Этот вопрос был задан неожиданно. Тилли любила задавать свои самые трудные вопросы после всех сказок, когда она свернулась калачиком в постели, а Грейс собиралась выключить свет.– Ах, дорогая! – Она посмотрела в широко открытые глаза Тилли и увидела Джорджа. Серьезность Джорджа. Энергичность Джорджа. – Никто никогда не сможет заменить твоего папу! Он всегда будет с нами!– Он вернется из мертвых, как Иисус?– Нет, не совсем. Он будет жить в тебе, Тилли. В тебе и в Феликсе.Но Тилли уже сердилась. Она захлопала кулачками по стеганому одеялу.– Это ложь! Он ушел! Я не могу даже вспомнить его! Грейс попыталась обнять ее, но Тилли было не до объятий.– Это несправедливо! У Элизабет новый папа. Он получил много медалей на войне, а теперь работает управляющим в банке и подсчитывает деньги. Я хочу, чтобы дядя Джон женился на маме, чтобы у меня был новый папа!Грейс с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.– Папы – это не библиотечные книги, Тилли! Нельзя получить нового взамен старого. И вообще, может быть, мама и дядя Джон не хотят жениться. Ты об этом подумала?Тилли нахмурилась.– Почему? Они любят друг друга. И он всегда здесь. Он может уйти из своего дома и жить с нами.– Тилли!Как же часто он бывает здесь? Грейс пришлось подавить желание подробно расспросить, когда он приходит и как долго остается. Что его не бывает здесь ночью, она была совершенно уверена. Нэнси ни за что не отдастся ему без обручального кольца на пальце. Да и мама ни за что не потерпит подобного легкомысленного поведения под крышей своего дома. Что же касается остального...– Что ж, если он не женится на маме, то пусть женится на тебе!– Тилли!– Или на мне! Он может жениться на мне! Я была бы невестой в белом платье. Он был бы моим женихом. – Она заулыбалась и устроилась поудобнее, засыпая.Грейс наклонилась и поцеловала ее в лоб.
– Эта капуста совершенно особенная. – Кэтрин Резерфорд ткнула в гарнир вилкой. – Она маринованная?– Это австрийский рецепт, – объяснила Нэнси. – И, если честно, мама, по-моему, ты маринована Игра слов: pickled в переводе с английского означает «маринованный, соленый» и «подвыпивший, пьяный».

больше, чем капуста!– Чушь и ерунда! – Но голос Кэтрин звучал более хрипло, чем обычно, – верный признак того, что она немного навеселе. Она редко выпивала, а сегодня выпила хереса еще до того, как они начали бутылку белого рейнвейна. – А если и так, что из того? Разве существует письменное указание, что только молодые имеют право выпивать? А более зрелая леди должна проводить вечер за вязанием, чаем и смотрением в камин в тоске по ушедшей молодости?– Но у тебя же есть вечер, когда ты играешь в бридж... – Грейс поймала взгляд Нэнси и хихикнула. Сейчас, когда они все собрались за обеденным столом, ей стало гораздо легче. Сестры вошли в свои традиционные роли сообщниц, заканчивая фразы друг за дружку и обмениваясь взглядами поверх бокалов с вином.– Вы, вертушки, забыли, кто вас родил! Позвольте мне сказать... – Кэтрин взмахнула ножом, и кусочек квашеной капусты попал в Крамера.– Так, начинается. – Нэнси сделала большие глаза.– «Меня бросили в тюрьму ради вашего блага, соплячки». – Грейс подражала матери.– Это правда, миссис Резерфорд? – Крамер искренне заинтересовался. – По какому же обвинению?– Я совершила самое отвратительное преступление: вела кампанию за право женщин голосовать! – Кэтрин поправила очки и гордо выпрямилась.Нэнси наклонилась и громко шепнула Крамеру:– На митинге Либеральной партии она бросила яйца в пару членов парламента.– И угодила одному из этих ничтожеств прямо в лысую голову! – Кэтрин явно торжествовала. – Я хочу, чтобы вы знали, молодой человек, что я была членом СПОЖ! Я была арестована вместе с Эмелиной Панкхерст Панкхерст Эмелина (1858–1928) – знаменитая английская суфражистка (сторонница введения избирательного права для женщин).

