– Здесь стоят даты, милорд.
Бумаги были переданы королю. В комнате установилась тишина, пока король просматривал документы. Де Ногаре, растерявшись в первую минуту, собрался с мыслями даже быстрее, чем Изабелла, лицо которой стало мертвенно-бледным.
– Видимо, – начал де Ногаре, – мои свидетели не проинформировали меня о недавних служебных обязанностях обвиняемого, – Гюлимай уже полностью обрел контроль над собой, – но, даже если учитывать только что сказанное, все равно, не может быть сомнений в том, что шевалье де Фонтен в полной мере владел информацией о преступных событиях. Могу ли я напомнить почтенной аудитории, что нет более оскорбительного преступления, чем соблазн вассалом жены своего сюзерена. А если эта соблазненная женщина – член королевской семьи… Поэтому я считаю шевалье де Фонтена не менее виновным в преступных поступках, чем его друзей – братьев д'Олни.
Старый маршал вновь вскочил с места, стукнув кулаком по столу.
– А я считаю вас лжецом, мессир! Независимо от того, как умело вы громоздите одну ложь на другую!
Вкрадчивому голосу де Ногаре было далеко до возмущенного рева д'Орфевре. Король призвал всех к тишине, знаком подозвал инквизитора, и в ближайшем окружении короля началось обсуждение. Придворные старались говорить тихо, поэтому д'Орфевре лично не услышал ничего, о чем шептались король, де Ногаре и приближенные Его Величества. Мало того, что старый маршал сидел довольно далеко от короля, так был еще и немного глуховат – последствия контузии во время одного из боев. Но стоящий рядом молодой слуга обладал довольно неплохим слухом и передавал старому маршалу обрывки разговора.
Наконец совещание закончилось. Де Ногаре вернулся на свое место и приказал секретарям внести необходимые изменения в бумаги.
Теперь перед судом должны были предстать Николетт, Жанна и Бланш. Всю первую часть заседания они простояли на коленях перед возвышением, слыша каждое слово. Женщины обменялись взглядами, полными тревоги и отчаяния. Николетт хотелось кричать, кричать о своей загубленной жизни. Как могло все это случиться с ней, Жанной и Бланш? Какое преступление они совершили? Есть ли грех в их невинном флирте? Да и вообще в любви? Трубадуры воспевают любовь к прекрасным дамам, поэты слагают стихи. Возможно, их бунт был неумелым, возмущение – детским, пьесы – слишком обидны для двора… Но при чем здесь измена? Она невиновна. Возможно, Жанна и Бланш вели себя более легкомысленно, но Николетт ничего об этом не знала. И в глубине сердца верила, что такого быть не могло. Так же, как и она сама, ее невестки – жертвы хитрых сетей, раскинутых Изабеллой.
Раздался визгливый голос мужа Николетт:
– Пусть она умрет! – этот голос звучал громче, чем возмущенный ропот его братьев. У Николетт окончательно упало сердце. – Она запятнала мою честь! Она – шлюха и заслуживает смерти!
Николетт и не ожидала иного от своего жадного и жестокого мужа. Крики Луи напомнили ей об их брачной ночи, и Николетт вновь испытала ужас и отвращение.
– Смертный приговор требует очень серьезного разбирательства, – сказал епископ д'Энбо. Шарль, самый младший сын короля, муж Бланш, быстро согласился. Он был слишком молод, напуган. Его брат Филипп, супруг Жанны – несколькими годами старше – поддержал Шарля.
– Вы не бережете свою честь, братья! – вновь закричал Луи. – Наши жены предали нас! Вся Франция смеется! Они – шлюхи и заслуживают костра!
Слова Луи падали на Николетт, словно удары молота. Слезы заструились по щекам. Она начала молиться. Поскольку Николетт отказалась покаяться в грехах, ее лишили покровительства церкви. Но разве это имеет значение, если для нее ад наступил уже на земле? Николетт погрузилась в молитву.
– Благородно, очень благородно, когда ценят честь, Луи, – раздался голос Изабеллы. – Но нужно быть благоразумным. Если твою жену отправят на костер, ты потеряешь ее приданое, доходы с владений леди Бургундской.
Братья короля поддержали Изабеллу. Громче всех – монсеньор де Валуа, который уже просчитал многое: если жен не казнят, а отправят по тюрьмам, королевские сыновья не смогут зачать законных наследников. И тогда трон, о котором мечтал монсеньор, завоевать будет легче.
– Потеря значительных доходов – катастрофа для нашей казны, – внес свой голос де Мариньи. Он предложил заточить принцесс в монастырь до тех пор, пока дело не уляжется.
Но Изабелле эта мысль не показалась приемлемой.
– Монастырь – слишком мягкое наказание.
Луи, все еще пытающийся в самых резких выражениях обвинить свою жену, неожиданно закашлялся. Де Ногаре воспользовался этим моментом.
– Нужно заточить их в крепостных замках. И пусть они останутся узницами до тех пор, пока не смилостивится Господь.
