Буду заказывать ему столики в ресторанах, относить в чистку его костюмы и печатать письма, но я также буду печатать и романы! Я первой прочту новую книгу!Лицо Грейс застыло.– Я еду с ним в Нью-Йорк! Буду ходить туда, куда ходит он. Следовать за ним по всему миру! Вы можете себе это представить?– Он возвращается в Нью-Йорк?– Я написала ему в «Савой». Я знаю, что мне следовало вам сказать, но... Вопрос казался немного деликатным, вы, он и... Я встретила его, помните? И он тогда сказал, что я умница. Поэтому я села и написала о его книгах, упомянув, что если мне посчастливится снова с ним встретиться или если я могу что-то для него сделать...– Невероятно!Маргарет быстро помотала головой.– Все не так! Я не собираюсь состязаться с вами! Но ведь между вами уже все кончено, не так ли? И в любом случае вы знали, что ваши отношения долго не продлятся. Он не из тех, кто может принадлежать кому-то, кроме себя самого!– А откуда вам все это известно? Откуда вы знаете его намного лучше, чем я?Пожатие плечами.– Вы ведь читали все его книги. Правда?Это было похоже на страшный сон: Маргарет стоит здесь, красивая, знающая, полная сознания собственной значимости. От этого сна нельзя пробудиться, как ни старайся. А потом стало еще хуже.– Грейс! – Это была Нэнси, в розовом, с маргаритками в волосах. Потянула Грейс за руку. Глаза безумные от паники. – Идем со мной! Быстро! Пожалуйста!Прежде чем Грейс поняла, что произошло, до нее донеслись крики, которые не заглушали даже звуки музыки. Вбежал швейцар, пробрался сквозь толпу, за ним несся Дики. Звук сталкивающихся тел на лестнице. Мужской крик. Женский визг.Нэнси властно кричала на людей, проталкиваясь сквозь скопление народа:– Пропустите! С дороги!Грейс, следуя за ней, словно язык проглотила.Швейцар схватил Крамера. Тот боролся, орал, что убьет «этого подонка». Выражение его лица было безумным, полным ненависти, рубашка разорвана и забрызгана кровью. Только сейчас, увидев Крамера, настолько потерявшего контроль над собой, настолько не похожего на самого себя, она поняла, как он обаятелен в нормальном состоянии... что одна из его основных характерных черт – обаяние. Сейчас его глаза смотрели на нее, но, похоже, не видели ничего, кроме собственного гнева. Нэнси рвалась к нему, а Грейс чувствовала, как слезы начинают колоть ей глаза.На верхней ступеньке лестницы сидел О'Коннелл. Его белый костюм был заляпан кровью. Казалось, он спокойно наблюдал за Крамером, а кровь текла у него из носа и губы. Заметив Грейс, он состроил гримасу, отдаленно напоминающую улыбку. Он заговорил, и его слова были неясны, но различимы.– Кое-кто скажет, что это побоище затеял я. А ты как думаешь?– Я не знаю.Нэнси разговаривала с Крамером. Грейс не слышала, что она говорит, но как бы то ни было, ее слова возымели магическое действие. Он, казалось, обмяк, гнев прошел. Тогда она гневно повернулась к О'Коннеллу:– Что вы наделали?– А вы, должно быть, прелестная Нэнси?Дики говорил с двумя швейцарами, убеждая их отпустить Крамера. В конце концов они его отпустили, и Нэнси тотчас же взяла его за руку и подняла. Дики, о чем-то оживленно говоря с Нэнси, взял его за другую руку. Напомаженные волосы Дики растрепались, жирные прядки прилипли к лицу. Обернувшись к залу, он громко произнес:– Все! Интермедия закончена. Слышите? Простите нас, пожалуйста!И они вместе полупронесли, полупротащили Крамера мимо Грейс и О'Коннелла вниз по лестнице и из клуба.– Знаешь, Грейс, я много где бывал, много видел, но в дамской комнате нахожусь впервые. Жаль только, что у меня нет с собой блокнота.