- Русский не дает покоя, - ответил Шеннон.
- А что ещё стряслось? - Сью-Энн не сводила глаз с его лица
Шеннон глубоко затянулся:
- Мы пытались вывезти его, но ничего не вышло, - и, нервно бросая в рот один крекер за другим, он стал рас - сказывать. Сью-Энн заметила, что он выпил свою обычную порцию гораздо быстре обычного. Взяв его стакан, она снова наполнила его.
Вот как обстоят дела, - растерянно сказал он под конец. Вид у него был несчастный.
- Бедняга Даннинджер.
- Да уж, он чувствует себя обделанным с головы до ног.
Сью-Энн бросила в свой бокал ещё один кубик льда и снова села на диван.
- Я хотела приготовить ужин, но потом решила, что ты не придешь из-за этого Горенко - будешь его допрашивать или что-нибудь в этом роде - но потом поняла, что ошибаюсь.
- Почему же ты это поняла? - удивился Шеннон.
- Ну, так советник же... - сказала она и осеклась. - Разве тебя при этом не было?
Шеннон насторожился. Они взглянули друг на друга, как бы сомневаясь, стоит ли обсуждать то, что происходит в по - сольстве, ибо подобные обсуждения не поощрялись. Однако опыт уже научил их, с кем можно вести разговоры о служебных делах, а с кем лучше говорить только о погоде, и потому Сью-Энн не стала задумываться, имеет ли она право сообщить Шеннону эти сведения.
- Он позвонил послу и сказал, что, по его мнению, русского не следует допрашивать здесь.
- Да?
- Да.
- И из каких же соображений?
- У нас, мол, нет здесь специалиста по допросу, а не - умелые действия все испортят. А если Горенко нам подста - вили с провокационной целью, он уяснит себе примерную тех - нику и сможет подготовиться к дальнейшему.
- Как все это странно! Советник отлично знает, что настоящие допросы будут проводиться в Вашингтоне. Действи - тельно, это целая наука, которая учитывает и то, что он знает, и то, чего он знать не может, и то, что он забыл. А потом все это складывается воедино. У специалистов есть и подходы, и ключи, и методики...
- Но, понимаешь ли, советник вовсе не настаивал... Ты же знаешь его мягкую манеру. Но он явно имел в виду тебя и отодвигал тебя...
Шеннон задержал на ней взгляд, потом отвернулся и рассеянно затушил сигарету в пепельнице, покусывая уголок нижней губы, что всегда было у него признаком растерянности. Потом он сделал глоток и поставил стакан.
- Что-то я ничего не понимаю... Что затевает советник?
Сью-Энн молчала. Шеннон, вскочив, устремился к окну, потом в смятении заходил по комнате взад-вперед. Сью-Энн, свернувшись клубочком на диване, спросила:
- Ты не хочешь есть? Давай, я приготовлю ужин. Я купила в посольском магазине стейки...
- Послушай... - наклонившись, он взял её за руку и заставил подняться. - Послушай, это может оказаться очень важным... - Мне нужно знать, что происходит - там, у со - ветника... Понимаешь? Ты ведь сделаешь это для меня? Ты будешь держать меня в курсе дела? Не хочу, чтобы меня водили за нос. Знаешь, у нас ведь впервые - подобное происшествие. Я с самого начала принимаю в этом участие, и мне не хочется, чтобы это дело не выгорело. Прежде всего, это очень сильно напортит нам, не говоря уж обо всем прочем... Понимаешь?
- Да, - кивнула она.
Шеннон снова обнял её, глядя на девушку с нежностью, при-влек к себе и поцеловал.
- Ты такая прелесть, - сказал он, - я мог бы сутками рас-сказывать тебе, какая ты замечательная...
Вместо ответа Сью-Энн поцеловала его в ухо.
- Знаешь, - сказал он помолчав, - решается вопрос о моем назначении...
- Знаю, - отвечала она.
- И что же делать?
- Пока не думай об этом.
- Не могу. Это касается нашей с тобой судьбы.