.– Это социально-политическое объединение женщин, – объяснила Грейс. – Мамочка, ты забываешь, что Джон американец. Он не имеет ни малейшего представления ни о Панкхерст, ни о СПОЖ. – Снова повернувшись к Крамеру, она добавила: – Заключение в полицейскую камеру было самым ярким событием в маминой жизни! По крайней мере, она хочет, чтобы мы так думали!За всем этим весельем Грейс разглядывала Крамера. Его бокал был наполнен водой, а к рейнвейну он не притронулся. В ту ночь он тоже был трезв, тогда это ее поразило. Может быть, он трезвенник? Или бывший алкоголик?– Вы отказывались от еды, миссис Резерфорд? Вас насильственно кормили?– Зовите меня Кэтрин! – Ей доставляло удовольствие мужское внимание.– Папа ее быстро вызволил, – объяснила Грейс. – Она успела отказаться только от одной трапезы.– Она была абсолютно белой, – добавила Нэнси.– Впрочем, полицейские выкупали ее в холодной ванне, – добавила Грейс. – И были при этом очень невежливы!Сестры снова посмотрели друг на друга и хихикнули.– Ах вы, свинтусы неблагодарные! – Кэтрин явно развеселилась. Радовалась, что весь разговор сосредоточен на ней. Каждую минуту она поглядывала на цветы, принесенные Крамером и стоящие теперь в вазе на камине. Кремовые розы и большие маргаритки. Срезанные в саду. – Ну ладно, хватит об этом! Расскажите поподробнее о себе, Джон. Над чем вы сейчас работаете?– Да так. То да се...Нэнси заговорщически наклонилась к Грейс:– Ну вот, он опять скромничает. Он ничего не скажет, но я думаю, он пишет роман!Грейс смотрела то на одного, то на другую. Нэнси в этот вечер была на редкость весела и привлекательна – глаза горят, лицо сияет счастьем. Крамер застенчиво играл ножом и вилкой.– Это правда, Джон?– Если честно, у меня нет на это времени. Слишком много происходит в реальном мире. Кто же найдет время для выдумок? – Когда он поднял взгляд на Грейс, в его глазах читалось негодование. «Только я, – казалось, говорили они, – только я найду время на это!» Через минуту он продолжил: – Сейчас я работаю над пьесой о трансатлантическом перелете. Вы знаете о премии Ортейга? – Заметив озадаченный взгляд Кэтрин, он объяснил: – Раймонд Ортейг предложил премию в 25 тысяч долларов за первый безостановочный перелет из Нью-Йорка в Париж или наоборот.– Есть ли какие-нибудь новости об этих французах? Нунжессер, или как его там? – спросила Нэнси.Крамер помотал головой:– В последний раз их слышали где-то над Ирландией. Но это было давно. Должно быть, они упали в океан.– Бедняги! – Кэтрин театрально положила руку на грудь. – Пара смельчаков-пионеров! Ужасно досадно!– Впрочем, нашелся другой парень, который хочет повторить попытку, – сказал Крамер. – Пилот почтовой авиации, можете поверить? Он планирует вылететь из Лонг-Айленда двадцатого. И летит один.– Думаете, у него есть шансы? – спросила Грейс. – Вот так, в одиночку?– Дома его называют летающим безумцем. Но я поеду в Париж и возьму с собой фотографа. – Он многозначительно посмотрел на нее. – Иногда лучше действовать в одиночку!