О'Коннелл сидел на краю мраморной стойки за раковинами. Рядом с ним валялась груда окровавленной, промокшей ткани. Грейс тампоном промывала ему губу и нос. Держался он стоически, но часто морщился и стонал.– По-моему, эту губу надо зашить, – сказала она. – Поедем-ка в больницу!– Не надо. Все будет в порядке. – Губа достаточно распухла, и слова были неразборчивы. – Эй, леди! – обратился он к единственной посетительнице, прихорашивающейся перед зеркалом у соседней раковины. – Эта помада слишком розовая для вас. Вам нужен тон потемнее, чтобы оттенить ваши рыжие волосы.– А вам вообще не следует находиться здесь, – огрызнулась женщина. – Ему нельзя здесь находиться!Грейс безмолвно извинилась перед женщиной, которая прошла мимо них и вернулась на вечеринку.– С каких это пор ты стал специалистом по макияжу?– Просто пытался дать полезный совет. Но мне это никогда не удавалось.– Точно. Так и должно быть. – Она схватила груду тряпок и выбросила их в ведро. Затем вынула из шкафа полотенце. – Приложи его к лицу!– Твое платье тоже в крови. – Он взял полотенце и промокнул лицо.Грейс посмотрела на свое отражение в зеркале. Она выглядела усталой и несколько печальной. О'Коннелл, несмотря на кровь и распухшее лицо, был явно бодрее.– Тебе это нравится, что ли? – спросила она.– Ну, это же вечеринка. А от вечеринок надо получать удовольствие!– Что ты сказал Джону?– Ах, он уже Джон? Он пьян. А с точки зрения сухого закона это для меня оправдание.– Значит, это не было спровоцировано? Он ударил тебя без всякой причины?Вздох. Его распухшее лицо стало серьезным.– Это наше с ним прошлое. Тебя оно не касается.– Почему ты не рассказал ему, что произошло в тот день, когда умерла Ева? Пять лет этот человек мучился неизвестностью и предавался самым мрачным мыслям. Расскажи ему правду, какой бы она ни была. Да, она выбрала тебя, но разве она из-за этого вдоволь не настрадалась?О'Коннелл опустил окровавленное полотенце и осторожно приложил руку к лицу, слегка коснувшись губы и носа. Исследовал.– Дорогая моя девочка, следует ли мне напомнить тебе, что ты на днях оставила меня? Что ты сбежала в Лондон, пока я спал? Даже не черкнув из вежливости прощальной записочки? Я... тронут, так скажем, твоим интересом к моей личной жизни, но, если честно, это никогда тебя не касалось и еще меньше касается сейчас.Грейс тяжело сглотнула.– А ты подумал, почему я сбежала? Ты хотя бы потрудился встать и обнаружить, что я ушла?Он издал звук, который мог быть как смехом, так и криком боли.– Хочешь знать, что всегда потрясало меня? Однажды можешь испытывать к человеку сильные чувства... я имею в виду, те большие сильные чувства, которые господствуют над всем твоим миром, затмевая все остальное... а затем, на следующий день, просыпаешься, и эта невероятная любовь, которую ты чувствовал день, год, сколько там еще, исчезла. Пфф, как дым. И ты ничего не можешь сделать, чтобы вернуть ее. – Он положил полотенце и принялся мыть руки.– Я знаю. Ты сказал это для того, чтобы причинить мне боль, – сказала Грейс. – Но мне тебя жаль. Ужасно, наверное, быть таким одиноким и опустошенным, как ты. Играть в твои глупые, бессмысленные игры с головами и сердцами людей.О'Коннелл по-прежнему потирал руки под струей воды, от которой уже поднимался пар.– Ты влюблена в Джона Крамера, Грейс?Она вздохнула.– Надеюсь, тебя ждет приятная поездка в Нью-Йорк. Не обижай Маргарет. Она будет стараться изо всех сил и заслуживает хорошего отношения.