Затем в один прекрасный вечер, у неё дома, Шеннон под воздействием её нежных взглядов наконец решился. Они стали близки.
Сью-Энн тронула и восхитила его удивительным сочетанием нежности и страсти, а потом в этой красавице, всегда умевшей оставаться абсолютно естественной, ему открылись такие глубины, о которых он и не подозревал. Она предстала ему совсем в новом свете и с каждым днем все больше и больше значила для него.
Работал Шеннон с увлечением. Что бы ни там ни твердили "новые левые" а он, кстати, с иными утверждениями готов был согласиться - , но Государственный Департамент был, бесспорно, учреждением почтенным и серьезным. Шеннон разделял мнение лорда Брайса о том, что "государственный секретарь занимает в кабинете самое почетное место". Косность того ведомства, к которому он принадлежал, иногда доводила его до бешенства, но с косностью этой, имевшей, впрочем, и исторические причины, следовало, по его мнению, бороться изнутри. Его восхищало то поистине бескрайнее поле, на котором действовал госдеп, и ему хотелось только одного - внести в эту деятельность и свой вклад. Ему, щедро одаренному и волей, и интеллектом, не хватало терпения, а потому у него лучше получалось то, где можно было добиться быстрого успеха. Кое-кто считал, что он, делая карьеру, "срезает углы на дистанции". Его ужасало и творящееся во Вьетнаме, и масштаб навороченных там ошибок, однако профессиональная порядочность не позволяла ему устраниться, да это было бы в любом случае невозможно. Он просил о переводе туда, ибо как ещё при его любви к своему ведомству мог он там пригодиться? Шеннон не сомневался, что служа во Вьетнаме даже на незначительной должности, он сумел бы исправить многие ошибки, но ему сказали: вы нужны там, где вы сейчас. Он предпринял ещё одну попытку и получил такой же, но несколько более раздраженный ответ. Однако несколько недель назад он узнал, что его собираются перевести на новую должность, но куда - оставалось пока тайной.
А сейчас, проглядывая на ходу полученные от посла бумаги, он шел по коридору к своему кабинету. Обычной утренней пар - тии в теннис сегодня помешал завтрак у посла - уже второй за неделю - и оставалось надеяться, что не сорвется хотя бы ве - черняя игра в клубе. Да, здесь, в Париже, не так-то просто держать себя в форме: до ближайшей площадки для гольфа, к примеру, - час езды. Смешно и глупо, но здесь он совсем по-другому относится к спорту и даже к чтению спортивных газет - тут это становится чем-то вроде самозащиты, помогает таким вот причудливым манером утвердить в себе американское нача - ло.
Ему и в самом деле было здесь не до тренировок, однако он знал, что будет сам себе противен, если не будет выкраивать для них время, которого и так нет, если не сумеет отстоять истинно американские ценности, хотя в душе он сам над собой посмеивался.
Он вошел к себе, поздоровался с секретаршей, бросил на стол папку. "Дьявол, когда же я все это сумею разгрести?" На столе уже громоздилась куча бумаг, и Шеннон, не мешкая, принялся за работу. Подробнейший вопросник о возможных пере-менах в политике французских коммунистов. Министерство воен-но-морского флота требовало сообщить о том, что советские траулеры, появившиеся в Индийском океане в зоне флотских учений, которые готовились в обстановке повышенной секрет - ности, базируются, очевидно, в мадагаскарском порту Диего-Суарес, где находится база французских ВМС. Госдепартамент осведомлялся, соответствует ли действительности сообщение о намерении Вьетконга открыть в Париже постоянное представи - тельство. Опять госдеп: просят сообщить точные сроки поставок французских "Миражей-5" и новых перехватчиков Кувейту и Пакистану - президент обеспокоен тем, что обе страны усиленно вооружаются.
Шеннон закурил. Добыть подобные сведения почти невозмож-но, однако надо все же попытаться.
Из соседней комнаты до Гэмбла долетали обрывки разговора: корреспондент "Ньюсуик" Джей Остин болтал с Мэйзи. Сам он принимал посетителя - седого, коротко остриженного господина в темных очках. Тот потребовал беседы с глазу на глаз, и Гэмбл, хоть и сразу учуял знакомый душок безумия, согласил - ся. Но эти двадцать минут подтвердили худшие его опасения.
- Я просто-напросто должен отдохнуть, - говорил посети-тель. - Я физически не могу вернуться, чтобы опять увидеть
перед собой этот кошмарный, этот всепроникающий...
Гэмбл отодвинул стул и поднялся.
- Простите, мистер Брэхем, ваши материалы представляют огромную историческую ценность, но мы, к сожалению, не имеем на их приобретение средств. Попытайтесь предложить их какому-нибудь французскому журналу. Еще раз простите... сейчас у меня деловая встреча...
Посетитель поджал губы, и Гэмбл представил себе, какой злобой вспыхнули его глаза за темными стеклами. Он молча проводил его до дверей и постоял в коридоре, глядя ему вслед.
- Джей, - сказал он. - Знаешь, кто это был?
