лишь приземистая, крепкая кровать под пахнущим плесенью балдахином цвета шафрана, высокий сундук, обитый кожей табурет и длинная низкая изящная скамья со множеством кожаных подушек. Напротив нее располагалась открытая арка, ведущая в узкий коридорчик, в конце которого была гардеробная с туалетом, а по сторонам – несколько узких альковов для слуг, напоминающие монашеские кельи, где хватало места только для соломенного тюфяка.
Смыв с себя пыль и усталость долгого пути, Хью, его жена, оруженосец Мартин и Алиса проследовали в столовую, где за длинным столом их уже поджидали хозяин дома, его полная, пышущая здоровьем жена, ее незамужняя старшая сестра и еще несколько родственниц, а также двое младших сыновей сэра Уолтера, подростков двенадцати и четырнадцати лет, которые набросились на еду, как голодные волки.
Пища была простой, но обильной: пудинг, чечевичная каша, ржаной хлеб, сыр, пирожки с яблоками, и все это запивалось элем. Немереное количество вина, выпитого во время свадебного пира прошлой ночью, и как результат – похмелье, не окончательно выветрившееся за долгую дорогу, пробудили в Хью зверский аппетит, и он с удовольствием отдал должное провинциальному хлебосольству.
Санча сидела рядом со своим сильным широкоплечим молодым мужем. Она не слышала шума оживленного застолья, погруженная в мысли о событиях прошлой ночи и о том, что скоро снова останется наедине с Хью. Мысль о предстоящем не только внушала ужас, но и рождала в ее душе чувства, которых она никогда прежде не испытывала и которые не могла выразить словами. Она была в отчаянии и, вяло ковыряя вилкой в тарелке, съела лишь кусочек сыра да надкусила пирожок. Мягкий сыр и слишком сладкий пирожок застряли у нее в горле, заставив закашляться, и, хотя она не выносила вкуса эля, ей пришлось сделать несколько глотков.
Глядя на сэра Уолтера с его необъятным животом, тройным подбородком и круглыми розовыми щеками, трудно было поверить, что перед ними сидел строгий судейский чиновник, но из его рассказа следовало, что он является шерифом Редесдейлского графства.
– Я попал в плен в стычке с отрядом Хэмфри Дугласа, прозванного Черный Дуглас за его черные дела. Если б твой отец не отбил меня, моя голова наверняка украшала бы стены замка этого разбойника.
Сэр Уолтер многое мог поведать о Черном Дугласе, наемнике, известном своей жестокостью.
– Он служит всем, но верен только себе, – заметил сэр Уолтер и продолжал: – Край охвачен непрекращающейся борьбой. Противники совершают постоянные набеги друг на друга, и каждая из сторон, будь то англичане, шотландцы или алчные негодяи, подобные Черному Дугласу, которые не относят себя ни к англичанам, ни к шотландцам, живут по принципу «За одного нашего – трое врагов!».
Отвратительный край, где не имеют понятия ни о законах, ни о милосердии, дикий, с суровым климатом. Что до меня, то я буду счастливейшим из людей, когда смогу уехать отсюда на Юг, – признался сэр Уолтер.
Слуги бесшумно сновали вокруг стола; сэр Уолтер занимал гостей, рассказывая захватывающие истории.
– Собственные наши бароны не менее вероломны, – предупредил он. – Они так же не обременены совестью, как Черный Дуглас. Помяните мое слово, не миновать нам беды. Назревает гражданская война, и твой дорогой родитель, храни его Господь, окажется в самой гуще событий.
– Мой отец? – переспросил Хью, подумав, как мало он, в сущности, знает его.
– Да-да, твой отец. Он ведет опасную игру, обещая старому Нортумберленду одно, а Болинброку – другое. Это все равно что иметь двух любовниц сразу. В конце концов он предаст обоих. Не хотел бы я оказаться на его месте, когда это произойдет.
– Вы уверены, что вражда между Нортумберлендом и королем приведет к кровопролитию? – спросил Хью.
– Наш король Болинброк захватил страну силой. Есть люди, считающие себя более достойными королевского трона, поскольку они более высокого происхождения, нежели он. Не стоит забывать, что бароны, которые предали Ричарда, могут с такой же легкостью предать и Болинброка, если это принесет им выгоду.
Пока сэр Уолтер и Хью обсуждали положение в королевстве, женщины разговаривали о более простых вещах. Санча не принимала участия в общей беседе. Она молча водила вилкой по тарелке и обдумывала способы избежать ухаживаний мужа.
Уловки одна невероятнее другой приходили ей в голову и тут же отвергались, пока она не вспомнила, как в начале ее пребывания при дворе короля Ричарда некая дама придумала, как уклониться от близости с мужем, известным грубияном. Всякий раз, когда он появлялся во дворце, эта дама сказывалась больной, делала вид, что чуть ли не умирает, и требовала, чтобы камеристки неотлучно находились при ней. Но едва муж садился на коня, чтобы покинуть ее, как она тут же выздоравливала. Чем больше Санча думала над таким вариантом поведения, тем больше он ей нравился. Ведь, в конце концов, она и вправду больна.
