А потом дедушка умер, бабушка почему-то с отцом очень поругалась, и сестра отца, моя тётка, тоже почему-то поругалась с отцом. И в тир меня стало водить некому, и тётка и бабушка стали редко приезжать к нам в гости. А если и приезжали, то только тогда, когда дома была одна мама. Они, конечно, не к маме приезжали, а ко мне. Но я потом это понял.
А после что-то случилось и мама тоже поссорилась с бабушкой. И та сказала, что больше её ноги в нашем доме не будет. И перестала к нам ходить. И тётке запретила. Но та всё же изредка приезжала. А вот бабушка нет. Мы несколько раз потом встречались с ней, но только на улице, когда меня мама отпускала с ней погулять.
Блин, прихрамывая ходил вокруг стола и что-то искал. Губа в распахнутой кожаной куртке рассеянно вертел на пальце ключи от машины. Соколик тоже был собран. Он стоял в мешковатых джинсах и немного великоватой ему куртке-кожанке и когда заметил, что я смотрю на него, украдкой улыбнулся мне и подмигнул.
- Ну, ты долго ещё копаться будешь? - подал голос Губа.
- Уже иду, - отозвался Блин, - часы куда-то подевались.
- Хрен с ними, с часами, - нетерпеливо поторопил его Губа. - Пошли.
- Ладно, иду.
И только мы подошли к большим железным дверям на улицу, и Блин полез в карман за ключами, как с другой стороны двери раздался стук
Это было настолько неожиданно, что Блин отпрыгнул, хватаясь за карман и роняя ключи. Губа сразу же побелел, хотел выхватить пистолет, но он у него за что-то зацепился в кармане, Губа рванул сильнее и почти оторвал карман куртки.
Но хотя они все от неожиданности испугались, но отпрыгнули не просто от двери, а по сторонам, не оставаясь напротив дверей, чтобы не попасть под пули, если с той стороны будут стрелять.
Они переглядывались, молча пожимали плечами.
- Это не ты ментам стукнул? - спросил Блин у Соколика.
- А кто тебе сказал, что там менты? - одними губами прошептал Соколик.
Блин сплюнул себе под ноги и промолчал. За дверями тоже молчали. Наконец, там не выдержали и постучали ещё раз.
Блин сделал знак рукой, и Губа метнулся к двери, распластался, расплющился на этой двери, как рыба камбала.
- Может, это слесаря, или ещё кто из обслуги? - спросил Губа тихо.
Блин развёл руками.
Прошло ещё много времени, я даже не знал сколько. Стук с той стороны повторился.
- Надо спросить, кто, - проворчал Блин. - Если, допустим, рабочие ЖЭКовские, они запросто милицию вызовут. Давай, Губа, спроси.
А сам сделал всем знак, и они приготовили оружие, Соколик придвинулся ко мне как можно ближе, и левой рукой затолкал к себе за спину.
- Кто? - односложно спросил Губа.
За дверью замолчали, а потом голос с почти незаметным акцентом ответил:
- Аткрывайте! Пришли неприятности.
Денис Кораблёв, директор банка "Империал".
Москва, Ярославское шоссе, дом 85, квартира 8.
Пятница, 27 февраля.
20 часов 35 минут.
Нет, сегодня решительно не мой день. Это просто ужасно. В восемь должны были позвонить бандиты и дать мне поговорить с сыном, убедиться, что он жив. И вот...
В дверь резко и длинно позвонили. И ещё раз, уже не отпуская кнопку до тех пор, пока двери не открыли. Такое мог позволить себе только один человек, и этим человеком была моя мать.
И она действительно появилась на пороге моего кабинета, решительно отстранив пытавшегося остановить её охранника. Я сделал ему знак, и он с облегчением удалился. Я его понимал.
Поглощённый своими переживаниями, я даже не встал матери навстречу, о чём немедленно пожалел, потому что на меня Ниагарским водопадом хлынул поток обвинений в невоспитанности, хамстве, грубости и чёрствости. О смерти моей жены и о том, что украден бандитами её внук, она узнаёт от других людей.
"Другие люди" в количестве одного человека, моей сестры, молча стояли за её спиной. Пока мать бушевала, я рассматривал её и сестру, прикидывая, сколько мы не виделись толком, и насколько они обе изменились.
Мать была совсем ещё не старая женщина, в этом году она справляла свой юбилей, ей стукнуло пятьдесят. Меня, естественно, не пригласили. Подарок и поздравления пришлось передавать через третьи руки. Мать не разговаривала со мной больше двух лет. С тех самых пор, как я настоял на её принудительном лечении от алкоголизма. И вот этого до сих пор она не могла простить. Хотя я не понимал её. Она же умная и волевая женщина, неужели не понимает, что я спас её?
Наверное, нет, если больше двух лет даже не заходит в наш дом. Сегодня впервые с тех самых пор. И сестру настроила против меня. Та тоже хороша, не могла со мной поговорить, сразу встала на сторону матери. Она, конечно, сначала была не против, но во время самых глубоких запоев матери сестра была на бесконечных сборах, а когда мать вышла из больницы, то нарассказзывала сестре такое! И про меня, и про больницу. Как будто от алкоголя на курортах лечат. Знала бы сестра, сколько мне денег и здоровья стоило устроить мать в эту больницу. Впрочем, шут с ними, я не буду бегать по городу и кричать всем, что я - хороший. В конце концов, я не обещал всем нравиться.
