Он имеет способность срывать с людей маски и обнажать их чувства, хотя сам всегда прячется за непробиваемым покровом, как черепаха под панцирем. Шесть лет назад ее не волновала его способность читать чужие мысли, но теперь это пугало ее. Она не хотела задумываться над тем, кого боится или ненавидит, не хотела думать и о событиях того ужасного дня шестилетней давности. Она уже как-то успокоилась, хранила воспоминания о том кошмаре глубоко в душе, свыклась с ними. Ворошить прошлое, вызывая снова и снова вопросы и сомнения, все равно что поднимать ил со дна пруда – то, что раньше было ясно, опять становилось сплошной неразберихой.
Кэл скрылся в конюшне. Маккензи пошла дальше, не сказав ни слова. Вдруг с площадки для выгула лошадей послышался звонкий голосок, и у Маккензи все внутри похолодело от страха.
– Мама! – кричала Фрэнки. – Ты знаешь, у Дейзи будут маленькие поросятки! Бабушка сказала, что из-за этого она стала такой толстой и сердитой!
Дочка бросилась к Маккензи, и косички запрыгали в веселом танце за ее спиной. В одной руке она держала лохматую куклу.
– Мамочка, я уже больше не чихаю, – сказала она, глядя в сердитое лицо матери. – Мне теперь не нужно сидеть дома!
Этот кошмар довершился мягким шорохом мокасин. Кэл шел к ним и улыбался Фрэнки. Выражение его лица сразу изменилось, и Маккензи заметила, что в глазах цвета неба загорелись огоньки.
– Меня зовут Франциска София Батлер, – сказала Фрэнки, стараясь выглядеть, как взрослая, – а Вы, наверное, тот мистер Смит, который постоянно сводит с ума мою маму?
– Да, это я, – подтвердил Кэл, улыбаясь девочке.
– Фрэнки, иди домой, – произнесла Маккензи.
– Я уже просидела дома целую вечность! – заспорила Фрэнки.
– Фрэнки! – позвали из дома, и у калитки появилась Лу.
– О, боже! – воскликнула она.
– Я ходила в штольню за своей куклой, – объяснила девочка, не понимая, что испугало бабушку.
– Хорошо, малышка, а теперь ступай, – Маккензи почувствовала, что больше не в состоянии выносить всевидящий взгляд Кэла.
Но Фрэнки уходить не торопилась, она с большим интересом рассматривала Кэла. Лу молчала. Все словно оцепенели, наблюдая, как Кэл и девочка изучают друг друга.
В конце концов Кэл оторвал взгляд от ребенка и повернулся к Маккензи, на его губах играла странная улыбка.
– Я насчет того, чего на свете не бывает, Мак. Что бы ни произошло с нами шесть лет назад, результат получился интересный!
ГЛАВА V
– Мне уже пять лет, – гордо объявила Фрэнки возвышавшемуся перед ней человеку.
Он совсем не был похож на волка, переодетого овечкой, как рассказывала о нем мама. Фрэнки видела волка на картинке в книжке, и этот человек точно не был похож на него – никаких торчащих ушей, никакой шерсти, ни длинной морды, ни свисающего языка. И на нем не было надето ничего, напоминающего овечью шкуру. Наверное, мама просто шутила. А когда мама думала, что Фрэнки не слышит, она называла его еще какими-то словами, только девочка не поняла их. Не поняла она и того, почему мама считала его таким плохим; с виду он был вполне хорошим. И у него такие же золотистые волосы, как у нее самой.
– Мне уже пять, – повторила Фрэнки, потому что подумала, что человек не слышал.
Он смотрел на нее так, будто она сказала что-то удивительное. Хотя Фрэнки и сама считала, что это очень здорово, что ей уже исполнилось пять, все же странно было видеть, что это известие могло так поразить взрослого человека. Чтобы быть до конца уверенной в том, что ее поняли, Фрэнки показала пять пухленьких пальчиков.