Он поглядел на изящные и четкие очертания её губ, и она показалась ему особенно и красивой и желанной. Он потянул её на диван, но она с улыбкой проговорила:
- Ну, дай же мне приготовить ужин...
- Иди ко мне.
- Ужин...
- Иди ко мне. Скоро я должен возвращаться в посольство.
Сью-Энн улыбнулась и опустилась рядом с ним на диван.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Даннинджер снял ноги со стола и сел прямо.
- Ты бы заткнулся, а? - попросил он. - Что тебе стоит заглохнуть ненадолго? Мы с тобой, конечно, чудно проводим время, но все-таки отдохнул бы ты хоть малость...
Русский был пьян и буен. О чем думал мистер Шеннон, когда принес ему водку?! Русский почти опустошил бутылку, наливая по полстакана, но вместо того, чтобы окосеть и притихнуть, разошелся вовсю.
- Сиди, слышишь? Сидеть, я сказал!
- Выпейте, ребята!.. А-а, американцы не пьют? Ну и не надо. Я один выпью.
Он затянул какую-то русскую песню. Даннинджер ослабил узел галстука и почти в отчаянии оглянулся на юного сержанта морской пехоты, увлеченно изучавшего "Плейбой". Потом посмо - трел на часы: четверть десятого. Ну и ну! Чуть не час искали по всему посольству, куда бы приткнуться с этим Горенко. За - нять чей-нибудь кабинет было нельзя - мистер Шеннон хотел, чтобы никто ничего не знал. Наконец остановились на машино - писном бюро экономического отдела на втором этаже - мистер Шеннон сказал, что за неимением лучшего сойдет.
Там поставили раскладушку, застелили её свежим бельем, сержант сгонял в столовую за стейком и разными французскими гарнирами, но русский ни к чему не притронулся, а только продолжал пить. Тарелка с простывшей едой так и осталась на столе, Даннинджер время от времени обращал к ней тоскующие взоры. С какой стати этот "комми" воротит нос от такой первоклассной еды? Добро пропадает... Сержант получил причитающийся ему ужин, сам Даннинджер умял несколько сэндвичей, и теперь заняться было решительно нечем, а впереди ещё целая ночь. Мистер Шеннон уже забегал несколько раз, разговаривал с русским, стараясь убедить его записаться на магнитофон, но тот не соглашался ни в какую. Мистеру Шеннону этот Горенко чем-то симпатичен: может, ему нравится, как тот говорит по-русски?
Горенко, без пиджака, с расстегнутым воротом сорочки, перестал петь, поднялся, держа в руке стакан, повернулся спиной, залпом выпил и вдруг, резко обернувшись, шарахнул стакан о стену. Осколки посыпались во все стороны, и Дан - нинджер, крякнув, от неожиданности выронил сигару. Пока он нагибался за ней, Горенко с пьяным хохотом сделал шаг вперед, наткнулся на стол, перевернул его, отчего и стейк, и кетчуп, и гарниры полетели на пол. Сержант уже вскочил. Стул и тарелки ударили Даннинджера по ногам, а Горенко бросил на пол пишущую машинку. На какое-то мгновенье все замерли. Даннинджер вспомнил про револьвер, лежавший на стуле - и оба они одновременно кинулись к нему. Горенко всей тяжестью тела толкнул его, и Даннинджер, не удержав равно - весия, оказался на четвереньках, а когда он приподнялся и стал на колени, Горенко уже распрямился и держал револьвер в руке.
Даннинджер медленно вставал, не сводя глаз с оружия.
- Проку от тебя, сынок... - буркнул он сержанту и сделал шаг навстречу русскому. - А ну брось оружие! Брось, я ска - зал!
- Да я же так... шучу просто... - однако ствол смотрел прямо Даннинджеру в грудь. - Не подходи, а то обожжешься, - захохотал он и мотнул головой сержанту: - Стань рядом с ним.
- Ты что затеял?.. - начал Даннинджер, и тотчас раздался выстрел.
