Перед сеансом она уже объяснила публике, что ее «посредником» является мальчик по имени Эдвин, умерший от гриппа после войны. Именно он общался с духами от ее имени. – Кто он, Эдвин? Назови его имя. – Она замолчала и поднесла сложенную чашечкой ладонь к уху. – Ты сказал Арчи? – Она снова открыла глаза. – Или Алфи? – При последнем имени женщина, сидящая в первом ряду, шумно вдохнула. – Алфи, – подтвердила миссис Маккеллар. – Что вы хотите сказать, Алфи? Что-нибудь о детях?Грейс краем глаза увидела женщину, которая вздохнула. Ей было лет сорок. При слове «дети» у нее опустились плечи. Грейс хотелось бы увидеть выражение ее лица.– Алфи очень жалеет, что у вас нет детей, – сказала миссис Маккеллар женщине и после многозначительной паузы, во время которой женщина слегка склонила голову набок, добавила: – Выживших.Послышался сдавленный звук. Женщина заплакала.– Вы что-нибудь хотите сказать ему, дорогая?– Только то, что я всегда буду любить его. – Голос женщины дрожал.– Он говорит, что тоже вас любит. Он наблюдает за вами с того света.– Это отвратительно, – прошептала Грейс.– Он просит вас следить за шкатулкой, – добавила миссис Маккеллар.– Шкатулкой? – Женщина, похоже, даже выпрямилась при этих словах. – Какой шкатулкой?Но миссис Маккеллар покончила с Алфи и попыталась связаться с маленькой девочкой в белой ночной рубашке с куклой, одетой в лохмотья. Упоминание этой физической подробности встревожило две пары безутешных родителей, сообщивших ясновидящей имена своих умерших дочерей. Мгновение спустя миссис Маккеллар подтвердила, что девочку звали Эдит, а не Мэри, и пустилась в обычные расплывчатые заверения в вечной любви с того света.– Для этого даже не требуется мастерства, – прошептала Грейс. – Я бы тоже так могла. Она хищница, а отчаяние родных слишком велико, чтобы они могли это понять.– А что за шкатулка Алфи? – спросил О'Коннелл. – Откуда она ее откопала?– Ну, у каждого в доме есть шкатулка, где хранятся ценности. Это можно утверждать со всей уверенностью.– А вот еще военный, – сообщила миссис Маккеллар.Грейс прочла страшную надежду в лицах почти всех присутствующих.– Офицер. Не могу определить чин и полк. Он высокий, с рыжеватыми волосами.О'Коннелл толкнул Грейс под ребро.– Слушай, Грейси! Может быть, это имеет отношение к тебе? – Его глаза дьявольски блеснули.Так вот зачем они пришли сюда? Ему хотелось понаблюдать за ее реакцией, когда эта шарлатанка начнет разглагольствовать о погибших солдатах? Не в первый раз она чувствовала себя подопытным экземпляром, который берут пальцами и кладут под микроскоп!– Как твое имя, сынок? – спросила женщина. Глубокий вздох и еще один взгляд на О'Коннелла. Он шутит с ней, вот и все! Вероятно, он бессознательно коснулся больного места. Пару дней назад они вместе заметили афишу и пришли сюда позабавиться, не догадываясь, что дело примет такой оборот. Они даже не представляли себе, чем это может обернуться.– Кто это был, Эдвин? – Миссис Маккеллар приложила руку ко лбу, словно изо всех сил старалась что-то услышать. – «У», говоришь?Уилкинс!Это имя звучало в голове Грейс, а сердце стучало, хотя она пыталась взять себя в руки.– Военных двое, – сообщила миссис Маккеллар. – Братья. Очень похожие друг на друга.О'Коннелл крепко сжал руку Грейс. Она не отрывала глаз от миссис Маккеллар, не желая видеть его. Она вообще ни на кого не хотела смотреть, чтобы не видеть, как ее напряжение и возбуждение отражаются на лицах собравшихся. Она не хотела быть одной из них.– Буква «У», Эдвин? – Ясновидящая заговорила громче. – Эдвин, мне нужны имена!Грейс закрыла глаза, желая, чтобы этот ужасный, тревожный момент закончился. Перед ее мысленным взором возникли Джордж и Стивен, играющие в карты на кухне у Резерфордов.