод о каком-либо определенном предмете.
В один из дней — Тойер не смог бы назвать его, не взглянув на календарь, — он, Зенф и Хафнер корпели над материалами следствия. Лейдиг ожидался с минуты на минуту, он заканчивал беседу с одной из школьниц.
— Никто из них почти не знал этого Анатолия, хотя он сидел с ними в классе почти два года. Но то, что он помешан на живности, знали все. И я, к сожалению, понимаю, почему одинокий мальчишка с такой страстью увлекся животным миром. — Зенф не без усилий потянулся.
— Удар пришелся в область уха. Перелом основания черепа, смерть наступила мгновенно. Слабые кости — из-за недостаточного питания в детстве. Все прочие повреждения он получил при падении в ров. — Хафнер отложил бумаги и чуть ли не с вызовом взглянул на Тойера. — Я скрепя сердце отказываюсь от версии о третьеклассниках. Это дело рук обезьяны. Мохнатого мерзавца.
Тойер с досадой ударил кулаком по столу:
— Значит, он, со своими слабыми костями, спрыгнул в ров и выкарабкался наверх? Или горилла поджидала его во рву?
— Директор зоопарка считает, — возразил Зенф, — и, возможно, он прав, что ров не такой глубокий. Если ухватиться за край и повиснуть на руках, то можно спрыгнуть без травм. В каком месте последовало нападение, мы никогда уже не узнаем. Вспомните о дожде. Тойер покачал головой:
— Кто это станет прыгать среди ночи в темный ров? Слабые кости, но при этом мальчишка не сломал себе ноги!
Зенф лишь беспомощно пожал плечами:
— Да. Точно. У парня слабые кости, но он обошелся без переломов.
Тойер сумрачно молчал. Вошел Лейдиг и произнес:
— Наконец-то получился содержательный разговор. — Казалось, он упивался возникшей паузой, пока шел к своему столу. Одна, две, три секунды, напряженные взгляды, устремленные на него одного. — Вот. «Альбом дружбы». — Он поднял над головой маленький квадратный альбом. — Его дала нам одноклассница Анатолия.
— Мышка Дидл, — довольным тоном констатировал Хафнер. — Немецкий ответ империалистической свинье по фамилии Дисней.
Еще два года назад Тойеру пришлось бы долго выспрашивать, что за штука этот «Альбом дружбы», но за эти месяцы он и сам иногда пополнял «анналы» Бабетты. На вопрос о любимой музыке лгал — «Бах», чтобы не показаться легкомысленно молодящимся, написав «поп». Говоря по правде, лгал он там всегда, но для разнообразия иногда ставил прочерки.
— Анатолий сделал тут запись, — объявил, наконец, Лейдиг. — Кажется, он действительно был аутсайдером в классе. Девочка заявила, что ей стыдно перед одноклассниками, и попросила никому не рассказывать. Мы и не станем, ведь…
— Ладно, — нетерпеливо перебил его Тойер, — не тяни кота за хвост.
— Так вот послушайте, что он написал о своем самом большом желании: «Я хочу когда-нибудь встретить могучий горилла. И чтобы без решетки. Этот животный меня восхищает. Говорят, что надо учиться у люди, почему не у такой красивый животный». Тогда он, конечно, еще плохо знал немецкий.
Лейдиг выжидающе взглянул на коллег. Тойер стал подыскивать возражения, но ему ничего не пришло в голову.
— Не торопись, Лейдиг. — Хафнер пригубил что-то из маленькой медной амфоры, сменившей стальную фляжку, — его манеры становились все утонченнее. — Допустим, я пристукну кого-нибудь, потом непременно сделаю запись в своем альбомчике, что тот несчастный прикончил сам себя, и поставлю внизу его имя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26