- Конечно, знаю, "ecce homo" *), наш брат во Христе.
*) "Се человек" (лат.) - слова Пилата о Христе.
- Верно. Он раскрыл тайну убийства президента Кеннеди и может предоставить комиссии Гаррисона неслыханные материалы. ФБР ходит за ним по пятам, поэтому ему пришлось бежать в Ев-ропу...
- ...а теперь он просит о вспомоществовании, чтобы перед возвращением в отчизну немножко отдохнуть на Лазурном Берегу.
- До чего ж ты у нас догадливый, - сказал Гэмбл. - Госпо-ди, кто только сюда не ходит... Святая вера во всемогущество прессы.
- Еще бы, - сказал Остин, долговязый, худой, с костистым, узким лицом и белокурыми, тщательнейшим образом расчесанными
на прямой пробор волосами. Столь же выхоленными были и ногти на державших сигарету пальцах. Все крупные газеты и журналы держали в Париже специальных корреспондентов, освещавших ход вьетнамо-американских переговоров.
- А у тебя нет ничего об этом выводе?
- О каком выводе?
- Прошел слушок, будто французы убирают свои войска из Германии.
- До меня этот слух ещё не дошел. Как дойдет, я проверю и, если угодно, сэр, дам вам знать.
- Вы меня чрезвычайно обяжете, сэр.
- Но я уже сейчас могу сказать - это полнейшая брехня.
- И я так считаю, - сказал Остин и, нервным, порывистым движением поднеся к губам сигарету, глубоко затянулся. - Да, я тут повстречал одного приятеля... Сто лет не виделись. Очень славный парень. Из Коннектикута. Вот что он мне рас - сказал. Он всегда останавливается в маленькой гостинице на берегу Сены - не роскошно и даже не очень комфортабельно, но зато расположена в дивном месте. Содержит какой-то француз с женой. Ну, как-то раз он их спрашивает: "Слушайте, говорит, почему бы вам не поставить ещё ванн, не привести в порядок сортиры, не увеличить число мест в ресторане, непристроить ещё террасу? Надо расширять дело." Те говорят: "Не потянем, расходов много". Я, говорит, могу вам одолжить, у меня сейчас есть немного свободных денег. Уехал, потом опять приезжает - долг ему выплачивали по частям - смотрит: все перестроено, расширено, и постояльцев пускают с большим разбором, да и не всякому там теперь жить по карману. Если бы хозяин не отдал ему остаток денег, и моему приятелю бы там не жить.
Ну, парень, конечно, в восторге, остается ещё на не-дельку. Приходит день отъезда, он просит подать ему счет,а пока мадам подсчитывает, выходит на террасу выкурить сигару. Берет у хозяина спички и ведет с ним задушевный разговор о том о сем. Приезжает такси, выносят его барахло, грузят в багажник, а тут и счет наконец готов. Дли-и-инный такой счет, тысяча пунктов, и все написано яркокрасными чернилами и чуть ли не готическим шрифтом - половину не разобрать. Слева услуги, справа - сумма, и все в столбик. Он достает бумажник, смотрит - а там, перед "Итого", ещё добавленьице, ещё один маленький последний пунктик: "Коробок спичек - 10 сантимов", - Остин снова затянулся. - А? Как вам эта история?
- История замечательная, ей сносу нет, а от повторения она только выигрывает, - сказал Гэмбл.
- Да он только вчера мне это рассказал!..
- Он её вычитал в "Ридерз Дайджест" или ещё где-нибудь, пока сидел у дантиста в приемной. Есть такая рубрика: "Самое занятное происшествие". Нет, Остин, жизнь несколько сложней.
- Теперь ты станешь меня убеждать, что французское сквалыжничество это всего лишь проявление духа незави-симости и силы личности? Знаем, слыхали.
- Да нет, это тоже чушь, Джей, и я вовсе не собираюсь молиться на французов. Повторяю: все сложней. И французы - вовсе не сборище вшивых лягушатников, и англосаксы Бога за бороду не держат.
- Просто ты здесь слишком долго прожил.
- А вот это верно.
Человек в синем костюме появился в вестибюле посольства примерно в четверть одиннадцатого. Под расстегнутым пиджаком угадывались очертания пистолета на поясе. Ступив за порог, он секунду помедлил, словно ожидая, что его остановят или обратятся к нему с вопросом, а потом уверенно двинулся налево.
Салли Морхаус, которая была занята другими делами, видела, как он прошел к лифтам, и тотчас забыла о нем.
Миновав лифты, он поднялся по ступенькам, ведшим к отделу печати, потом свернул в боковой коридор и оказался на широкой открытой площадке главной лестницы. Здесь было тихо и безлюдно, если не считать мраморного Вашингтона и чуть поодаль - бронзовых бюстов Джона-Пола Джонса и Лафайетта. Направо находилась библиотека-приемная, выдержанная в зе-леных тонах - три окна, шелковые зеленые шторы, высокие книжные шкафы, зеленоватый рассеянный свет. Сюда, в прото-кольный отдел, приходили те, кому была назначена встреча с послом. Посетитель заглянул в приемную, но заходить не стал, а прошел мимо дверей посольского кабинета, на которых не было ни номера, ни таблички, в конец коридора, к двери, где висел белый указатель "Джон С.Торелло, референт посла", помедлил возле неё и двинулся дальше, к кабинету cоветника-посланника.