Потом Кэтрин подала свой хлебный пудинг с жидким заварным кремом.– Очень похож на тот, что делала мама. – Крамер уже соскребал последние кусочки со своей тарелочки. – Только она делала его с карамельным соусом. – Он быстро поправился: – Впрочем, ваш лучше, миссис Резерфорд!– Называйте меня Кэтрин.– А ваша жена? – спросила Грейс.– Ева не готовила. – Он положил ложку.– Она была удивительно красива. – Как ни странно, это произнесла Нэнси. – Если, конечно, верить фотографиям в вашем доме.– Фотографии не передают полной правды, – отчеканил Крамер. – Они не могут охватить всего человека.Грейс переводила взгляд с одного на другую. Нэнси опустила взгляд. Крамер, похоже, пожалел о своей резкости. Кэтрин встала и принялась собирать тарелки.– У меня есть множество фотографий Джорджа, – спокойно и размеренно произнесла Нэнси. – Иногда они меня утешают. Я смотрю на него такого, каким он был, и вспоминаю, как счастливы мы были вместе. Но иногда у меня разрывается сердце, когда я вижу его в форме с этой глупой, бессмысленной улыбкой на лице. Я начинаю на него сердиться. Как это неразумно, а? В конце концов, бедный Джордж умер. А есть кое-что и похуже. Мне становится все труднее и труднее увидеть, вернее, представить реального Джорджа. Я все чаще и чаще должна смотреть на фотографии, чтобы точно вспомнить его лицо. Наверное, это неизбежно. Но меня это очень печалит: я понимаю, что он исчезает даже из моей памяти. Да, действительно, невозможно помнить его как живого.Глядя в темноте на лицо Крамера, Грейс чувствовала, что это самое последнее, что он хотел бы услышать. Крамер со своим секретом жил в непреодолимом мире горя, пропитавшего всю его жизнь. Когда он заговорил, обращался скорее к Грейс, чем к Нэнси.– Ева давно исчезла. Она исчезла за много лет до своей смерти. С того самого времени, когда О'Коннелл опубликовал эту книгу. Похоже, она послужила ему прототипом Вероники. Он лишил ее энергии, характера, от нее ничего не осталось. Вы понимаете, о чем я говорю? Она долго болела, лежала в больнице, отказывалась видеть кого-либо, едва говорила. Только царапала письма и день за днем читала книги. Мечтала, как все будет, когда ей станет легче. Время от времени в ней пробуждалась прежняя Ева... и сразу же исчезала! Я не могу описать, насколько тяжело было видеть, как она исчезает.
Позже, гораздо позже, после ухода Крамера, Грейс взялась за мытье посуды, а Нэнси схватила чайное полотенце, и они за работой стали обсуждать проведенный вечер.– Насчет его жены – все это чушь! – заявила Грейс. – Твоя личность вовсе не исчезает оттого, что тебя изобразили в книге! Это американские индейцы думают, что, сфотографировав человека, можно украсть его душу. Просто Ева спятила, а Крамер решил обвинить в этом О'Коннелла и его книгу!– Ты, похоже, достаточно осведомлена обо всем этом. – Нэнси терла тарелку. – Или, по крайней мере, думаешь, что осведомлена!– Я ошибаюсь? – Грейс уставилась на сестру. – Что он тебе рассказывал?– Мои сведения по этому вопросу довольно отрывочны. – Нэнси отложила тарелку и взяла другую. – Но их мне достаточно, чтобы понять, что есть две стороны истории. Фактически даже три. Я думаю, ты сама не понимаешь, насколько предубеждена.Грейс посмотрела на их отражения в окне кухни. Стекло запотело, и их лица виднелись очень смутно.– Что ты имеешь в виду?– Ты влюблена в Декстера О'Коннелла, вот и принимаешь каждое его слово за чистую монету!– Ничего подобного! – Грейс с грохотом поставила тарелку в раковину.– Ты уверена? Ты была смехотворно счастлива, затем чертовски несчастна, а в последнюю неделю или две ты и вовсе сама не своя! Более того, у тебя такой вид...