https://wodolei.ru/catalog/sistemy_sliva/sifon-dlya-vanny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Кармелита выполняла свои обязанности, едва сдерживая слезы, готовая в любую минуту впасть в истерику. Лу пока держалась стойко, но неизвестно было, на сколько ее хватит. Одна Фрэнки вела себя совершенно непринужденно: болтала с Лу, Кэлом, Джеронимо – с любым, кто соглашался выслушать ее. Маккензи подумала, что как-нибудь на днях нужно будет объяснить девочке, кто друг, а кто враг.
Наконец Джеронимо, просидевший весь вечер, скрестив ноги, поднялся, и все поняли, что пора расходиться. Маккензи перевела было дух, но вдруг заметила, что индейцы направляются не к лошадям, а к месту за домом для гостей, где они устроили свой лагерь.
– Можешь не говорить мне, что они решили остаться, – сказала она Кэлу обреченно.
– Апачи не любят ездить в потемках, – объяснил Кэл. – Ночь – такое время, когда на землю приходят злые духи. Чаще всего они принимают обличье сов.
– Я никогда не думала, что апачи могут чего-то бояться, – сказала Маккензи со слабой улыбкой, – особенно сов.
– Все чего-то боятся.
– Даже ты?
– Даже я. Возле дома их встретила напряженно застывшая Лу.
– Они еще не уехали?
– Нет, – мрачно ответила Маккензи.
– К утру их здесь не будет, – успокоил женщину Кэл. Лу выдавила из себя жалкую улыбку.
– Калифорния, я не хочу тебя обидеть, но посоветовал бы ты своим друзьям и родственникам отправиться в резервацию.
Кэл покачал головой.
– Я не думаю, что кто-то способен убедить Джеронимо, что там ему будет лучше. Честно говоря, я не могу винить его. Плохо, что вокруг него льется кровь, но ведь его всего лишили.
– А он не стал лишать нас нашего имущества, – задумчиво произнесла Лу.
– Ты уложила Фрэнки спать? – спросила Маккензи.
– И Фрэнки, и Кармелиту. Лита попросила разрешения ночевать в моей комнате, и я только этому рада. Думаю, мне тоже пора спать. Надеюсь, когда я проснусь, с этим будет покончено.
Лу обняла Маккензи и отправилась на покой. Маккензи тяжело опустилась на диван и стала смотреть в окно на темный внутренний дворик. Кэл, судя по всему, уходить не собирался.
– Джеронимо думает, что это мое ранчо, а ты моя жена, – объяснил он, когда Маккензи вопросительно взглянула на него. – Он может удивиться, если увидит, что я иду спать в дом управляющего. Поверь, лучше будет, если он не узнает, что я его обманул.
Маккензи вздохнула.
– Да, я понимаю. Ты можешь лечь на кушетке в кабинете. Я не усну до тех пор, пока эти индейцы не уедут.
Кэл рухнул на стул и взъерошил волосы над повязкой.
– Мак, ничего не случится. Джеронимо – опасный человек, даже злой человек. Но он скорее умрет, чем совершит поступок, порочащий его честь. Он никогда не злоупотребит нашим гостеприимством, напав на нас. До тех пор, пока в лагере нет женщин, которые могли бы приготовить тизвин и напоить воинов, он сам будет охранять наш покой. – Тизвин?
– Это любимый спиртной напиток апачей. Женщины варят его сами, у некоторых есть рецепты, которые передаются из поколения в поколение – гордость семьи.
Я слышал, что в резервации были большие волнения, когда белые запретили варить тизвин.
– А жены наших апачей умеют варить его?
Кэл улыбнулся тому, что Маккензи назвала горных апачей «нашими».
– Наверное, да, но они не станут готовить его для Джеронимо. На всякий случай я велел Мако, Исти и Бею, чтобы их жены не показывались на глаза. Ты же заметила, что их нисколько не обрадовало появление этого отряда. Белые ошибаются, считая, что все апачи одинаковы.
Маккензи покачала головой.
– Я все равно не смогу уснуть.
– Тогда я останусь с тобой.
Ночь была долгая, часы тянулись мучительно. Маккензи попробовала было заняться чтением, но не могла сосредоточиться. Кэл сел напротив нее в кресло, которое когда-то было любимым креслом Фрэнка Батлера, и откинул голову на спинку. Глаза его были закрыты, мышцы расслаблены, но Маккензи чувствовала его готовность вскочить в любую минуту. Время шло медленно, а они молчали и даже не смотрели друг на друга. Глаза Кэла оставались закрытыми, казалось, он ничего не замечает. И в то же время Маккензи чувствовала себя очень спокойно, находясь в одной комнате с ним. Интересно, так ли уж он сам уверен в порядочности Джеронимо? Когда Маккензи перестала бороться с изнеможением, сдалась и уснула, полночь миновала давным-давно.
Во сне Маккензи почудилось, что апачи проснулись и ходят за домом для гостей, но в следующую минуту она ощутила на лице первые лучи восходящего солнца. Кто-то заботливо укрыл ее покрывалом, которое вчера вечером она оставила на спинке кресла Кэла. В пустой комнате было тихо. Маккензи была одна. Дом не спалили, и ее не зарезали во сне. Видимо, Кэл был прав, говоря о странной чести Джеронимо.
