— Мне надо отлить.
Он направился к маленькому туалетному павильону, ветер почти стих, но, несмотря на полуденный час, было так темно, словно началась многонедельная арктическая ночь.
— Ильдирим слушает.
— Это я.
— Как ты узнал, что я дома?
— Я не знал. Я хотел… сказать что-нибудь ласковое. И спросить, как дела у Бабетты.
— У нее все нормально, получила кол по религии, потому что нарисовала пенис в книге. Спросила у меня разрешение сделать пирсинг.
— Где именно?
— Это тебе лучше не знать.
Оба засмеялись.
— А почему ты дома?
— Я дома, потому что взяла отгул. Хочу приготовить обед и предстать перед тобой соблазнительно умащенной и благоухающей. Не знаю, правда, что получится. И сомневаюсь в съедобности экспериментов у плиты. Но ты должен оценить такой жест. Чего ты, кстати, хочешь?
— Чтобы в следующий раз это был не ребенок, — тихо сказал он. — В прошлом году Роня, теперь Анатолий, больше я этого не выдержу.
— Я-то имела в виду еду, но такое желание еще лучше. Да, я тоже тебе этого желаю… Кстати, представь себе, сегодня я обнаружила на балконе бутылку шампанского-рислинга. Хафнер притащил ее на Новый год, хотел, наверное, вылакать под грохот петард и забыл. Вот она и простояла почти три месяца под цветочными горшками. Откроем?
— Давай, конечно. А что мы еще сделаем?
— Ах, Тойер. Сумасшедший!
— Мы любим друг друга, я это знаю. Я намного старше, у меня больше опыта. Я все хотел тебе это сказать, да так и не собрался. Почему, не знаю. Но теперь я испытываю облегчение, почти как…
— Я радуюсь твоему приезду. До вечера. Пока, Тойер.
— Пока. Почти как при опорожнении кишечника, и я понял, что любовь — это тяжелая работа. Как плавание.
Ильдирим, к счастью, уже не слышала.
— Долго вы отливали, — сказал Зенф с уважением в голосе. — Я знаю еще одного такого специалиста — моего кузена, но он машинист локомотива, они могут терпеть целую вечность.
Они ехали на юг. Ветер стих, из-за облаков выглянуло солнце и согрело их усталые головы.
Последняя остановка перед Гейдельбергом.
— В одном вы не правы, — сказал Зенф. — Убить человека легко, по крайней мере в некоторых ситуациях. Мне было легко. Я все жду, когда начнутся угрызения совести, а они не дают о себе знать. Я замечательно сплю, как не спал уже много лет. Меня это озадачивает.
Он дома, Бабетта спит, Ильдирим дождалась его. (Ужин, конечно, пригорел.) Он рассказывает до трех часов, а при третьем ударе колоколов на храме Провидения («В храме забыли отключить колокола! Вдруг они будут греметь всю ночь?») оно вернулось — их общее желание. Они рухнули на постель, он любил ее, она любила его… Жениться, ну конечно же, когда-нибудь. Но сейчас — ни о чем не думать, превратиться в животное. В самца с серебристой спиной.
Тойер стоял в зоопарке и долго смотрел сквозь твердый воздух в глаза Богумила, пытаясь разгадать, о чем тот думает. Тут горилла отвернулась от него и наложила кучу.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26