– Конечно, я буду добр с ней. Почему я не должен быть добр к своей новой секретарше? Тебя слишком далеко заносит в твоей теории относительно меня. – Он по-прежнему мыл руки, от воды поднимался пар, и его кожа начала краснеть. Когда вода стала кипятком, он наконец выключил кран. – Знаешь, было так восхитительно увидеть сегодня твою сестру. Я не ожидал, что она настолько занятна. После всего, что ты рассказывала о ваших отношениях с Джорджем и Стивеном, мне следовало бы догадаться. А теперь бедняга Крамер. Вы двое как пара драгоценных камней в его шкатулке. Мне бы хотелось познакомиться с ней поближе.– Как тебе не стыдно, О'Коннелл?Он отряхнул воду с рук. Осмотрел в зеркале свое распухшее лицо.– В Нэнси есть редкое и прекрасное достоинство. Это можно даже назвать благородством. Она... сногсшибательна!Дамская комната была слишком маленькой, или он слишком большим. Грейс захотелось поскорее уйти оттуда.– Снова убегаем, да?Она заставила себя взглянуть на него в последний раз.– Ухожу! Есть разница. До свидания, Дьявол. Желаю тебе удачно закончить новый роман! Глава 8 Грейс проснулась от шума. Стук молотка, сверление, громкий лязг металла отражались в ее голове и доходили до корней зубов. В воздухе стоял запах пыли и кошек. Открыв глаза, она долго не могла сообразить, где находится. Она лежала одна на узкой металлической кровати, в одном нижнем белье. Ничего знакомого. Загроможденный туалетный столик, покрытый шелковыми салфетками, огромный, несколько зловещего вида платяной шкаф, обои на стенах, когда-то, наверное, кремовые, а сейчас ставшие бежевыми.Ей понадобилось мгновение, чтобы все вспомнить. Тогда она встала и завернулась в совершенно не идущий ей желтый халат, лежавший на постели.Возле спальни располагалась крошечная кухонька, где Маргарет, полностью одетая, в очках, наполняла старенький чайник и ставила его на одну из двух конфорок. Насыпала заварку в заварочный чайник.– Доброе утро, Грейс. Болит голова?– Не то слово! – Грейс опустилась в единственное невзрачное коричневое кресло и сразу глубоко погрузилась в продавленные пружины. – Спасибо, что позволили мне остаться. Это было очень мило с вашей стороны. Вчера вечером, после всей этой выпивки, я не могла смотреть в глаза сестре... Если уж на то пошло, я не уверена, что смогу посмотреть ей в глаза и сегодня!– Что ж, боюсь, на следующую ночь я не смогу приютить вас. Я не собираюсь снова спать в этом кресле.– О господи! Простите! – Грейс закрыла лицо руками. – Я не хотела выживать вас из вашей постели.– И все же вчера вечером вы прямо прошли в единственную спальню и легли на единственную постель, даже не спросив разрешения!Грейс поморщилась. Но Маргарет говорила весело. Оживленно жужжа, она вынула из небольшого буфета две чашки с блюдцами.– Все в порядке! – сказала она, наконец. – У меня появился шанс немного выровнять ситуацию.– Что вы имеете в виду?– Что ж! – Маргарет пожала плечами. – На одной стороне уравнения ваши отношения с Декстером О'Коннеллом, выбивающие меня из колеи. А на другой стороне – вы воспользовались моим гостеприимством. Значит, мы квиты!Грейс не была уверена в правильности этого уравнения, но решила не спорить.– Так вы действительно едете с ним?– Конечно! Не думаете же вы, что я откажусь от работы своей мечты только потому, что мой будущий работодатель плохо вел себя со своими любовницами? Он известный хам.Я всегда это знала. – Она улыбнулась. – Я не собираюсь заставлять его влюбляться в меня. Об этом не может быть и речи!– Ну, если вы так смотрите на это...