– Зачем?– Я найду его и изобью до полусмерти.– Он просто мужчина, – засмеялась Синтия.Как она могла смеяться, когда у него сердце разрывалось на части.– За это не наказывают.– Мужчина? – прорычал Ник. – Он вел себя как животное!– Он взял лишь то, что…– Ты считаешь, я когда-нибудь поступлю так с тобой? Или с кем-то другим?– Нет, – она посмотрела ему прямо в глаза, – только не ты.– Какой мужчина причинит боль женщине таким способом? Ты, должно быть, была в ужасе от случившегося.На этот раз в ее глазах блеснули слезы, и Ланкастер почувствовал такой приступ гнева в душе, что сам испугался. Он легко мог бы убить этого Джеймса.– Не плачь, Син.– Прости, – прошептала она, уткнувшись ему в шею. – Мне не следовало рассказывать об этом.– Ш-ш, успокойся.– Лучше бы это был ты. Ты просто великолепен. Это было прекрасно.Прекрасно? Он крепче сжал ее в своих объятиях и попытался успокоить свое разгневанное сердце. Прекрасно. Ему следовало убить этого подонка.Но, несмотря на всю свою злость, ему хотелось, чтобы она повторяла это снова и снова: «Ты был великолепен», «Это было прекрасно».Возможно, с Синтией все так и было.– Ник?– Да?Она подняла голову и посмотрела на него:– А почему ты не захотел, чтобы я прикоснулась к тебе?Ланкастеру показалось, что в комнате не стало воздуха. Ему в голову пришла запоздалая мысль, что настоящее единение создает проблемы. Друг всегда заметит то, чего не заметит незнакомый человек.«Почему ты не захотел, чтобы я прикоснулась к тебе?» Что он мог на это ответить? Он мог только солгать ей. Он привык лгать, но губы все равно не слушались его.– Не понимаю, о чем ты?– Я хотела прикоснуться к тебе так, как ты прикасался ко мне.– Мужчин не волнует такое внимание, – с трудом ответил Ланкастер.Он надеялся на ее неопытность, но Синтия усмехнулась:– Что ты сказал? Насколько я знаю, мужчинам нравится любое проявление внимания, какое только можно получить. И тебе тоже. Ты в детстве привык сидеть у ног матери и читать, а она тем временем гладила твои волосы.– Я был ребенком, – пробормотал Ник, но это была правда. – А мужчины не… нуждаются в таком внимании.– Ты уверен?Она с сомнением посмотрела на него.– Думаю, я бы знал.– Тогда нам предстоит над этим поработать, – фыркнула Синтия. – Я сгораю от желания приласкать тебя немножко.– Ты мне льстишь.Николас рассмеялся каким-то заученным смехом. Этот смех звучал как настоящий, потому что он смеялся так почти десять лет.– Но ласки придется оставить мне.– Посмотрим, – загадочно ответила Синтия. Она задумалась на мгновение, и Ланкастер приготовился к дальнейшим тычкам и уколам, но она удивила его.– Ну, а как у тебя все было в первый раз? Думаю, восхитительно.– Э-э…Господи, у женщин необыкновенный дар заводить разговоры на неудобные темы.– Я много лет слышала разговоры деревенских парней на эту тему. Так что, полагаю, ничего нового, чего бы я не слышала раньше.– Я… Поскольку твой первый любовник был в лучшем случае жалким неудачником, считаю своим долгом объяснить, что удовольствие, получаемое во время занятий любовью, лучше всего подкрепляется спокойными размышлениями или даже сном.– Но сейчас середина дня.– Тебе совсем не хочется спать?– Нет, – выдохнула Синтия, зарывшись носом ему в грудь и глубоко вздохнув.Он был обманщиком. Он ничего не знал о том, как вести себя после занятий любовью, потому что всегда просто натягивал одежду и уходил. Ни после того, как это случилось у него впервые, ни потом не было никаких сладких нашептываний на ухо и жарких объятий. До сих пор.Вдохнув запах ее волос, Ланкастер немного расслабился и почувствовал, как прижимается к его обнаженному телу ее тело. Как им тепло вместе. Она коленом коснулась его бедра.Он чувствовал запах ее кожи, ощущал рядом всю ее: от кончиков пальцев до макушки. Ее дыхание щекотало ему грудь. Он слышал биение ее сердца.Ланкастер закрыл глаза.– Все было как-то неуклюже, – тихо сказал он, а Синтия тихо лежала рядом. – Волнующе и пугающе одновременно. И мне хочется… Лучше бы это была ты. Глава 14 – Он очень странный парень, – сказал старый лодочник и даже немного высунул язык, обдумывая свои слова. – Необычный.– А чем он необычен? – Ланкастер постарался скрыть свое разочарование.Похоже, все вокруг были едины в том, что Брэм – странный человек, но никто не мог объяснить почему.– Насколько я могу судить, у него нет души, – предположил старик, пожимая плечами, как будто это было самое обыкновенное наблюдение.– Нет души, – бесцветным голосом повторил Ланкастер.Старый лодочник утвердительно кивнул.– И вы говорите, что он бывал здесь.Крошечный постоялый двор утонул в торфяном дыму и до стропил был набит рыболовными сетями. Вряд ли это место подходило для графской прислуги.