- Отличный малый, я видел этот фильм. Но ты же сама запретила стричься. А я расчесал их мокрой расческой.
- Глупый, глупый, сумасшедший, дурной, невозможный Микки. - Я крепко держала его за уши. - Я обожаю твои невероятные локоны (я чмокнула его в лоб), твои преданные глаза (чмокнула в глаза), твой умный нос и... (Майкл подставил губы, но я ухитрилась попасть в "бабочку") - и все твое фрачное великолепие!..
Рудольф, по-видимому, все это время стоявший за дверью, вошел сразу после моей финальной реплики, как лакей в хорошо отрепетированной сцене с объявлением: "Кушать подано!".
Милый старик, он собирался прислуживать нам, представив бутылки вина сказочной коллекционной ценности, хранимые старым бароном для особо торжественных случаев. Наш случай был именно таким и мы поспешили продегустировать напитки, путаясь в тостах и ролях. Как это, действительно, понимать? Хозяева поместья, мужчина и женщина, сидят рядом, словно под электродугой, боясь прикоснуться друг к другу и рассеянно ковыряя предлагаемые блюда. Проще было бы, действительно, разместиться по концам стола, перебрасываться любезными репликами и, позевывая, делать вид, что мечтаешь о сне.
- Рудольф, мы благодарны вам за внимание. Поверьте, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы этот дом процветал... - дипломатично начала я, но заметив искру иронии в глазах старика, тут же добавила. - Вы можете быть свободны до завтра.
Дворецкий положил на стол связку ключей, снабженных костяными табличками.
- Здесь указаны названия всех жилых комнат. Дубликаты хранятся только у меня, как и ключи от остальных помещений...В котором часу подавать завтрак?
- Мы завтракаем просто - кофе, тосты. Я предупрежу вас, как только проснусь. Пока ещё рано говорить о четком распорядке дня, - продолжала я роль хозяйки. - Все определится чуть позже.
Но как только за Рудольфом закрылась тяжелая дверь, мы бросились друг к другу, будто не виделись целый год.
- Госпожа! - Майкл поднял над головой связку ключей. - Пойдем?
Словно привидения, вернувшиеся в родные стены из другого, далекого мира, мы начали обход замка. Темные анфилады комнат, затянутые чехлами сумеречные люстры, лаковый глянец картин в полумраке, десятки дремлющих вещиц, которые предстояло рассмотреть и приласкать. Мы пытались основать целовальный ритуал, знаменуя объятием каждую новую комнату, но вскоре поняли, что нерационально тратим время.
- А где здесь прячется тот старичок-клавесин? - огляделся Майкл.
- Это на втором этаже, бежим, я знаю! Интересно, вспомнит ли ноты сраженный безумием Микки?
Новый Микки играл не хуже прежнего, особенно, когда я пододвинула под его фрачный зад специальный стульчик. Я сразу узнала тему из "Травиаты", звучавшую так, будто её написали для кукольного театра.
- Не понравилось? - Майкл осторожно опустил крышку, встревоженный моей печалью.
- Я не Мари Дюплесси, о которой написал пьесу влюбленный Дюма, и не та певица, чей голос вдохновил Верди... А портрет на стене не мой, а Клавдии фон Штоффен... Дикси нет - одно лишь отражение, эхо, пустой звук...
Майкл метнулся к портрету - лицо Клавдии выступало из романтической мглы, с избытком клубящейся в темных углах картины. Синие глаза смотрели пристально и насмешливо.
- Невероятно! Я бы присягнул, что писали с тебя, подделываясь под исторический стиль.
- Вот именно, подделываясь... А кто напишет меня, для меня?
- Боже мой! Ведь ты же ничего ещё не знаешь! Ты ничего не знаешь... завопил Майкл, победно воздевая кулаки. Схватив связку ключей, он выбрал самый большой, витой, с двойной затейливой бородкой.
- Это от чего?