Она немного успокоилась, придя к определенному решению, и прислушалась к разговору за столом. Ее поразили слова сэра Уолтера:
– Ричард жив, во всяком случае, ходят такие слухи.
До этого момента Санча была слишком занята своими мыслями, чтобы слышать, о чем говорят мужчины. Она ошеломленно уставилась на круглолицего, розовощекого хозяина дома. Ричард жив! Она молила Бога, чтобы это было так.
– Он мертв, и вы это хорошо знаете, – возразил Хью.
Мартин, бойко подбиравший кусочком хлеба остатки каши с тарелки, кивнул, соглашаясь с ним.
Сэр Уолтер лишь пожал плечами.
– Тем не менее есть люди, которые клянутся, что видели его. Согласен, что это скорее похоже на выдумки, порожденные вином и элем. Хотя нечто подобное я слышал и от более рассудительных людей. Они рассказывают, что Ричард бежал из своей тюрьмы и Болинброк в отчаянии послал оруженосца за неким монахом, который походил на Ричарда. Монаха умертвили, и это его тело возили по деревням.
– В Чипсайде я своими глазами видел тело Ричарда, лежащее в повозке, – сказал Хью, отпив из кубка.
– И что ты подумал? – поинтересовался сэр Уолтер.
– Что это был он.
– Ты видел его, нашего короля Ричарда, когда он был жив?
– Только однажды, – признался Хью, – на турнире, несколько лет назад.
– А тогда, в Чипсайде, ты видел тело вблизи? – настойчиво расспрашивал сэр Уолтер.
– Нет, площадь была забита народом. Но другие видели, и все убеждены, что это был он.
– Так уж и все? – усомнился сэр Уолтер. – Говорят, у Ричарда была родинка на щеке, а у трупа ее не было. – Неожиданно он засмеялся, и добродушное настроение вновь вернулось к нему. – Вынужден согласиться с тобой, вряд ли он жив. Думаю, даже у Болинброка не хватило бы духу подумывать о женитьбе сына на маленькой королеве– француженке, будь Ричард еще жив.
Санчу охватил ужас. Как только Болинброк посмел! Убийца! Все они – убийцы! Санча судорожно хватала ртом воздух. Хью обернулся к ней.
– Мне что-то нехорошо, – выдавила Санча.
Он взглянул, как ей показалось, удивленно и объявил сидящим за столом:
– Долгое путешествие утомило мою жену. – Он бросил на нее внимательный взгляд, словно пытаясь проникнуть в ее мысли. – Она просит извинить ее и разрешить удалиться.
Все взгляды устремились на Санчу, на мгновение потерявшую дар речи. Потом, бормоча извинения, она позволила Алисе, которая поддерживала ее за талию, вывести себя из столовой и проводить в спальню.
В коридоре, соединявшем зал с кухней, Алиса поймала за шиворот мальчишку-слугу и велела принести лампу. Он исчез в кухне, и тут Алиса вспомнила, что ей нужно вино, чтобы развести лекарство для госпожи.
Она окликнула проходившую мимо служанку и попросила принести чашку вина. Девушка бросилась выполнять просьбу. Минуты не прошло, как она примчалась обратно и протянула вино Алисе, которая, вместе с Санчей и насупленным слугой, ждала у нижней ступеньки лестницы.
Слуга тут же повернулся и неторопливо повел женщин по деревянной лестнице наверх, потом по другой – вниз и дальше через темные залы. Без провожатого они никогда бы не добрались до спальни. Когда они оказались в комнате, отведенной Хью и Санче, медлительный слуга зажег свечи и раздул огонь в камине, так что пламя загудело с новой силой. Затем, так и не произнеся ни слова, он удалился, унося с собой лампу.
Алиса помогла госпоже избавиться от платья и надеть ночную рубашку, потом отыскала в багаже украшенный драгоценными камнями ларчик и смешала госпоже лекарство.
Алиса старалась приготовить эликсир в точности, как учил ее лекарь: зачерпнула серебряной чайной ложечкой странно пахнущий порошок темно-красного цвета, пальцем выровняла его, отсыпав лишнее, и медленно смешала с вином. Занимаясь этим, она не заметила, что госпожа молится, стоя на коленях возле кровати, и ее прекрасные черные волосы, чья чернота казалась еще глубже от соседства с бледностью щек, рассыпались по плечам. Весь день она почти ничего не ела, и Алиса опасалась за ее здоровье.
Она подождала, пока Санча ляжет в постель, и протянула оловянную чашку с приготовленным питьем.
– Примите лекарство, госпожа… это вам поможет.
– Нет, – ответила Санча и, словно упрямый ребенок, отвернулась, отказываясь пить отвратительное снадобье. Она боялась приторного эликсира не меньше, чем ласк мужа. Всякий раз, как она пила его, с ней творилось что-то неладное. – Я больна, – простонала она, надеясь растрогать добросердечную Алису.
– Но, миледи, врач сказал, что нельзя пропускать ни дня. – Алиса и так и сяк уговаривала ее – все напрасно. Она не могла заставить свою госпожу поднести чашку ко рту и выпить микстуру.