Вот стоит сейчас мать передо мной, высокая, стройная, элегантно и дорого одетая. Интересно, откуда у неё деньги на такие костюмы? У меня она давно не берёт, наотрез отказалась. На вид ей больше тридцати пяти не дашь, вот что современный макияж делает. Видела бы её сестра в период самых страшных запоев.
У неё уже глюки начались, мания. Ей казалось, что за ней гонятся, подглядывают. Увидела в пьяном виде себя в зеркале, не узнала, испугалась, и хотела выпрыгнуть в окно с пятого этажа. Она уже стёкла побила, хорошо, что я в гости приехал, как сердце чувствовало. Вхожу, а мать уже на подоконнике стоит. Я схватил её, тащу в комнату, а она вырывается, бьёт меня, кричит на всю улицу, не узнаёт. Всё лицо мне расцарапала. Тут соседи прибежали, помогли, вызвали "скорую". А она кричит, что я на неё напал и хотел в окно выбросить. Даже соседи на меня косо смотреть начали. Они-то видели, только как я борюсь с матерью у окна. Поди там разбери, втаскиваю я её, или выталкиваю. Хорошо, что "скорая" быстро приехала. Врач, молодой совсем парень, выслушал её бредни, сделал укол, от которого она тут же уснула, и посоветовал немедленно везти в больницу, объяснив соседям и мне, что у моей матери тяжёлый приступ делирия, белой горячки. И она в таком состоянии опасна и для себя, и для окружающих. Я спросил, есть ли другие варианты. Врач узнал, давно ли она пьёт, сильная ли у неё воля и характер. А потом сказал мне:
- Видите ли, если человек с такой волей, какой обладает, по вашим словам, ваша матушка, не может справиться со своей бедой, значит она подсознательно выбрала этот путь саморазрушения, как способ самоубийства.
Я не осуждал её, зная как она любила отца. Его любили все. В отличие от всегда собранной, строгой, волевой и всегда застёгнутой на все пуговицы матери, отец был балагуром и весельчаком, мастером розыгрышей, фантазёром и выдумщиком.
Но одно дело - осуждать, а другое - равнодушно наблюдать, как на глазах у тебя деградирует любимый человек.
Я лично считал, что вернул её к жизни. После больницы мать сумела даже вернуться в большой спорт. Это в её-то годы! Но выступала она по-прежнему блистательно. Рука у матери была железная, и зрение до сих пор стопроцентное. Здоровье в нашей семье у всех было крепкое. Отец умер совершенно неожиданно. Он никогда не болел, никогда ни на что не жаловался, и вдруг инфаркт.
Когда умирает тяжело больной человек, близкие переживают, хотя и были внутренне готовы к этому. А в случае с отцом, который только справил своё пятидесятилетие, купался в проруби и не знал даже, что такое простуда, его внезапная смерть обрушилась на всех страшной трагедией, поскольку была неожиданна. Для меня до сих пор загадка, как отец мог не знать о болезни сердца, когда он, спортсмен, проходил постоянные и всесторонние медицинские обследования?
Мать прервала свои излияния по поводу моей невоспитанности, прошла и села на одно из кресел. Сестра села рядом, пододвинув высокий резной стул. Её я тоже редко вижу. Нет, она, в отличие от матери, изредка заглядывает к нам, правда, старается делать это когда меня в доме нет.
Они молчали, ожидая от меня каких-то слов. А я ждал, что скажут они. Мне не очень хотелось говорить. Тем более не хотелось сказать что-то лишнее. Я сидел и рассматривал их.
Мать была в строгом костюме, а сестра даже куртку не сняла, только молнию расстегнула. Она сидела, закинув ногу на ногу. Одета была, как всегда, в спортивный костюм. Он слишком обтягивал её несколько излишне мускулистую для женщины фигуру лыжницы и стрелка. Могла бы как-то по другому одеваться. Хотя бы мать ей подсказала. Такое впечатление, что она сейчас вернётся в прихожую за лыжами и станет делать круги вокруг моего письменного стола.
- Денис! Я хочу знать, что с моим внуком? - резко прервала тишину мать.
- Не знаю, - честно ответил я.
- Как это так - не знаешь?! - почти выкрикнула она.
- Погоди, мама, - остановила сестра, - сейчас не время. Денис, скажи нам правду. Мы должны знать. Тебе звонили те, кто забрал Славу?
- Звонили...
- Вот видишь?! - выкрикнула, обращаясь к дочке, мама. - А нам говорит, что не знает, что происходит со Славой!
- Я действительно не знаю, - устало ответил я. - Мне звонили бандиты, затребовали выкуп...
- Много? - спросила сестра.
- Какая разница? - пожал я плечами. - Много, но цифра не имеет значения.