Я с трудом разобрала почти стертую готическую вязь на костяной табличке: Вайстурм.
Мы посмотрели в глаза друг другу, блеснувшие от зажженных свечей алыми искрами.
- За мной! Я запомнил дорогу. Я все это много раз уже видел! - шепнул он мне с улыбкой помешавшегося Риголетто.
С подсвечниками в руках мы оказались в глухой черноте гигантского столба. По изогнутым стенам метнулись наши длинные тени, пахнуло колодезной сыростью, металлический гул вибрирующих ступеней всколыхнул застоявшуюся тишину.
- Я пойду первый. Дай руку, Дикси. Не бойся, ничего не бойся. Сегодня - наше полнолуние!
Старое вино, о, это старое вино! Как дразнило, как вдохновляло оно игривое безрассудство! Мы летели вверх, оставляя позади черную бездонную пропасть, вспугивая летучих мышей, висящих вниз головой на деревянных балках, оступались, шутливо скользя над бездной. И внезапно вынырнули в осеннюю ночную свежесть. Майкл за руку вытащил меня на поверхность каменной площадки и задрав голову, воскликнул:
- Смотри, луна!
- Где?!
- Сейчас, сейчас будет. Встань здесь, - он прислонил меня к каменному зубчатому столбу. - Стой тихо, задуй свечи и жди.
Огонь погас и почти тут же в темноте вспыхнул звук: ослепительным фейерверком взлетели в бархатное небо снопы рассыпающихся звезд: смычок коснулся струн.
- Это тебе, Дикси. Я написал для тебя прорву чудесной музыки. Я просто любил тебя до исступления, до глухоты и она сама начинала заполнять меня... Слушай, здесь все про меня, про нас, про всех, кто поймет.
Он играл, а я действительно сходила с ума - от огромной, необъяснимой, не вмещающейся в душу мощи этих звуков. Вместе с восторженной и жуткой радостью я чувствовала, как обретаю божественное всеблаженство, всемогущество, всезнание... Величайший из обманов, даруемый только музыкой.
Я ликовала от того, что владею этой ночью, музыкой и её господином, что мы летим одни во вселенной, в тайне черноты, скрывающей все и всем одаривающей... И сожалела, что не со сцены Карнеги Холла играет мой Микки мою волшебную музыку, и не обрушится к его ногам дождь цветов и аплодисментов.
- Я люблю тебя, Микки, - чуть слышно прошептала я, когда звуки умолкли и все потонуло в звенящей безмолвием черноте.
- Обними меня, Дикси. - Он стоял рядом и, прижавшись к его груди, я услышала стук сердца: - Не так, совсем, совсем...
Наши тела слились в нестерпимой жажде плотского единства, они неистовствовали, стремясь извлечь из слияния то мучительное блаженство, которым исходила скрипка Майкла. Тело, душа, эмоции, разум - все разрозненные частицы существа собрались в пульсирующую огненную точку. Она росла, разгораясь гигантским солнцем и взрывалась мириадами разноцветных звезд.
Не было ничего, кроме этой ослепительно прекрасной смерти и восторга нового возрождения, нового полета в небытие...
- Хватит, прошу тебя. Мне кажется, я действительно теряю сознание.
- Нет, бесценная моя, - рассудок. Просто мы нашли друг друга и потеряли то, что по бедности, скудности, по жалкой своей растерянности, принимали за настоящую жизнь.
БОЖЕ, ЭТО ТВОЯ РУКА...
Не помню, как мы оказались в моей комнате - я, Микки и его скрипка, уместившись на кровати втроем.
- Поспи, а я тихонечко поиграю. Мне не хватило бы и месяца, чтобы проиграть все "Собрание Девизо" - то есть, "собрание очевидца". И ещё пришлось бы пригласить оркестр. Это для большого концерта. Но есть и сонаты, пьесы, опусы, фуги - в общем, всякая мелкота. И вот такая простенькая колыбельная...