– Ах, так, значит, все-таки «М»? – раздраженно спросила миссис Маккеллар. – Эдвин, тебе действительно надо лучше выучить буквы.Значит, не «У». Не Уилкинс.– Грейс! – О'Коннелл по-прежнему держал ее за руку. – Ты в порядке?– Прости, Эдвин? Ты говоришь Майкл? Мэттью?Женщина, сидящая рядом с Грейс, громко фыркнула и вцепилась в нефритовые бусы.– Ты хочешь уйти, дорогая? – В его голосе звучала забота. И вероятно, нечто большее, чем забота.Грейс позволила себе повернуться и посмотреть на него.– Она падает! – Медиум покачнулась и схватилась за стул. – Такой долгий путь! Бедная девочка, лежит на земле с разорванным ожерельем и сломанной шеей! Вокруг нее разбросаны жемчужины!– Давай уйдем отсюда! – О'Коннелл встал и потянул за собой Грейс. – С меня довольно!
Было поздно, примерно часа три ночи. Уличные огни за окном кабинета в сочетании с луной окрашивали в серебристый цвет совершенно пустое пространство длинного дубового стола. По полу были разбросаны карандаши, ручка, промокашки, помещенная в рамку фотография женщины с причудливой прической, две папки с бумагами, несколько листков бумаги и телефон со снятой трубкой.Грейс и О'Коннелл сидели рядом на пыльном ковре, прислонившись спиной к стене, куря одну сигарету на двоих и сбрасывая пепел в фарфоровую чашку. Ее волосы были взъерошены, ноги обнажены. Где-то валялась одежда. Его галстук был развязан, рубашка расстегнута. Он уже нашел в беспорядочно сброшенных вещах брюки и надел их. Грейс даже нравилось, что наглый, пресыщенный О'Коннелл так смущен тем, что несколько минут пробыл без штанов.– Как зовут парня, которому принадлежит этот кабинет? – О'Коннелл с трудом открыл бутылку белого вина, которую вынес под пиджаком из «Сайроса», и протянул ей.– Обри Пирсон. Это один из двоих братьев, которые владеют компанией. Отвратительный тип!– Что он о тебе думает?– Он считает, что я оказываю на других служащих дурное влияние. Ему бы хотелось избавиться от меня.О'Коннелл наклонился, чтобы слегка поцеловать ее в губы.– Полагаю, сейчас мы дали ему хороший повод для этого! Если он обнаружит.Грейс поежилась и сделала большой глоток вина. Трезвость и здравый смысл возвращались быстро, а ей этого не хотелось. Она хотела остановить это восхитительно опасное мгновение.– Ну как, ты лучше понял суть моей работы?О'Коннелл снова взялся за бутылку.– Нет, но я ощутил, как хорошо с тобой на столе твоего босса! Интересно, что будет следующим?А действительно, что? В глубине сознания что-то начало слегка терзать ее. Как долго это может продолжаться: стремление к пределу, переход границы? Каждый поступок казался более вызывающим, более возмутительным, чем предыдущий. Разумеется, вскоре настанет день, когда их неосуществленные фантазии и невысказанные желания истощатся. Им ничего не останется делать, кроме как совершать нелепые и отвратительные поступки, а этого просто очень не хочется. Что тогда?– Дьявол! – Она еще иногда называла его так, обычно в наиболее интимные моменты. – Что будет, когда праздник закончится? Интересно, сможем ли мы быть такими же простыми и откровенными друг с другом? И будет ли этого нам достаточно?О'Коннелл затянулся сигаретой. На ее конце опасно закачался длинный столбик пепла.– Зачем об этом беспокоиться? Праздник же продолжается, правда? Давай жить сегодняшним днем, Грейс! Наслаждайся тем, что у нас есть сейчас. Я поступаю именно так!Он выдвинул вперед руку с сигаретой, и пепел упал на ковер. Грейс поняла, что он думает о Еве. Когда-то он сказал, что Ева жила только сегодняшним днем. Она не была предназначена для того, чтобы остепениться, говорил он. Ее невозможно представить старой.