– Пять, – снова повторила она, – и скоро у меня будет свой собственный пони.
Высокий человек улыбнулся – будто солнечный луч скользнул по лицу. Он присел на корточки, чтобы быть на одном уровне с девочкой.
Фрэнки понравилось его лицо: у него были блестящие белые зубы, а не черные как у некоторых ковбоев; к тому же, дыхание его было свежим, без всяких дурных запахов.
– У такой прекрасной девочки должен появиться свой пони, – сказал он.
Фрэнки была с этим полностью согласна. Она хотела, чтобы человек сказал об этом ее маме.
– А у тебя был пони, когда тебе было пять лет?
– О, да. Он был черный с белыми носочками на ногах и мог целыми днями носиться, как ветер.
– У меня есть кукла с белыми носочками, – важно сказала Фрэнки и показала грязную лохматую куклу, зажатую в руке. – Я забыла ее в дедушкиной штольне и искала целую неделю, потому что мне пришлось сидеть дома – я чихала. Но я уже больше не чихаю и поэтому пошла за ней сегодня. А потом я захотела посмотреть на свинок. Ты знаешь, что у Дейзи будут маленькие поросятки?
Он улыбнулся. Похоже, что ему было интересно, и девочка продолжила:
– Ты хочешь посмотреть штольню моего дедушки? Там прохладно и хорошо. Мама говорит, что мне можно играть там, если я не буду заходить туда, где темно или грязно. Эта штольня проходит сквозь гору!
Все мысли и чувства Кэла были прикованы к Фрэнки. В зеленых глазах девочки он узнавал Маккензи, у малышки были те же разлетающиеся красивые брови, тот же упрямый подбородок. А ямочки на обеих щечках она унаследовала от него так же, как и золото волос.
– Когда-нибудь и я хочу побывать в штольне твоего дедушки.
Если бы Кэлу понадобилась еще какая-то причина, чтобы остаться на «Лейзи Би», то она стояла перед ним. Судьба распорядилась так, что совершенно одинокий человек, каким он был еще минуту назад, неожиданно получил дочку с золотыми волосами и ямочками на щеках, ребенка с живыми умненькими глазками и, судя по озорной улыбке, не простым характером. Она существует уже пять лет, а он ничего не знал о ней! Как бы ему хотелось видеть ее воркующим младенцем, слышать ее первые слова, видеть первые шаги! Кэл погрузился в грустные размышления. Оказалось, он потерял гораздо больше, чем думал, когда повернулся спиной к ранчо, оставив позади любовь и проклятия Маккензи. Фрэнки коснулась рукава рубашки Кэла.
– Мы могли бы сейчас пойти в штольню, – предложила девочка и с надеждой повернулась к матери, – хорошо, мама?
– Нет.
Кэл слышал напряженность в голосе Маккензи, к которой добавилось беспокойство, вызванное его странной улыбкой. Ее глаза потемнели от гнева, но можно ли было сравнивать ее гнев с той бурей, что бушевала в душе Кэла.
Маккензи не собиралась сообщать ему о дочери!
Она нервно сжала пальцы.
– Фрэнки, иди с бабушкой в дом. Мы скоро будем обедать.
– И мне опять придется сидеть дома?
– Нет, – мягко ответила Маккензи, – тебе больше не надо сидеть взаперти.
– Здорово! – сразу повеселевшая Фрэнки продемонстрировала Кэлу ямочки на щечках. – На обед у нас будет что-то вкусное! Ты будешь обедать с нами?
– Фрэнки, – поспешила объяснить Маккензи, – мы наняли мистера Смита для того, чтобы он работал. Он ест вместе с другими ковбоями.
Фрэнки важно взглянула на Кэла, и он почувствовал, что между ними протянулась какая-то нить, хотя девочка и не понимала, что их связывает. Он далеко не простой работник и для Фрэнки, и для Маккензи, и рано или поздно он заставит Маккензи признаться в этом.
– Пошли, Фрэнки, – Лу взяла девочку за руку и ласково подтолкнула к дому.