– Да, – согласилась Изабелла. – Они согрешили, и никогда больше не должны пятнать королевскую честь!
– Нет! – воскликнул Луи. – Я отомщу!
– Успокойся, Луи, – приказал король. – Научись держать себя в руках. Мало кто будет уважать принца, не способного удержать в руках себя или свою жену. Ты был глупым мужем. По крайней мере сейчас веди себя разумно.
Де Ногаре ждал окончательного решения короля. Епископ, который побледнел при мысли, что ему придется поставить подпись под смертным приговором трем королевским невесткам, горячо поддержал предложение о заточении.
– Пусть будет так! – провозгласил король.
Де Ногаре начал диктовать секретарям, словно боясь, что король изменит свое решение. Те быстро схватились за перья. Скрип перьев по пергаменту походил на рассерженное жужжание пчел.
Наконец инквизитор взял пергамент и, откашлявшись, начал читать:
– Братья Готье и Пьер д'Олни, полностью признавшиеся в преступлении против чести и власти их сюзерена, приговариваются к сдиранию кожи, четвертованию и повешению останков на всеобщее обозрение. Приговор будет приведен в исполнение завтра на рассвете.
Лэр де Фонтен ничего другого и не ожидал, но все же его сердце словно пронзили кинжалом, когда он услышал ужасный приговор.
Ни Готье, ни Пьер ничем не выдали, что услышали слова де Ногаре. Их души уже покинули этот мир.
Лэр ожидал услышать и свое имя, но оно пока не прозвучало. Какое же наказание придумал для него Ногаре? То, что из цепких лап инквизитора ему не уйти, Лэр не сомневался. Он глянул туда, где сидел дядя. Их глаза встретились, и во взгляде старого маршала де Фонтен прочел покорность судьбе, словно д'Орфевре хотел сказать: «Я сделал все, что мог».
Де Ногаре продолжил:
– Леди Жанна и Бланш, позорно запятнавшие честь мужей, навлекшие позор на королевскую семью, приговариваются к тюремному заключению без всяких удобств в замке-крепости Дордон и там будут пребывать до тех пор, пока им не придет время предстать перед судом божьим.
Молодые женщины зарыдали. Жанна упала без чувств на пол. Николетт повернулась к ней, но в это время услышала свое имя, произнесенное де Ногаре. Сердце остановилось…
– Леди Николетт Бургундская и Наваррская, содействовавшая величайшим преступлениям своих невесток, навлекшая позор на своего мужа и всю королевскую семью, приговаривается к тюремному заключению без всяких удобств. Не покаявшаяся в грехах, она лишается утешения и милости Святой Церкви. Леди Николетт будет заключена в крепостном замке Гайяр и останется там до тех пор, пока Господь не снизойдет к ней.
Николетт дотянулась до Жанны, решив, что бесполезно рыдать и громко протестовать. Они осуждены. Перед ней, как откровение, вспыхнула ужасная картина будущего. «Они отошлют нас, чтобы спокойно умертвить. Ведь только наша смерть дает возможность сыновьям короля стать свободными, чтобы взять других жен».
Де Ногаре продолжал читать:
– Шевалье Лэр де Фонтен за его молчание, касающееся преступлений Готье и Пьера д'Олни, за соучастие и преступное согласие будет отстранен от двора, направлен комендантом в Гайяр и останется там в качестве тюремщика леди Николетт столь долго, сколь будет угодно Богу и королю. Таков приговор Его Величества короля Франции Филиппа Четвертого, нашего августейшего, могущественного и любимого монарха.
Все было кончено. Король поднялся со стула. Маршал д'Орферве печально покачал головой. Он утешал себя мыслью, что спас любимого племянника от ужасной смерти. Но вместо этого – пожизненное заключение. Глаза старого маршала остановились на де Ногаре. Как тот надувается от собственной значительности, тощие ноги сгибаются под двойным грузом собственного брюха и самомнения. «Придет день, – подумал старый маршал, – когда де Ногаре задохнется в своей паутине лжи и обмана. Придет день…» Маршал д'Орфевре поклялся, что сделает все возможное, чтобы ускорить его.
Зал опустел. Агнес де Маржиней бросилась к брату, но ее остановил один из королевских стражников.
– Никто не может разговаривать с пленником, – сказал он, преграждая путь. Жером схватил Агнес за руку.
– Благодари судьбу, что он будет жить. Но Агнес взглянула на Изабеллу, и ее глаза вспыхнули.
– Вот королева проституток, она во всем виновата, – процедила она сквозь зубы. – Она опозорила нашу семью и обрекла моего родного брата на жизнь хуже смерти. Она об этом пожалеет, я обещаю.
Лэр не видел сестру и ее мужа в толпе зрителей. Он двигался, как слепой, подталкиваемый вперед стражниками, не осмеливаясь верить тому, что слышали его уши. Он будет жить. Однако он ничего не чувствовал – ни облегчения, ни злобы, ни вины – пока еще, до поры.