Оба американца невольно отпрянули. Пуля, зацепив ножку стола, рикошетом попала в стену.
- Спятил, что ли, идиот?! - крикнул Даннинджер и, увидев, что Горенко вновь поднимает револьвер, присел за ближайший стол, потом обернулся, меряя взглядом расстояние до двери, и высунулся из-за стола. Горенко вынимал из гнезд патроны и складывал их на ладонь. Однако прежде чем Даннинджер успел броситься на него, он, щелкнув бойком, вернул барабан на место и снова навел на Даннинджера револьвер.
- Одна пулька осталась... А остальные - держи! - он швырнул Даннинджеру патроны, раскатившиеся по всей комнате. - Ну, забирай свою пушку, чего ж ты?! - он расхохотался, держа Даннинджера на прицеле.
Встав, тот медленно шагнул вперед. Курок начал подниматьcя.
- Берегись! - крикнул сержант.
- Одна пулька... - Горенко вытянул руку с револьвером.
Даннинджер лихорадочно вспоминал, какой это был револьвер - шести или восьмизарядный: Горенко вынул из барабана и швырнул в него только три-четыре патрона. Он сделал ещё шаг к русскому. Боек достиг крайнего положения. Даннинджер поднял руки:
- Я не собираюсь играть с тобой в твои дурацкие игры. Опусти ствол... Хочешь ещё выпить? Хочешь?
Он сделал нырок, чтобы отбить в сторону смотревший прямо на него ствол. Грянул выстрел, и пуля прожужжала над самым ухом. Горенко захохотал. Даннинджер, одной рукой вырвав револьвер, ребром ладони ударил русского под подбородок. Горенко отлетел к стене.
За дверью слышался женский голос, ручку крутили и дергали.
- Что здесь происходит? Кто здесь? Откройте сейчас же!
- Все нормально! - крикнул Даннинджер. - Все в порядке!
- Да кто там?! Немедленно откройте дверь!
Горенко громко застонал, тяжело обвиснув на руках подо - спевшего сержанта.
За дверью послышался теперь мужской голос:
- Надо вызвать полицию.
Даннинджер, сунув револьвер в карман, метнулся к двери и отперев её, распахнул рывком. В коридоре стояли двое сотруд - ников информационного отдела - Джун Эйвелл и Сэм Ливайн.
- Фрэнк! Да что тут у вас творится?! - Джун попыталась заглянуть в комнату, но Даннинджер шагнул за порог, поспешно прикрыв за собой дверь.
- Мы вас напугали, Джун? Прошу прощения. Я чистил револь - вер новой системы - нам недавно прислали... Ну, и нажал случайно на спуск... - он понимал, что звучит это объяснение нелепо, и пухленькая темноволосая Джун смотрела на него недоверчиво.
- Но почему был такой шум... как будто дрались?
Даннинджер попытался беззаботно рассмеяться:
- А-а, пустяки!.. Повозились малость. Филан показывал мне один прием... Не обращайте внимания, ладно? Ладно, Сэм?
Ливайн, явно не поверив ни единому его слову, внимательно разглядывал его лицо и одежду, потом медленно кивнул. Даннинджер молил Бога, чтобы русский опять не принялся горланить песню. Никто не должен был знать, что он - в здании посольства.В коридоре раздались чьи-то шаги, и из-за поворота появился Шеннон.
- Ладно, Фрэнк, тут вы начальник, - сказала Джун и вместе с Сэмом пошла назад. Поравнявшись с Шенноном, они поздорова - лись, а потом о чем-то тихо заговорили, сблизив головы.
- В чем дело? - спросил, подойдя, Шеннон.
Дверь с той стороны сотрясалась от тяжких ударов, слыша - лась какая-то возня.
- Русский взбесился. Никак не могли его унять. Чуть поме - щение не разнес, а потом ещё поднял стрельбу.
Шеннон открыл дверь, и они вошли.