– Какой вид?– Скрытный. Неужели ты действительно думаешь, что я ничего не заметила?– Ты не всегда все замечаешь.– Но это я заметила.– Я не влюблена в него! – Грейс с грохотом поставила тарелку в сушилку.– Так вот, влюблена ты в него или нет, но у вас с ним явно бурный роман!– Что же в этом плохого? – Грейс провела мыльной рукой по лбу. – Я прекрасно могу позаботиться о себе.– Так ли, Грейс? После того, что рассказал мне Джон...– Опять ты за свое! Что он тебе сказал?– Ну, не так много. – Нэнси закончила орудовать чайным полотенцем. – Но тебе известно не хуже, чем мне, что О'Коннелл известен своим хамством не меньше, чем своими романами!– Но он забавен. И умен. И красив. И богат. И возбуждающ. И он любит меня. Кто еще из наших знакомых стал бы покупать такие подарки?– Ну... – Похоже, Нэнси хотела что-то возразить, но передумала.«Она снова вспоминает Джорджа, – поняла Грейс. – Узнает ли она когда-нибудь о нас с Джорджем?»– Грейс, послушай, обещай мне быть осторожной. У тебя хорошие инстинкты, и я надеюсь, ты к ним прислушаешься. Я так люблю тебя, Грейс, и не переживу, если этот человек причинит тебе боль!– Ах, дорогая! – Грейс обняла Нэнси, и некоторое время они стояли, сжимая друг друга в объятиях. Каждая сестра чувствовала мягкое дыхание и сердцебиение другой. – Конечно, я буду осторожной. – Она видела их отражения в окне, слившиеся в одно.Когда они отпустили друг друга и вновь принялись за мытье посуды, возникла напряженная тишина.– Я прочитала в твоей колонке, что ты побывала в новом клубе Шеридана, – сказала наконец Нэнси, вероятно, просто для того, чтобы нарушить эту тишину.– Это правда.– Я не знала, что ты в эти дни часто с ним виделась. Я вряд ли видела его с детства. После этой отвратительной истории с нашими родителями. Сколько нам тогда было лет?– Точно не помню. Тринадцать или четырнадцать. Давай больше не будем обо всем этом.– Не будем. – Нэнси деловито натирала тарелку. – Конечно, не будем. А какой он сейчас, Шеридан?– Такой же, как и в детстве. Странный. Деликатный. Привлекательный, по-моему. Хотя не все разделяют мое мнение. Получив наследство, он стал более уверенным в себе. А став более уверенным в себе, стал и более эксцентричным. Словно сознательно решил усилить каждую сторону своей личности. Даже дефект речи.– Надо же! – Нэнси подняла брови. – Хорошо было бы с ним повидаться.– Джон его старый друг, – сказала Грейс. – Вероятно, тебе следует попросить его как-нибудь вечером взять тебя с собой в «Тутанхамон».Нэнси нахмурилась.– Я не расхаживаю с Джоном по таким местам!– Правда? – Грейс, пристально глядя на сестру, взяла чугунную сковородку и принялась ее скрести. – Знаешь, Нэнси, ты сегодня выглядишь счастливой. По-настоящему счастливой. Я не видела тебя такой с тех пор, как умер Джордж.Нэнси пожала плечами.– Вероятно, я счастлива. В конце концов, вечер удался на славу.– Но?..– Но ничего. Вечер был великолепным. Я хотела сказать только то, что сказала, Грейс. Так что умерь свое любопытство.– Хорошо. – Грейс вздохнула и положила сковороду на сушильную полку. Но она еще не договорила о Крамере. – Ты за обедом упомянула, что думаешь, будто Джон пишет роман. Что навело тебя на эту мысль?– Кое-что из того, что он сказал на днях. Я даже не помню, что именно он сказал. Но все равно, оказывается, я ошибалась. Но есть еще кое-что.– Что?– Я перечитала «Видение». Мне интересно было перечитать его при нынешних обстоятельствах. Я закончила вчера в постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35