- Как это так - не имеет?! - опять возмутилась мать. - Ты должен сказать нам, сколько затребовали бандиты. Мы тоже можем помочь. У нас есть кое-какие деньги.
- Деньги, мама, не проблема. Ты забываешь, где я работаю...
- Да кто тебе даст деньги? - брезгливо поморщилась мать. - Ты нужен банку, когда здоров и работаешь.
- К счастью, ты ошибаешься. Я всё же один из учредителей банка. И у нас есть для таких случаев специальный фонд. В наше время такое может случиться в любой день с любым из нас.
- С любым, у кого есть деньги, - передёрнула плечом сестра.
- Я предупреждала вас, что не надо слишком афишировать свой достаток, - добавила мать.
- А что ты предлагаешь? Складывать деньги под матрас, а самим ходить кое-как одетыми и жить в конуре?! Да мы и не страдали излишествами. Мы живём по достатку...
- Перестаньте! - стукнула кулаком по коленке сестра. - Рассказывай, Денис.
- Да что особенно рассказывать? Затребовали миллион долларов...
- Сколькооо?! - ахнули обе.
- Я же сказал, что вас не должно это волновать, банк готов предоставить требуемую сумму. Я так и сказал бандитам, что согласен и хотел бы произвести обмен как можно быстрее.
- И что бандиты? - нервно поторопилась сестра.
- Они затребовали деньги в мелких купюрах, а для этого требуется время, к тому же на носу выходные дни.
- А в банке нет денег? - ехидно поинтересовалась мать.
- У вас, как и у всех граждан, неправильные представления о банке, как о набитом деньгами ящике. Деньги должны работать. В центробанке есть резервные суммы, но и те в основном в золоте. Банки оперируют как правило безналичными деньгами.
- Да наплевать на деньги! Что сказали бандиты? - перебила сестра.
- Видишь ли, Алёна, - я решил обращаться к сестре, поскольку всё сказанное матери тут же подвергалось нападкам и комментариям, а я устал от пустых разговоров, к тому же у меня были все основания тревожиться. - Мне посоветовал один компетентный товарищ не ввязывать в это дело милицию, потому что Славе грозит опасность.
- Для этого не нужно быть компетентным. Что мальчик в опасности, и так понятно.
- Да подожди ты, мама! - остановила её Алёна. - Так мы до утра будем разговаривать. Давай, Денис, рассказывай всё.
И я рассказал им про подполковника в отставке Капранова, у которого убили племянника и который предложил свою помощь. Рассказал и про странный звонок. Звонил человек, назвавшийся Валерием Соколовым, бывшим спецназовцем, попавшим в банду. Он сказал, что хочет мне помочь и попробует спасти Славу, если я потребую от бандитов, чтобы они дали мне возможность поговорить с ним по телефону. Он сказал, что если я решу отдать деньги бандитам, они всё равно убьют Славку, потому что он видел их всех. И ещё этот Соколов сказал, что я должен буду ему заплатить сто тысяч долларов, чтобы он смог уехать. И он поможет освободить Славку.
- Ну и что ты ему ответил? - подалась вперёд на стуле сестра.
- А что я мог ответить? Конечно же, согласился.
- Ну и что?
- Ничего. Сначала всё было, как он и говорил, позвонили бандиты и велели ускорить сбор денег. Я потребовал, чтобы они позвонили мне вместе со Славкой, что пока я его не услышу, больше разговаривать с ними не буду.
- И что они?
- Они обещали позвонить мне в восемь вечера, сейчас уже почти восемь сорок, а звонка нет. Ни от Соколова, ни от бандитов.
- Попробуй позвони в милицию, - не выдержав длительного молчания вмешалась мама.
- Не смеши людей, мама, - неожиданно встала на мою сторону сестра Наша милиция кроме вреда никакой пользы принести не может. А ты не пробовал позвонить этому подполковнику в отставке?
- Я пробовал, но никак не получается связаться с ним. Он мне звонил, сказал, что вроде бы нашли возможное место, где держат Славу, и сказал, что поедет туда посмотреть, а потом позвонит. Но тоже пока не позвонил.
- Ты ему сказал про этого Соколова?
- Нет, мама.
- Так я и думала.
- Мама! - подала голос Алёна.
- Я уже скоро тридцать лет мама, а вы всё как дети, я всё же поставила бы в известность милицию.
- Я подожду до девяти и позвоню сам.
- Не стоит вмешивать милицию, они всё испортят.
- Хорошо, Алёна. Я сам не склонен так поступать, но я не могу сидеть и ждать неизвестно чего. И если в девять никто не позвонит, я звоню в милицию, по крайней мере, я не буду себя укорять тем, что сидел и ждал у моря погоды.
- Ты просто умываешь руки. Если милиция будет сопровождать выкуп, они погубят всё дело, и мы потеряем Славу.
- О каком выкупе ты говоришь, Алёна? Они СОВСЕМ не позвонили. Как ты этого не можешь понять?
- Это ты не можешь понять! - начала мать, и щёки её загорелись.
Но тут нас прервал телефонный звонок. Мы замолчали и уставились с суеверным ужасом на телефонный аппарат на моём столе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53