Кэл медленно выпрямился, не в состоянии оторвать глаз от подпрыгивающего возле Лу ребенка. Лишь когда обе скрылись в доме, он встретился с холодным взглядом Маккензи.
– Держись от нее подальше, – предупредила она.
– Ни в коем случае, Мак, она – моя дочь.
– Она не твоя дочь! – заявила Маккензи. – Ты мог зачать ее – как животное, повинуясь слепому инстинкту; но ты не был ее отцом и не будешь. Ты останешься здесь до тех пор, пока Джефф Морган сможет снова сесть в седло.
Легок на помине, из дома управляющего вышел Джефф и заковылял к ним на своих костылях.
– Маккензи, Лу сказала, что здесь что-то произошло…
Он перевел взгляд на Кэла и замолчал. Маккензи приветливо посмотрела на Моргана и вздохнула с явным облегчением.
– Что сказал доктор о том, когда ты сможешь сесть на коня?
– Черт побери, Маккензи, – Джефф враждебно сверкнул глазами в сторону Кэла, – если потребуется, я сегодня же буду в седле!
Кэл не обратил никакого внимания на его присутствие.
– Что думает Фрэнки о том, кто ее отец?
– Отец Фрэнки умер, – ответила Маккензи, – так считает не только она. Он на самом деле умер.
Кэл сверлил ее взглядом до тех пор, пока Маккензи не начала терять самообладание, а щеки ее запылали. Морган прервал неловкое молчание.
– Маккензи, позволь мне…
– Я сама позабочусь об этом, Джефф. Нет, пожалуй, останься, – велела она после того, как Морган отвернулся с оскорбленным видом и собрался уходить. – Я хочу поговорить с тобой.
Маккензи смотрела на Кэла глазами, умоляющими понять ее.
– И ты думаешь, что я смогу сказать ей правду? Кэл едва взглянул на нее.
– Что я могу сказать ей? «Фрэнки, познакомься со своим отцом. Он пробудет здесь несколько недель, может быть, месяц. И потом ты его никогда больше не увидишь». Как ты думаешь, что она почувствует?
– Это ты считаешь, что она больше никогда меня не увидит.
– Не увидит. Ты бросил Фрэнки и все остальное на этом ранчо, когда ушел. Кэл, ты же знаешь, что если бы я и не выгнала тебя с ранчо, ты бы все равно не остался. Ты же сказал еще до того, что уйдешь, и что для меня нет места в твоей жизни.
– Я сказал совсем не это. Я говорил, что не смогу жить так, как захочешь ты, и дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Ты заняла свое место в моей жизни с первой минуты, как я тебя увидел.
Маккензи глубоко вздохнула, изо всех сил стараясь справиться с эмоциями.
– Кэл, для тебя нет места в жизни Фрэнки. Нет сейчас, не будет и потом. Оставь ее в покое.
– Нет, Маккензи. Я не скажу ей правду, по крайней мере, сейчас, но я не смогу оставить ее в покое.
– Тогда я огражу ее от тебя. Я спрячу ее!
– Мне кажется, это все равно, что пробовать остановить начавшийся в горах обвал, – он улыбнулся, – я ей понравился.
– Фрэнки нравятся все. Не думай, что ты какой-то особенный.
Кэл понял, что Маккензи ненавидит его так же сильно, как когда-то любила. Она была очень похожа на ту дикую кобылицу – осторожная, фыркающая и резкая, как уксус. Но, как у кобылицы, у нее тоже есть сердце, которое при умелом обращении может оттаять.
– Я не собираюсь отбирать ее у тебя, Мак. Маккензи вспыхнула от бешенства при одной только мысли об этом.
– Да, черт возьми, ты не отберешь ее у меня! Если я увижу, что ты хотя бы просто здороваешься с Фрэнки, я отправлю тебя отсюда так быстро, как…
– Если ты уволишь меня, это не поможет. Я не уйду.