Небольшая лампа под зеленым абажуром отражалась в черном оконном стекле. Шеннон зябко поежился и взглянул на часы. Десять минут третьего. Даннинджер давно спал в кресле у две-ри, закинув ноги на стол. Сержанта Шеннон отпустил.
На кровати заворочался Горенко. Он открыл глаза и медленно, с трудом, словно каждое движение причиняло боль, приподнялся и сел, откинув волосы со лба. Потом подался вперед, упер лоб в ладонь, а локоть в колено.
- Скверно? - осведомился Шеннон.
Горенко тяжело поднял голову, взглянул на него и снова понурился, закрывая ладонью глаза. Снизу послышался рев мотора - по Площади Согласия мчался, газуя, автомобиль. Во всем здании посольства стояла тишина.
- Вы уж извините, - хрипло произнес Горенко по-русски. - Я тут наломал дров...
- Ничего.
Шеннон подумал, что у него - хорошее лицо: крупные, пра - вильные черты, высокие скулы, тяжелый подбородок, чуть при - поднятые, словно от удивления, брови. С таким лицом в кино сниматься или позировать скульптору. Черные волосы были растрепаны, во рту поблескивало несколько стальных коронок. Они с Даннинджером были немало удивлены, обнаружив, что русский на редкость крепок и в отличной форме. Потянув - шись, Шеннон налил в стакан предусмотрительно припасенной воды.
- Вот, выпейте.
Горенко дрожащей рукой взял стакан и выпил воду.
- Спасибо.
- Закурить хотите?
Горенко вытащил сигарету, поймал ею огонек зажигалки.
- Мы сегодня улетим в Штаты?
- Надеюсь... Да, сегодня, - ответил Шеннон, заметив недоверчиво-скептический взгляд русского. Станешь тут скептиком, подумал он.
Горенко, набычившись, смотрел в пол и курил, жадно затягиваясь.
- Изменник - не самое приятная компания. Я потому и напился, что мне с самим собой противно.
- Понятно.
- С достоинством быть изменником трудно.
- Почему вы пришли к нам?
Он отнял затекшую руку ото лба и ничего не ответил.
- Неприятности?
Горенко, казалось, не слышал его. Шеннон подумал: "Такой здоровенный мужик и в таком жалком виде - сидит здесь в под-тяжкaх, а будущее туманно..." Некоторое время они курили молча. На другом конце комнаты вдруг всхрапнул, поудобнее устраиваясь в кресле, Даннинджер.
- Когда доходишь до этой точки, - не поднимая головы, заговорил Горенко, - поневоле оглядываешься назад. Я все это представлял себе мысленно миллион раз, и теперь все узнаю. Мне все это знакомо. Но от этого не легче... Моему сыну - девятнадцать лет, считает себя поэтом. Высокие порывы и про - чее... Полгода назад его арестовали. Обвинили в подрывной деятельности: он посылал на Запад стихи, статьи, всякую чепуху. Он поддерживал своих идиотов-друзей... Вы не слышали об этом "новом "движении"? Его жестоко преследовал КГБ. Он приводил этих ребят домой голодных, больных, высокомерных молодых людей. Они не понимают, какие жертвы приносили мы и наши отцы. Жертвы? Все это бессмыслица, говорят они, жертвы ваши были напрасными. Для этих мальчиков мы - просто скоты. Они нас презирают за то, что мы позволили сделать с собой Сталину и его своре. Разве молчать в страхе и не сопротив - ляться, когда тебя хлещут кнутом, это жертва? Разве воевать и защищать свою жизнь на войне это жертва? Так они говорят. Они нас презирают. Их всех арестовали - и его, и других. Всех. Мой сын получил двенадцать лет лагеря. Вот тебе и поэт. Боже мой! воскликнул он по-русски. - Его жизнь кончена... Но было кое-что другое. Я видел, что под меня подкапываются, хотят снять с работы, задвинуть в тень. Человеку иногда приходится принимать решение, и вот я забрал те документы, о которых говорил вам, и улетел в Швейцарию.
- А почему вы хотели инсценировать похищение?
- У меня жена и ещё две дочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28