Эту дверь он открыл, оказавшись в светлой, залитой солнцем комнате, где сидела в это время одна только Сью-Энн, секретарша советника. Полуобернувшись от пишущей машинки, она увидела посетителя и подумала, что следом войдет кто-то из сопровождающих его сотрудников посольства. Однако когда он закрыл за собою дверь и шагнул вперед. - поднялась и поздоровалась, произнеся "Доброе утро" с чуть вопросительной интонацией. Вошедший быстро и внимательно оглянулся по сторонам, и это немного смутило Сью-Энн.
- Слушаю вас, - сказала она.
- Мне нужно видеть советника, - посетитель говорил с акцентом.
Сью-Энн заметила, что ему явно очень жарко и неловко - пот катился с него градом, и воротник рубашки совсем промок. Не сняв шляпу, он выдвинулся на середину комнаты, чуть наклонился вперед и теперь стоял совсем близко темноволосый, широкоплечий, лет сорока пяти.
- Простите, ваша фамилия?
- Советник...
- Нет, сэр, вы не поняли. Как ваша фамилия? Вам на-значена встреча?
- Ничего мне не назначено, я к нему по важному делу.
- К сожалению, сейчас он на совещании, - сказала Сью-Энн, однако ответа не дождалась. - Если вы хотите запи-саться на прием к сотруднику посольства, вам придется спуститься в центральный холл, в справочную, там вам помогут. Пойдемте, сэр, я вас провожу, - она вышла из-за своего стола, но посетитель заступил ей дорогу:
- Время теряете. Позовите советника. У меня личное дело.
Он сделал резкое движение, и Сью-Энн испуганно отша-тнулась. Однако он вытащил носовой платок и принялся утирать залитое потом лицо. Сью-Энн подумала, что перед нею сума-сшедший, которого почему-то не задержали на входе. Она чувствовала себя беспомощной рядом с этим коренастым и, видимо, очень сильным мужчиной и решила, сделав вид, что исполняет его требование, сбежать вниз и поднять тревогу. Но тогда придется оставить его в кабинете одного... Нельзя...
- Сейчас, я выясню, - сказала она.
В эту минуту зазвонил телефон, и она, не спуская глаз с посетителя, схватила трубку.
- Да! Ах, мистер Шеннон! Пожалуйста, зайдите сюда, как можно скорей! Да, сейчас же! Я...прошу вас, - и опустила трубку, по-прежнему глядя на посетителя. Господи, хоть бы Дик не застрял где-нибудь по дороге...
- Сядьте, - произнес мужчина. - Не надо так волно-ваться. - Он снова достал платок, быстрым кругообразным движением вытер мокрое лицо.
В эту минуту в кабинет вошел Роберт Шеннон и остановился, переводя взгляд со Сью-Энн на незнакомца. Тот резко обернулся к нему.
- Что случилось? - спросил Шеннон.
- Да вот, мистер Шеннон, этот джентльмен пришел и... Я... - залепетала Сью-Энн, испытывая огромное облегчение от того, что Шеннон - рядом.
- Что вам угодно? - спросил Шеннон, сделав шаг вперед. - Вы по какому вопросу?
- Извините, что напугал девушку, - ответил посетитель. - Опыта в подобных делах у меня маловато. Я - Горенко, Семен Андреевич из советского посольства. Я прошу политического убежища в Соединенных Штатах.
- Убежища? - переспросил Шеннон.
- Убежища, - посетитель снял наконец шляпу и снова вытер лицо.
В эту минуту в дверях кабинета, оглядывая всех троих со спокойной неприязнью, появился советник.
- Что здесь происходит?
Первые, отрывочные сведения о советнике Шеннон получил ещё в Варшаве так, например, оказалось, что в тридцатые годы, живя в Европе, тот был чехословацким подданным. Особого секрета из этого не делалось, но знали об этом в посольстве немногие.
Большинству посольских казалось, что этот человек про-сто родился таким - влиятельным, но не слишком высо-копоставленным чиновником внешнеполитического ведомства. И только один-два человека в Лондоне ещё помнили голодного беженца, устроившегося в 1940 году в министерство про-довольствия, да и те вряд ли узнали бы в нем нынешнего дипломата, сохранившего от прошлой жизни только бегающий взгляд. Так или иначе, он был теперь гражданином и патрио-отом Америки.
Этот невысокий, довольно тучный человек с маленькими мягкими ручками, темно-карими глазами под набрякшими веками, землисто-бледным, до синевы выбритым лицом Шеннону всегда напоминал среднеевропейского буржуа коммерсанта или, мо-жет, ювелира? Он рано облысел и зачесывал жидкие остатки волос поперек головы в тщетной надежде прикрыть плешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28