Едва Маккензи открыла рот, чтобы возразить, Кэл перебил:
– Мак, не пытайся проверять, кто из нас имеет большую власть над ковбоями, ты можешь проиграть.
Джефф Морган выдвинулся вперед на своих костылях.
– Убирайся с этого ранчо, ублюдок!
Ты сейчас говоришь от имени Маккензи?
– Оставаться там, где ты никому не нужен, вредно для здоровья, Смит.
Кэл улыбнулся. Джефф Морган был весь, как на ладони. Удивительно, как Маккензи не понимала, чего он добивается.
– Морган, не стоит затевать драку, когда стоишь на костылях – или ты думаешь, что так безопаснее?
Джефф со своими костылями бросился вперед.
– Я заставлю тебя взять свои слова обратно! Маккензи схватила Моргана за руку.
– Не глупи! Я же сказала, что сама справлюсь.
– Я перенесу свои вещи в дом управляющего, – заявил Кэл. – Найди себе другое жилье, Морган.
Он увидел, как в глазах Маккензи зажегся упрямый огонь, как много лет назад, когда она объявила, что выйдет за него замуж без согласия своего отца и даже без его собственного согласия – Кэл вспомнил об этом со странным удивлением. А теперь Маккензи так же страстно желает от него избавиться, как когда-то хотела соединиться.
«Начинается интересное сражение, – подумал Кэл, – не имеющее никакого отношения к Натану Кроссби».
– Увидимся позже, Мак!
Маккензи молча смотрела, как он направился к конюшне, а его мерин послушно поплелся следом. Она вспомнила, как он ответил на вопрос, зачем сюда вернулся – каждый человек должен решить, чего хочет в жизни, и добиваться этого всеми силами. Маккензи боялась, что Кэл наконец-то нашел то, чего искал.
Джефф отбросил руку Маккензи и взглянул на нее с оскорбленным видом.
– И ты позволишь ему так просто уйти?!
– Не волнуйся, Джефф. Ты сможешь жить в доме для гостей, пока он не уедет. Я попрошу Кармелиту перенести твои вещи. Это долго не продлится.
Маккензи направилась в дом, Джефф сердито заковылял за ней. Он прошел в прихожую, затем протиснулся в кабинет.
– Маккензи! Черт побери, я не могу этого так оставить! Смита следовало повесить еще шесть лет назад. А в тот день, когда он снова осмелился появиться на ранчо, его надо было пристрелить. Неужели ты позволишь этому ублюдку остаться? После того, что он сделал!
– А что он сделал?! – рявкнула Маккензи.
Она открыла расходную книгу, затем захлопнула ее. Надоело выслушивать от всех поучения – что ей следует и не следует делать, чему нужно и чему не нужно верить. Все ее мысли до того перевернулись и перепутались, что в конце концов она поняла только одно: несмотря на всю горечь и ненависть все эти годы она ждала, что Кэл придет и скажет, что все было не так, что он не принимал участия в убийстве Фрэнка Батлера. Теперь он сказал это, и слова его звучали, как чистая правда. Он не сказал именно то, что ей хотелось услышать, и может быть потому она и поверила Кэлу. И вера эта становилась сильней и сильней, а когда Маккензи услышала Джеффа, она уже ни в чем не сомневалась.
– А что сделал Кэл? Ты – единственный человек, обвинивший его в том, что он послал того апача из конюшни убить отца. Разве ты в самом деле можешь отличить одного апача от другого? Ты что, мог проследить весь его путь от конюшни до места, где застрелили отца?
Джефф покраснел.
– Все равно я уверен, что это спланировал Калифорния Смит. Маккензи, он такой же индеец, как любой другой, живущий в резервации. Его вырастили апачи, и он мыслит так, как они. Ты думаешь, убийство Фрэнка Батлера сразу после того, как он уволил Смита, случайность, простое совпадение?
В дверях показалась Лу.
– Вы так кричите, что слышно даже на кухне, – сказала она и хмуро посмотрела на Джеффа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44