Когда Маккензи выбежала из дома и вдохнула прохладный утренний воздух, ей посчастливилось обнаружить еще одну вещь: пространство за домом для гостей опустело, от Джеронимо и его отряда не осталось никаких следов.
Дни после визита Джеронимо проходили нормально, но это странное спокойствие настораживало Маккензи. По опыту она знала, что настоящего покоя не бывает, а затишье – предвестник бури.
Однако, у Маккензи было так много дел, что на пустые размышления и тревоги не было времени. Она вместе с ковбоями объезжала пастбища, проверяла телят и жеребят, родившихся этой весной; вместе с Кэлом, горными апачами и Буллом Фергюсоном сопровождала двадцать двухгодовалых лошадок в форт Бьюкенен; а когда появлялась свободная минутка, Маккензи читала Фрэнки, помогала Лу и Кармелите на огороде, с цыплятами, с поросятами. К восторгу Фрэнки у Дейзи родились хорошенькие маленькие поросятки.
Ковбоев Маккензи оставила на попечение Кэла. Они, как обычно, были недовольны своей судьбой, сетуя на то, что им приходится много работать и совсем не удается повалять дурака. Они были недовольны присутствием горных апачей и оскорблены тем, что приходится работать на женщину – любовницу индейца. Визит Джеронимо не способствовал сближению Кэла с работниками ранчо. Если до этого ковбои побаивались индейских привычек Кэла, то после того, как Джеронимо приветствовал Смита как своего родственника, они стали по-настоящему бояться управляющего и не хотели с ним связываться. Одного взгляда Кэла бывало достаточно, чтобы прекратить ссору, готовую перерасти в драку; а стоило ему нахмуриться, как все бунтовщики замолкали. Маккензи видела, как Кэл обратил их страх против них самих. Эти люди привыкли бояться тех, кто ими руководил, а в руках Кэла страх оказался очень эффективным оружием, потому что он не злоупотреблял им, а просто умело пользовался.
Маккензи часто размышляла над тем, в каком невыгодном положении очутился Кэл. Наняли его с большой неохотой и лишь потому, что без него невозможно было обойтись; работники подчинялись ему только из страха. Такой человек, как Калифорния Смит, заслуживал лучшей участи.
Маккензи сама удивлялась этим мыслям. После того неприятного эпизода в конюшне ей следовало разозлиться на него, но в памяти остались слова Кэла о том, что он все еще любит ее, и глупое сердце не могло забыть их.
Чувствуя свое бессилие, Маккензи старалась держаться подальше от Кэла, хотя не знала, кого ей бояться больше – Кэла или самой себя. Со времени их стычки в конюшне Кэл относился к Маккензи подчеркнуто вежливо, даже в течение поездки в форт Бьюкенен. Он вел себя настолько безукоризненно, что это стало раздражать ее. После тех слов в конюшне она ожидала хотя бы маленьких подтверждений его негаснущей страсти. Как мог он целовать ее с таким жаром, говорить слова любви, а потом просто не замечать ее присутствия? Может, он понял тщетность своих попыток? Или ждет, когда она сама придет к нему? Или подшутил над ней?
Каков бы ни был ответ, находясь рядом с Кэлом, Маккензи чувствовала себя ужасно скованно. По дороге в форт Бьюкенен она все время держалась с противоположной от него стороны табуна, на ранчо старалась заниматься делами подальше от того места, где находился Кэл; но каждый день после ужина ей поневоле приходилось с ним встречаться.
Вечерние уроки верховой езды стали ежедневным ритуалом, и Фрэнки бы очень расстроилась, если бы мама пропустила хотя бы одну минуту того представления, которое устраивалось на спине медленно шагавшей добродушной лошади. Поэтому каждый вечер Маккензи в течение часа наблюдала за тем, как Кэл обучал их дочь умению удерживаться на лошади. Этот час был любимым временем суток Фрэнки, но не Маккензи.
Вслед за июлем пришел август. Дикая кобылица давно уже не была дикой, но отяжелела под бременем предстоящих родов. Фрэнки пересела со старой спокойной кобылы на ласкового пони, которого как-то субботним днем привез из Тумстоуна Кэл вместе с детским седлом, которое пятилетняя девочка могла надеть на лошадку самостоятельно, если встанет на скамеечку. Во время той же поездки Кэл приобрел приземистую чистокровную гнедую кобылицу для Маккензи вместо той, которую она потеряла в ходе столкновения с ковбоями «Бар Кросс». Фрэнки тут же назвала своего пони Голди, а мамину новую лошадь – Долли. Счастливая Лу готовилась к свадьбе, которая должна была состояться в сентябре после осеннего сбора урожая. Эймос приезжал на «Лейзи Би» уже не один, а два раза в неделю. Маккензи смотрела на них со смешанным чувством радости и отчаяния. Она радовалась счастью Лу и размышляла о своем одиночестве. «Эта земля создана для того, чтобы люди жили на ней семейными парами», – думала она.