Они обе знали невысказанную истину. Грейс наивна: она предпочла проигнорировать то, что всем известно об О'Коннелле. Для того, кто читает газеты, не тайна, что он хам. Вероятно, в этом вся загвоздка; причина, по которой она это проигнорировала, – очевидна. Уж слишком много она знала о газетах, чтобы верить всему, что пишут о человеке.– Я предназначена для большего, – продолжала Маргарет. – Дело даже не в любви к его книгам. Я посмотрю мир, встречусь с незаурядными людьми. Сейчас мой мир не простирается дальше поездки на автобусе до Баттерси и обратно.– Так вот где мы сейчас! В Баттерси?В ответ Маргарет прошла к грязному окну и открыла створки.– Это не самый худший уголок Лондона. Если не считать шума. Столько шума! А будет еще хуже. Здесь собираются построить огромную электростанцию, достаточно большую, чтобы вырабатывать столько энергии, сколько вырабатывают все остальные станции Лондона. Можете себе представить, сколько будет дыма и копоти? Это позор, правда?Грейс посмотрела на низкий дом из желтого кирпича с террасой... а в конце дороги строительный участок. Люди в комбинезонах, стальные балки, канаты, блоки и булыжники.– В Баттерси живут люди со всех уголков империи. Так много потрясающих жизней, опытов и религий. Много коммунистов. Наш член парламента коммунист, хотя он маскируется под члена независимой рабочей партии. Вы, наверное, слышали о нем – Шапурьи Саклатвала? Он из Индии. Так вот. Я говорю, что он «наш» член парламента, но, конечно, мне не довелось проголосовать за него или кого-либо другого, поскольку мне двадцать семь.Чайник засвистел.– Вообще-то я тоже коммунистка. – Это было сказано робко, гордо, но без хвастовства.– Вы?– Уже несколько лет. – Она налила в заварочный чайник кипяток и помешала. – Классовая система тянет эту страну назад. Олухам из высшего класса нравится, когда Оскары Като-Фергюсоны получают самые лучшие места, а люди вроде меня вынуждены печатать их нечленораздельные речи. Что же касается монархии, то это просто абсурд! Разве можно допускать, чтобы это продолжалось, если хотим стать по-настоящему современным обществом?Это была совершенно новая Маргарет. Прямо как мама.– Да, вы, безусловно, полны сюрпризов. Улыбка.– Вот так. Ванная на лестничной площадке. Сейчас, наверное, свободна. Там возле двери полотенце, мое мыло и туалетная бумага. У вас в офисе есть лишний костюм? Я могу одолжить вам длинное пальто, чтобы прикрыть вечернее платье, пока вы не переоденетесь.– Что? Я сегодня не собиралась идти в офис.– Да? – Маргарет подняла бровь. – Так когда же вы намерены возвращаться? Я уже наговорила кучу лжи о том, что навещала вас с фляжками бульона, что у вас ужасный грипп и что на вас лица нет. У меня уже истощается запас слов!– Но я не... – Грейс хотела сказать, что не просила Маргарет лгать о ней, но проглотила слова. – Спасибо. Вы настоящий друг, и я не ценила вас по достоинству. Вы сказали, мы сели на автобус?Маргарет кивнула, разлила чай и протянула ей чашку:– Вы в порядке, Грейс? Я о том, что произошло между вами и О'Коннеллом?– Да. Все шло своим чередом. Я с самого начала знала, что наши отношения ярко вспыхнут и быстро погаснут. Пока они продолжались, все было потрясающе, но поверхностно. Ничего существенного. – Она отпила чаю и попыталась привести в порядок мысли. – Тогда мне хотелось, чтобы было иначе. Он говорил мне, что любит меня, и у меня от этого настолько закружилась голова, что я вовремя не разглядела, что есть что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35