Обнаженный Майкл, прислонившись спиной к стене и согнув в колене длинную ногу, склонил голову к скрипке. На фоне бледнеющего предрассветного неба в широком окне я видела его силуэт, словно вычерченный рукой Пикассо...
Мы немного спали и много любили, а когда вернулись к реальности - она оказалась сном: теплая старая комната, сквозящие гранатом тяжелые занавеси, пузатый секретер с чернильницей и торчащим наизготове гусиным пером, разбросанные на ковре в беспорядке вещи и огромный букет у изголовья кровати - листья, цветы, травы, ещё поблескивающие росой.
- Это откуда? Невероятно изысканно и все в слезах. - Всряхнула я у лица осыпанную алмазами еловую ветку.
- Это дождь, милая. Всю ночь шел дождь. Я наломал цветы прямо под окнами - ведь это наш сад и наш дождь, - Майкл смотрел на меня с бесконечной печалью и восторгом. И было в его глазах что-то, напоминавшее незадачливого юродивого в женевском парке, считавшего святой шестнадцатилетнюю кокетку.
- Осталось пожелать только одно - кофе в постель. Конечно, без Рудольфа и Труды.
Майкл дернул кисточку звонка и, подмигнув мне, выглянул за дверь, завернувшись в банный халат. - Пожалуйста, с лимоном или молоком?
Он торжественно внес столик и устроил его на постели.
- Хитрюга! Как ты успел все?
- Ну, допустим, господина Артемьева застукали утром в саду, когда хулиган ломал ветки, но он на прекрасном немецком объяснил, что букет для дамы, а завтрак необходимо подать к двери спальни по условному звонку. Только... увы... здесь не хватает...
В дверь тихо постучали. Майкл просунул голову в коридор и вернулся с шипящей яичницей на подносе.
- Ага, значит, поняли правильно, - с ветчиной, как я и заказывал.
- А музыка? Откуда взялась на башне скрипка? Свалилась прямо с неба?
- Не заставляй меня краснеть, детка. Я схитрил... Видишь ли, как только я впервые увидел тебя ещё там, в конторе Зипуша, то понял, что стану писать для тебя музыку, даже если ты никогда не узнаешь об этом. А стоило лишь мне оказаться на Башне, - я уже знал: это то место, где мне больше всего хочется концертировать, и...
- Что и?..
- Ты распахивала руки, мечтая о полете, а я сидел у стены с валидолом под языком, так?
- Верно. И уже тогда задумал меня соблазнить?
- А как же иначе, глупышка? Знаешь, ты так выгнулась, стремясь в небо... И мертвый бы не устоял...
- А ты так долго держался. И даже удачно изображал страсть с другой женщиной. - Припомнила я ночь в подмосковной даче. - Дачный сюрприз оказался впечатляющим.
- Я тогда думал, что потерял тебя... До вчерашней встречи был готов отрубить любую часть тела, не выдержавшую соблазна.
- Супружеские объятия не грех, а долг, - съязвила я пасторским тоном. - А твоя жена такая хорошенькая.
- Не-ет! Соблазнила меня ты, ты! Бедная Ната... Эх. Я не должен с тобой говорить о ней. У меня прекрасная жена, которой я очень предан. Она мне и мать, и дочь, и друг... Но... но мы не были супругами уже лет пять... Нет, я не злоупотреблял связями на стороне. И так полно проблем. Просто эта часть бытия как бы отошла на второй план, сублимируясь в музыке. Но вернувшись из Вены после встречи с тобой, я не знал, куда спрятаться... Куда деть то, что вопило о страсти... Ната сделала несколько попыток сближения, решив, что наступила пора супружеского Ренессанса. Но мне нужна была другая... Она поняла это, когда увидела тебя. И тогда, на даче... Представляешь: рядом, совсем рядом, за тонкой стеной - ты, а под боком пышущая желанием женщина... О, это была адская пытка!