В этот вечер они ели в низкосортном ресторанчике за углом библиотеки, на Марилебон-роуд. Скатерти были грязные и липкие. Мясо кролика ужасно. Вино, которым они все это запивали, било в нос уксусом, но они все равно его пили, посмеиваясь над сеансом.– Кто внушил этой ясновидящей, что ей идет желтое?– Единственный дух, с которым она общается, появляется из бутылки джина. Клянусь, я и в конце комнаты чувствовал запах ее дыхания!После обеда они отправились в «Сайрос», чтобы выпить хорошего вина, потанцевать и опять выпить. А позже, здесь, в тишине кабинета Обри Пирсона, обучая О'Коннелла пускать кольца сигаретного дыма («Нет, не так. Сомкни губы вот так, вот так, Дьявол!»), Грейс подумала о Маккеллар, кричащей о падающей девочке, и о выражении лица О'Коннелла, когда он поднялся и потянул ее за собой.– Я не могу жить только сегодняшним днем, – возразила Грейс. – Я не Ева! Я хочу прожить долгую счастливую жизнь, и меня очень беспокоит будущее. Если ты со мной не согласен, тогда, думаю, его у нас нет! Я хочу сказать, будущего.– Ну, не знаю насчет будущего, но сейчас я люблю тебя, Грейс! – О'Коннелл промокнул лоб салфеткой.– Любишь? – Она чуть не взвизгнула от удивления.– А почему мне хочется видеть тебя из ночи в ночь? Не знаю, чем все между нами закончится, но могу сказать с уверенностью: ты возбуждаешь во мне желание.– Я возбуждаю в тебе желание?– Ты удовлетворяешь мое желание, но оно становится все сильнее, и ты мне все больше нужна, чтобы удовлетворять его снова и снова!Это заявление, конечно, взволновало ее. Ведь они повинуются порыву, только и всего. Ими движет неуемная энергия, которая рано или поздно, конечно, истощится. Грейс выпустила еще одно кольцо дыма, чтобы дать себе время придумать ответ.– Ты как-то сказал, что думаешь, будто я хочу быть известной. По-настоящему известной. Помнишь?– Что-то в этом роде.– Что ж, ты был прав. Именно этого я хочу. Для меня это и есть любовь. Глубокое взаимопонимание между людьми.– Ты считаешь, у нас с тобой оно есть?– Я знаю, что мне хочется, чтобы у нас оно было. Я расскажу тебе то, о чем никогда никому не говорила. То, что ты обязательно должен знать, если хочешь когда-нибудь по-настоящему понять меня. А затем послушать твой ответ.– Я открою тебе себя, если ты мне откроешь себя.– Я не хочу, чтобы у нас были секреты друг от друга.Он кивнул и отхлебнул вина.– У меня был роман с мужем моей сестры. Фактически это было больше чем роман. Наши отношения продолжались не один год и закончились только тогда, когда выяснилось, что она беременна своим первым ребенком. Полагаю, беременность прояснила мне серьезность ситуации; я поняла, во что вмешалась, что он принадлежит ей, а не мне. И что, если я не хочу навсегда потерять сестру, он должен принадлежать только ей!Она повернулась и взглянула на него. Игривость исчезла с его лица. Он слушал ее со всей серьезностью.– Нэнси ни о чем не догадывалась, – продолжала она. – А теперь я не могу ей сказать, даже если бы хотела. Он умер, и я ответственна за нее и за ее детей. Я не могу сделать или сказать что-нибудь такое, что могло бы повредить семье. Все в прошлом, и мне ничего не остается делать, как только держать все в себе. Но прошлое всегда невольно наносит вред настоящему!Ничего, кроме тиканья настенных часов мистера Обри. Свист проехавшей машины. Кабинет на мгновение осветился ее фарами.– Это многое объясняет, – сказал О'Коннелл.– Что, например?Он не стал вдаваться в подробности, а только сидел и смотрел на деревянные ножки кресла для гостей Обри Пирсона. Ножки, имеющие форму странных пружинистых спиралей и выглядящие так, будто они не могут выдержать человеческий вес.– Итак, теперь ты знаешь самую темную страницу моей жизни. Я открылась тебе и хочу, чтобы ты сделал то же самое!Она разжигала его желание. На его лице появилась хитрая улыбка, и он поставил бутылку. Потянулся к ней.– Нет, – отстранилась она. – Расскажи о себе. Что произошло между тобой, Крамером и Евой в прошлом? Расскажи, что происходило, когда ты писал «Видение»?