– Да, очень часто. И три дня назад заходил промочить горло.– Что он ищет? – спросил Ланкастер, хотя уже понимал, что ответ будет туманным.– Не знаю, он никогда слова не скажет.– Ну, хорошо. – Николас хлопнул шляпой по колену. – Спасибо, что уделили время.Ланкастер надел шляпу и осмотрелся вокруг, желая убедиться, что никого нового на постоялом дворе не появилось, но на него смотрели все те же пять человек. Он поднял руку, прощаясь с ними, и вышел на улицу.Если он правильно помнил, а он не был в этом уверен, до земли Ричмонда было пять часов хорошей езды в экипаже. Чуть меньше, если ехать верхом. Возможно, Брэм приезжал каждые несколько дней и сразу же возвращался домой.Несмотря на дождь, Ланкастер не стал садиться в экипаж и направился к узкой улочке, где жила семья Адама. Вчера мать мальчика была взволнована визитом виконта и напугана тем, что ее сыну предстоит жить в доме, населенном духами. Она и соглашаться не хотела, и отказать не могла. Ник чувствовал вину за причиненное неудобство, поэтому бодро шагал под дождем, чтобы пожелать доброго дня женщине и сообщить, что ее сын прекрасно устроился.После этого он зашел к миссис Пейнтер проведать миссис Пелл, но, когда дождь ненадолго прекратился, она, оказывается, отправилась домой. Оставалось надеяться, что она уже на месте и усердно трудится над мясным рагу к сегодняшнему ужину.Николас, чувствуя себя немного потерянным, прежде чем сесть в экипаж, оглянулся на дорогу. Все это время он почти не переставая думал о Синтии.В тот момент, когда они с Синтией остались наедине в маленькой комнате, ему казалось совершенно естественным заняться с ней любовью. Она с радостью отдалась ему. И он с легким сердцем принял ее дар.Но теперь он дрогнул. Что же он сделал? Он не может жениться на ней, но теперь не жениться невозможно. Она может быть беременна, хоть он и принял меры предосторожности. Она была такой красивой, соблазнительной и пылкой. И такой знакомой, несмотря на новизну его физического влечения.Ланкастер в задумчивости потер лоб. Нет, ему не следовало заниматься с ней любовью. И все же мысль о том, чтобы отказаться от этого, острым кинжалом пронзила его сердце.Еще тяжелее было от мысли расстаться с ней, когда это приключение закончится.Он не мог жениться на ней, но и не жениться не мог.В висках качала пульсировать, боль. Скоро, они приедут в Кантри-Мэнор. Нужно придумать, что сказать Синтии. Хорошая мысль – сказать, что они не могут больше этим заниматься. И что потом?Эта мысль вызвала новый приступ боли.– Джеймссон! – окликнул Ник кучера, стукнув кулаком по крыше экипажа. Открылось небольшое окошко. – Отвези меня в Оук-Холл.Ответ Джеймссона унес ветер, но окошко закрылось.Ланкастер не поедет домой – он хочет задать несколько вопросов мистеру Камбертсону. Узнать подробности про тот долг и про таинственные появления Брэма. Если он задержится там подольше, может быть, ему придет в голову мысль о том, как быть с Синтией Мерриторт. Сейчас он думал только о том, как решить ее проблемы.Брэм оставался тайной. Его личность, его местонахождение, его намерения. Может, Ланкастеру следует просто убить его. Синтия сказала, что он не причинял ей боли, но он допустил, чтобы ей сделали больно. Он стоял рядом и наблюдал, как на нее нападает монстр.Кроме того, Николас запланировал убить Ричмонда. А еще было это животное, Джеймс. Три убийства. Это переходит все границы. Скорее всего, Синтия не оценит эту коллекцию трупов.Может быть, Брэм заслуживает не убийства, а лишь хорошей взбучки. Остаются два убийства. Два – это справедливое число? Зверь, прятавшийся в нем глубоко внутри, похоже, остался доволен.Спустя пять минут Ник постучал в дверь Оук-Холла, и она моментально открылась перед ним.– Бы получили мое письмо?Ланкастер с удивлением смотрел на Камбертсона, который уцепился рукой за ручку двери и не отпускал ее. Куда же делся немощный старый лакей?– Проходите, проходите, – бормотал Камбертсон, махая рукой.– О каком письме вы говорите?– Я отправил вам письмо с этой ненормальной служанкой. Разве вы его не получили? Господи, сколько же испытаний может выпасть на долю одного человека?Ланкастер внимательно посмотрел на отчима Синтии и молча последовал за ним по коридору в запущенный кабинет. За дверью кабинета спал в кресле дряхлый лакей.– Брэм опять приходил, – рявкнул Камбертсон, обойдя стол и плюхнувшись в кресло.– Сегодня?– Нет, вчера днем. Напомнил мне только, что лорд Ричмонд хочет знать, когда моя Мэри вернется. Больше ничего. Я ответил, что это не имеет значения. Девочке только тринадцать лет!– И зачем вы мне это рассказываете?– Вы единственный человек в округе, который может меня понять.