Изабелла плелась за братьями. Одетая, как обычно, в красный бархат, с тонкой золотой короной на голове, она дважды останавливалась посмотреть, как уводили ее невесток. На губах застыла холодная улыбка. Она верховодила в делах братьев, добилась обвинения их жен, но оставался еще Лэр де Фонтен. Ее отец из-за слабости или из-за симпатии к своему старому другу, маршалу, пощадил шевалье. Пока Лэр де Фонтен жив, он представляет опасность.
Рауль де Конше шел рядом с Изабеллой, нетерпеливо теребя пальцами перчатки для верховой езды, засунутые за пояс. Он также был одет в бархат, и его черные волосы блестели, напомаженные душистым маслом.
– Ты должна быть довольна. Все произошло так, как ты планировала, – тихо прошептал он.
Изабелла окинула его холодным взглядом.
– Я хочу, чтобы он умер. Слышишь?
– Де Фонтен? Какое зло он может причинить в Гайяре? Он будет в трех сутках езды от Парижа без права возвращения. Изгнанник. То, что король легко согласился на заточение Николетт Бургундской в Гайяре, уже хорошо.
– Я хочу, чтобы он умер, – фыркнула в ответ Изабелла. Она глянула через плечо на инквизитора, который собирал документы. Все еще говоря очень тихо, она приказала: – В течение часа приведи Ногаре ко мне.
Позднее, в этот же день, после встречи с Ногаре, Изабелла вышагивала по крытой галерее. Шлейф ее платья шуршал по осенним листьям, устилавшим камни. Отсюда она увидела Рауля де Конше и облеченного его доверием рыцаря по имени Симон Карл. Мужчины о чем-то беседовали. С ними был третий, крепко сложенный молодец с длинным крючковатым носом. Этот человек стоял чуть в стороне и молча слушал.
Изабелла посмотрела на них с удовлетворением. Лэр де Фонтен умрет. Вначале Ногаре противился этой идее, доказывая, что безвременная смерть только осложнит все дело. Инквизитор упрямо предостерегал: «Его дядя, старый д'Орфевре, всегда мутил воду, но король его любит. Нет, мне это не нравится». Но Изабелла была непреклонна. В конце концов Ногаре согласился, и теперь все пойдет так, как она задумала. Она избавилась от братьев д'Олни, и скоро избавится от де Фонтена. Он был последним из трех офицеров, верных телохранителей короля.
Ее раздражало, что де Фонтен избежал участи братьев д'Олни. Его она ненавидела особенно сильно. Изабелла была мстительной и никогда ничего не забывала. Лето в Уоллингфорде, когда де Фонтен, его дядя д'Орфевре и несколько французских рыцарей принимали участие в турнире близ Лондона. В восемнадцать лет де Фонтен, сражавшийся во Фландрии бок о бок со своим дядей, стал победителем, любимцем турнира. Казалось, без особых усилий он победил своего противника – ее любовника – сбросил его с лошади в пыль. Изабелла была оскорблена, особенно, когда де Фонтен подъехал к ней и в его глазах светилась насмешка, а с губ не сходила улыбка. Его облик выражал смелую удаль, чарующий вызов, и это привело Изабеллу в ярость.
Но сейчас у нее есть прекрасная возможность стать победительницей.
ГЛАВА 5
Несколько дней спустя в предрассветной темноте Лэр де Фонтен ехал по внутреннему двору дворца. С лица еще не спала опухоль, тело – в шрамах после пыток, сломанное ребро болело. Лэр ехал молча, но сердце было полно горечи. Прошлой ночью к нему прислали врача, который наложил несколько повязок, чтобы де Фонтен мог хотя бы передвигаться самостоятельно.
С правой стороны ехал Альбер Друэ, с левой – королевский сержант. Сзади следовали четырнадцать тяжело вооруженных всадников. Мелкий дождь струился по лицу, капли стекали по лошадиным крупам. Копыта глухо цокали по булыжникам, разбрызгивая лужи. На противоположной стороне двора распахнулась дверь, из нее выплеснулся свет факелов, рассеивая бледную мглу. Несколько темных силуэтов словно выплыли из-под арки. Лэр и его сопровождающие остановились. Стражник в темной одежде вывел вперед лошадь без седла.
После обмена документами из группы вытолкнули фигурку, грубо помогли занять место в седле.
Леди Бургундская и Наваррская покидала двор, одетая в шерстяные лохмотья грешницы, со связанными руками. Меньше года тому назад она приехала сюда, одетая в шелка, сверкая драгоценностями. Николетт не стала оглядываться…
Колокола Собора Парижской богоматери зазвонили заутреню, когда процессия проезжала под башнями дворцовых ворот. Где-то внизу, испещренная дождем, текла Сена.
По распоряжению короля женщин вывозили из города ночью. Жанну и Бланш увезли еще час назад. Из окошка подвала Николетт окликнула принцесс, но те не отозвались.
Несколько часов Лэр и его спутники ехали молча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35