Рассвет застал Грейс сидящей в комнате Феликса и наблюдающей за его сном. Он лежал на спине, забросив над головой ручки. Войдя в комнату, она потревожила его, и он широко открыл глаза. Испугавшись, мальчик захныкал. Но стоило ей положить руку ему на грудь и сказать, чтобы он засыпал, крошечные веки снова опустились и дыхание стало ровным и глубоким.Как чудесно, когда есть кому довериться и чувствовать себя в его присутствии в полной безопасности!В голове у Грейс мысли сменяли одна другую с быстротой молнии, и она знала, что идти спать бесполезно. Тревожить Феликса было эгоистично, но ей не хотелось быть одной. В конце концов, в присутствии этого маленького человечка она тоже чувствует себя в полной безопасности!Что она сказала О'Коннеллу, когда он рассказал ей свою историю? Она не могла припомнить. И сказала ли она вообще что-нибудь?– Ты хочешь знать, почему я еще здесь, в Англии? – Он сказал это прямо перед тем, как они покинули кабинет. – Из-за тебя, Грейс! Чтобы быть рядом с тобой. Больше здесь меня ничто не держит!Он протянул к ней руку, но она отодвинулась от него. Стала искать в груде хлама свои украшения, чулки.– Я не должен был тебе этого говорить, – сказал он. – Но ты спросила. Ты же сама полагала, что у нас не должно быть тайн друг от друга.– Я знаю. – Она застегнула платье сзади. Раньше платье расстегнул он, чтобы поцеловать ее прямо в то место, где находилась пуговка. – Просто я устала.– Значит, давай поспим.– Я хочу поспать дома.– Я люблю тебя, Грейс!Снова слово на букву «л»! Как он за него цепляется! Неужели он действительно считает, что можно все сказать одним словом?Феликс вздохнул во сне. Этот вздох был таким милым в своей непосредственности. Ей хотелось протянуть руку и погладить его прелестную нежную кожицу под ушком, но она подавила порыв, боясь разбудить его снова. О чем он вздыхает?
Выйдя из кабинета Пирсона, полностью одетые, но растрепанные, они услышали в коридоре какой-то непонятный шум, похожий на звук метлы, стукнувшей по ведру.– Ш-ш-ш! – зашипела Грейс, видя, что О'Коннелл собирается заговорить, и потащила его через пожарный выход к служебной лестнице.На улице он коснулся ее лица.– Я знаю, о чем ты думаешь, Грейс! Но постарайся понять. Ради нас. Ведь ты так же, как и я, не хочешь, чтобы между нами все кончилось. Постарайся хоть немного!Свет раннего утра пробивался сквозь шторы, окрашивая комнату в оранжевый цвет.«Что ж, ладно, Дьявол!» – думала Грейс, когда Феликс снова засопел. – Я постараюсь понять твой поступок, очень постараюсь».
Два харизматичных молодых человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35