– Я? – Ланкастер раздраженно покачал головой. – Что я должен понять?– Каково жить под таким давлением. Жить со всеми долгами, без надежды на будущее.Ланкастеру хотелось плюнуть в лицо этому человеку и заорать, что между ними нет ничего общего. Но он только поправил манжеты и смотрел на пятно, образовавшееся на пыльной поверхности стола.– Я знаю, вы считаете, что я неправильно поступил с Синтией, но я хотел, чтобы она удачно вышла замуж. В конце концов, ее отец был благородным человеком. Ей нельзя выходить замуж за человека более низкого происхождения. Я делал все возможное, чтобы чтить его имя.– Сколько вы должны Ричмонду?– Тринадцать тысяч, – пробормотал Камбертсон.Тринадцать тысяч фунтов. Это немного. Это не стоило жизни молодой девушки. И уж точно не стоит жизни двоих. Но на этих землях такой доход можно получить примерно за пять лет, при условии, что Камбертсон еще не распродал большую часть угодий.– И что вы собираетесь делать? – спросил Ланкастер.– Что я могу поделать? Однажды он уже пригрозил притащить меня в суд. Надо было либо отдать ему Синтию, либо продать землю. Без земли мы остались бы ни с чем.– А без Синтии у вас все было бы в порядке.– Конечно, все было быв порядке, – огрызнулся Камбертсон. – Она бы все равно рано или поздно вышла замуж. И без Мэри мы обойдёмся, если только я смогу убедить в этом свою жену.Удивительно, но в глазах этого человека, похоже, блеснули слезы. Но не исключено, что он больше печалился о долгах, чем о судьбе дочерей. Ланкастер понимал, как это ужасно – продавать свои земли, но если Камбертсон распродаст свою семью, кому он потом передаст землю?Если Николас уберет Ричмонда, вся ситуация может разрешиться. Разумеется, долг семьи останется и перейдет к наследнику.– Вы считаете, Брэм – наследник Ричмонда? – поинтересовался Ланкастер.– Возможно, – пожал плечами Камбертсон. – Ричмонд был трижды женат.– И овдовел.– Я никогда не слышал о наследнике, – продолжал Камбертсон, не обращая внимания на резкий тон гостя, – но понятно, что он родственник.– Вы можете разузнать поточнее?Ланкастеру не хотелось, чтобы судьба Синтии и ее сестры оказалась в руках человека, у которого нет души…– Знаете, он ведь спрашивал о вас, – опять пожал плечами Камбертсон.– Кто?– Брэм.А вот это уже вызывает беспокойство. У Брэма не было никаких причин интересоваться Кантри-Мэнором.– И что же он спрашивал?– Спрашивал, кто вы и почему вернулись.– И что вы ему рассказали?– Я ответил, что вы виконт и можете навещать свое имение в любое время, когда вам захочется. Я посчитал, вы скрываетесь от кредиторов.– Ну и правильно.Хорошая причина, чтобы пребывать на этом безлюдном побережье. Намного логичнее, чем компания с мертвой девушкой, которая на самом деле жива.– Итак, – отчим Синтии так громко прочищал горло, что Ланкастер вздрогнул от удивления, – вы сказали ей?– Я не понял, простите.– Вы передали привидению мои слова?Ланкастер видел, как он нервно потирает руки. Ему смешно было отвечать на этот вопрос, но Камбертсон был настроен серьезно.– В полночь в темной комнате я прокричал ваши слова, но не могу утверждать, было там в этот момент привидение или нет.– Оно не ответило вам?– Я почувствовал странное тепло во всем теле.– Правда? – удивленно поднял брови Камбертсон. – Доброжелательное отношение?– Точно.– Это хороший знак, – печально кивнул Камбертсон. – Может, она успокоится, если узнает, что я не сержусь на нее.Устав дурачить Камбертсона, Ланкастер сдвинулся на край стула.– Не знаете, Брэм все еще здесь?– Он сказал, что намерен объяснить мою позицию Ричмонду, поэтому, думаю, он отправился домой.– Напишите мне записку, если он появится опять. Я сам зайду. – У двери виконт остановился и посмотрел па старого лакея. – С ним все в порядке? Какой-то бледный у него вид.Камбертсон хмыкнул и махнул в сторону лакея рукой. Поэтому Ник понадеялся, что старик спит, но не печным сном.Завернув за угол коридора, Ланкастер остановился и повернулся к закрытой двери небольшой столовой, примыкавшей к кухне. Он толкнул дверь ладонью, и она распахнулась, открыв ему яркий квадрат портрета Синтии. Ему казалось, что теперь, когда он знает, кто его автор, портрет будет смотреться по-другому, но он показался ему еще прекраснее. На этот раз, глядя на упрямый подбородок и раскосые глаза, он почувствовал приятное спокойствие.Николас наклонился к портрету, чтобы рассмотреть подпись. Манро. Джеймс Манро.Подонок он, этот Манро. Но как художник, он сумел уловить эфемерное мерцание красоты Синтии. Ее блестящие глаза. И еще нечто, что определялось не красивой фигурой, а духом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32