– Нет, – отвечала Санча, упрямо мотая головой. – Меня обязательно опять стошнит. Потрогай мой лоб, – она уже плакала навзрыд, – у меня жар!
– Что вы, миледи, – успокаивала ее Алиса, тронув рукой лоб Санчи, – никакого жара у вас нет, лоб такой же холодный, как у меня.
– Нет, нет, нет, – лихорадочно твердила Санча. – Я вся горю! – Поняв, что служанку не убедить, сделала вид, что задыхается. – Ох! – застонала она, одной рукой схватившись за грудь, а другой цепляясь за Алису. – Ох! Эта боль меня убьет!
Голубые глаза Алисы испуганно округлились.
– Миледи, что с вами? Ой… миледи! Я позову господина!
– Не надо! – воскликнула Санча, судорожно сжимая ее крепкую руку. – Не оставляй меня одну. Боль начинает проходить. Теперь уже можно терпеть. Нет, не уходи! Ты должна сегодня ночью остаться со мной!
Когда через час Хью вошел в спальню, он увидел свою жену, накрывшуюся с головой одеялом, и Алису, которая, клюя носом, сидела на табурете возле постели. Заслышав скрип двери, Алиса вскочила на ноги, часто моргая.
– Милорд, госпожа больна. Она отказалась пить лекарство. Я боялась оставить ее одну. Не знаю, что и делать.
– Почему ты не позвала меня сразу? – строго спросил Хью. – Надо быть посообразительней. – Он снял темный шерстяной камзол, который надевал к ужину. – Где лекарство для леди?
– Вот оно, – показала Алиса на сундук.
В дверях бесшумно возник Мартин. Он поглядел мимо Алисы на господина, словно испрашивая позволения, и прошел через комнату в арку, к закуткам для прислуги.
Хью приблизился к кровати и склонился над женой. Осторожно потянул одеяло, открыв ее голову и плечи. Он уловил дразнящий аромат розовой воды и женского тела, и желание вновь обдало его горячей волной.
Санча лежала, не шевелясь и крепко зажмурив глаза, всем сердцем желая, чтобы он ушел, и зная, что не уйдет.
– Она жаловалась на жар, сэр, – доложила Алиса.
Хью пристально взглянул на Санчу.
– Тебе нездоровится? – спросил он.
Она не ответила. Хью положил большую прохладную ладонь ей на лоб.
– Ты должна выпить лекарство.
– Нет, – тихо произнесла Санча жалобным голосом. – Меня от него тошнит.
Какое-то мгновение Хью стоял, не произнося ни слова, глядя на прекрасное лицо и нахмуренные брови. Ему казалось, что она не очень-то похожа на больную, скорее уж на капризного ребенка. Он подумал, что, если не положить конец подобному поведению, пока оно не вошло у нее в привычку, жизнь его превратится в кошмар.
– Алиса, иди к себе, – сказал он мягко.
Санча тут же забыла о своей мнимой болезни, встрепенулась и села в постели, боясь, что останется с ним наедине.
– Алиса, не уходи! Я хочу, чтобы она осталась со мной! Алиса!
Алиса не знала, что ей делать. Чувство жалости к госпоже боролось в ее душе с боязнью ослушаться господина, и эта борьба отражалась на ее округлом лице. Поймав многозначительный взгляд Хью, она поспешно вышла из комнаты.
Санча смотрела ей вслед, потом в отчаянии бросилась на подушки.
– Почему ты не хочешь пить лекарство? – спросил Хью, ласково отводя волосы с ее лица.
Санча отдернула голову, не желая, чтобы он прикасался к ней, и еще глубже зарылась в подушки.
– Потому что это яд! – выкрикнула она со слезами в голосе.
Хью негромко вздохнул и присел на краешек кровати, думая, что, быть может, лекарь прав. Его красавица жена потеряла рассудок, и это безнадежно: она никогда не выздоровеет.
– Почему ты считаешь, что кто-то хочет отравить тебя? – спокойно спросил он. – Меня уверяли, что эликсир может помочь тебе выздороветь. И, уж конечно, он не причинит тебе вреда.
– Не стану я его пить! Не стану! Ни за что! – вскричала она и, не в силах больше сдерживаться, зарыдала во весь голос.
Хью выпрямился. Он сидел, сложив руки на коленях, растерянный, не зная, как успокоить одинокую молодую изгнанницу, оставшуюся без родины, без близких, которая горько плакала подле него. Казалось, его прикосновение, само его присутствие причиняют ей страдание. Наконец он сдался.
– Мы чужие друг другу, не так ли? Ты хотя бы знаешь, как меня зовут? – Он не думал, что она услышит его, но заметил, что Санча вдруг перестала плакать.
Санча зашевелилась под одеялом и оторвала голову от подушек, пораженная тем, что действительно не может вспомнить его имени. Она шмыгнула носом и помотала головой, тщетно напрягая память. Ведь кто-то, может быть, Алиса, говорил ей, как его зовут. Но ничего вспомнить не удавалось: ни имени, ни того, кто ей его сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41