- Для меня тоже. Спасибо твоей жене. Слыша ваше "свидание", я поняла, что хочу тебя - именно тебя, - нелепого, рыжего, пугливого, дерзкого невероятного. А может, это случилось раньше, - в Пратере или в Гринцинге, где ты уверял, что сражен мною...
- Нет, Дикси. Не придумывай простенькую историю. Все не так. Совсем не так. Ты рассказываешь правила, а здесь - исключение, - Майкл нахмурился и отчаянно скрипнул зубами. - Случилось почти невероятное. Нас одарили чудом. Искрой высокопробной Вечной любви. Помеченные ею, всегда узнают друг друга, в любое время, в любых ситуациях и обличьях. Будь ты пастушкой-хромоножкой, а я косым конюхом, будь я самым всесильным правителем в мире, а ты затерянной в глуши монашкой, или наоборот, - все равно мы оказались бы вот так: сжатые, будто ладони в молитве.
- Ты прав, Микки. Я стала зомби после разлуки с тобой. Жила как механическая кукла, которой водила чья-то властная рука... У меня не получалась прежняя радость... Я никогда не была так счастлива, как с тобой. Не знала, что это вообще возможно - такая полнота радости, что можно захлебнуться. Не было со мной такого, Микки. И никогда уже не буду...
- Но ведь у нас ещё целых два дня. И вся жизнь.
- Один. Завтра я должна быть в Лос-Анджелесе.
- Ничего нельзя сделать?
- Я же говорила тебе - я выхожу замуж.
Майкл отделился от меня и я осталась одна. Он разглядывал мокнущие за окном деревья, барабаня пальцами по подоконнику.
- Кто он?
- Неважно. Хороший парень.
- Неважно. Это в самом деле совершенно неважно. - Он подошел ко мне. Значит, всего день. Ты даришь мне целый день? Не мало... Я не отпущу тебя ни на минуту.
Майкл тяжело лег на меня, вдавливая в подушки, и глядя в глаза с такой мукой, словно между его лопаток торчал смертельный клинок.
- Надеюсь, ты оставишь себе мою музыку? Я назвал альбом "Прогулки над лунным садом". Он принадлежит тебе. Пусть кто-нибудь сыграет, если захочешь... В этот дом я приеду не скоро. О делах мы договоримся письменно... А сейчас, а сейчас я буду любить тебя, Дикси. Безумно, как начертано мне на роду.
...На следующее утро мы расстались, обессилевшие, ненавидящие и благословляющие друг друга. Я поняла о чем тогда, при встрече на венском вокзале, толковал мне Майкл. Когда я отпустила его руки, чтобы уйти в секцию рейса на Лос-Анджелес, что-то выпорхнуло из моей груди. Наверно, это ушла моя жизнь. Я даже не смогла обернуться для последнего взгляда, потому что, в сущности, меня уже не было.
НЕВЕСТА КОВБОЯ
Алан бушевал - я прилетела другим рейсом и в другое время.
- Почему ты из Вены?
- Там были дела по имению.
- Но можно было хотя бы позвонить! Я поднял на ноги весь аэропорт, когда не нашел тебя среди прибывших из Парижа... Боже, нельзя же быть такой рассеянной, детка! Где твой багаж?
- Пойдем, у меня только эта сумка.
- А платье? Здесь уже приглашена куча гостей. Знаешь, что я решил? Мы будем праздновать наше бракосочетание на берегу океана! Мне предоставляют на вечер и ночь помещение актерского клуба. Я уже все осмотрел - будет просто здорово! И гости - как на презентации Оскара, ты будешь смеяться, читая список... Дикси, ты спишь? Ты какая-то зеленая, заторможенная!
- Меня всю дорогу тошнило... - на ходу придумала я.
Ал подозрительно посмотрел на меня:
- Дикси, ты не того?.. Ну, когда я был у тебя, в Париже, ты принимала таблетки?
- Нет, дорогой, я решила переменить свою жизнь.
О, если б славный ковбой Алан знал, к чему относилась моя фраза!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50