Дни летели один за другим. Маккензи посвящала все свое время ранчо, дому, Фрэнки и ждала, когда что-нибудь нарушит это спокойствие: Кроссби опять возьмется за старое; апачи вернутся; внезапно пересохнут Дрэгон Спрингс, и жизнь на «Лейзи Би» прекратится. Казалось, она была готова ко всему, но беда, подстерегавшая ее, пришла совершенно неожиданно.
Как-то жарким августовским субботним днем Маккензи поехала в город за припасами в компании Кэла, Булла Фергюсона, и Гида Смолла. Пока Кэл был в торговом доме, Смолл у оружейного мастера, а Булл покупал упряжь и сапоги, Маккензи отправилась на поиски Израэля Поттса. Все чаще на общем пастбище стал попадаться скот с клеймом «Р. А.», под которым угадывалось клеймо «Лейзи Би». Уже больше половины всего скота, пившего воду из ее источников, носило клеймо «Р. А.». Маккензи могла бы и не признать в этих животных своих собственных, если бы ее ковбои не имели опыта подделки клейма. Она думала, что закон должен каким-то образом остановить этот безудержный процесс, но Израэль сразу же осадил ее:
– Поймайте их во время совершения подобных преступных действий и приведите сюда, тогда я смогу признать их виновными и посадить за решетку, – великодушно предложил он. – Или так: если Вы сумеете опознать виновных и назвать их имена, я займусь этим делом, Маккензи.
– Но, Израэль, – возразила Маккензи, – Вы же знаете, что я не могу назвать их имена, никто из моих людей не смог застать воров на месте преступления, хотя пару раз находили только что потушенные костры.
– Пепел ничего не может доказать. И почему Вы так уверены, что клеймо переделано? Вполне возможно, что к Вам забрели, перебравшись через речку, некоторые животные Армстронга. Ведь Вам известно, что это общее пастбище, и оно открыто для всех.
– Мои ковбои могут доказать, что клеймо переделано.
– Ну, из этого ничего не выйдет. Вы будете утверждать свое, а Армстронг будет все отрицать. Кроме того, Райт Армстронг – весьма уважаемый здесь человек.
– Я не утверждаю, что это дело рук Армстронга.
– А кто другой стал бы менять клеймо «Лейзи Би» на «Р. А.»? – спросил Израэль с преувеличенной вежливостью.
– Вы знаете – кто, – ответила Маккензи.
– Надеюсь, Вы не рассчитываете, что я буду строить обвинение, основываясь на женской логике? Как помощник шерифа по городу Тумстоуну и его окрестностям я действую на основании здравого смысла, а не на основании каких-то женских догадок и подозрений. Маккензи сердито нахмурилась.
– На Вашем месте, – продолжил Израэль более доверительным тоном, – я бы самостоятельно разобрался в этом деле. Если Вы обратитесь за помощью к закону, Ваш скот могут конфисковать, и Вы не увидите его, пока дело не решится. А кто знает, как оно может решиться?
Что можно было возразить на это? Так что день для Маккензи начался неудачно, но дальше пошло еще хуже.
Когда Маккензи с мужчинами вернулись на «Лейзи Би», навстречу к ним выбежала Лу. Едва взглянув на нее, Маккензи перепугалась до смерти – на Лу лица не было.
– Слава богу, вы вернулись! – закричала Лу. – Фрэнки пропала! Ковбои ищут ее повсюду, но пока, – голос ее задрожал, – никаких результатов.
Испуг Маккензи перерос в панику.
– Что значит – Фрэнки пропала? Как она могла пропасть?
– Она хотела покататься на своей лошадке… Лита присматривала за ней, она подумала, что Фрэнки в штольне… Ой, Маккензи! Я не могу поверить в то, что случилось! Сначала я подумала, что она играет возле дороги или где-то на пастбище, но прошло уже полтора часа с тех пор, как она исчезла!
На пастбище Фрэнки могла попасть ногой в норку суслика, в канаву, провалиться в болото. Там были змеи, кактусы, бродячие апачи и бездна других опасностей для такой маленькой девочки. Вдобавок ко всему, где-то за горами гремел гром и сверкала молния, скоро мог начаться проливной дождь, град, страшная гроза, хлынут такие потоки воды, что канавы превратятся в маленькие, озера. Фрэнки могла просто заблудиться, а в этой огромной долине они могут никогда не найти ее. Может, она сейчас где-нибудь плачет от боли или от испуга.
Нервы Маккензи были на пределе. Нужно было немедленно что-то предпринять, а она не могла сдвинуться с места. У нее сдавило горло, что она с трудом могла дышать, и вдруг прозвучал уверенный голос:
– Мы найдем ее, Мак.
Кэл по-прежнему сидел в повозке рядом с ней, на лице его была непроницаемая маска, но в голубых глазах горел такой огонь, что Маккензи немного успокоилась. Впервые с тех пор, как Калифорния Смит вернулся на ранчо, она могла сказать с уверенностью, что рада его присутствию.
ГЛАВА XI
Они обнаружили Голди на берегу реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44


А-П

П-Я