Бояджиева Мила
Сладкий роман
Бояджиева
СЛАДКИЙ РОМАН
Пролог
Во уже почти неделю в небольшом кинозале Академии искусств собираются восемь человек. С утра до вечера перед ними мелькают куски старых и новых фильмов разного достоинства - от признанных шедевров киноискусства до откровенного порно. Трое, восседающие бок о бок перед светящимся экраном, изредка обмениваются короткими репликами. Пятеро, рассеянные в темноте пустых рядов, погружены в сонное молчание. Женские лица - кукольные и демонические, юные и зрелые, окруженные ореолом славы и вовсе неизвестные настолько примелькались, что люди, закрывшаяся в просмотровом зале, испытывают пресыщение подобно большому Каннскому жюри.
- Стоп, назад! Еще раз эпизод борделя! - дернулся в кресле Заза Тино средний в командном трио. Мужчина и женщина на экране вернулись в исходное положение. Стройный эсэсовец с сумасшедшими светлыми глазами двинулся к затравленной блондинке, протягивая перед собой могучие масластые лапы. Уже в четвертый раз! По залу пронесся вздох измученных просмотрами зрителей, но спорить с Тино никто не посмел.
Зазу Тино знали как удачливого кинорежиссера, феноменального наглеца, и человека редкой деловой хватки. Его почтительно называли Шефом, считая мерзавцем и плутом. Внешне, во всяком случае, Заза давал основания для неоднозначной оценки. Над оливковым лицом деревянного Арлекина дыбились смоляные бараньи кудри, отмеченные пепельной проседью. Жесткая вьющаяся растительность кустилась в хрящеватых багровых ушах, крупных ноздрях, подступала под самый кадык из ворота клетчатой фланелевой рубашки. Отдельные волоски торчали даже по костистому носовому хребту, подобно ощетинившемуся гребню динозавра. Парфюмерных запахов Тино не выносил и был несдержан в выражениях и жестах.
Энергично жестикулируя, Тино уже который раз толкнул сидящего рядом бледного толстяка с аккуратно распластанной поперек воскового темени крашенной прядью. Руффо Хоган
вздрогнул, выронив серебряную бонбоньерку с мятными леденцами. Металлический грохот совпал с воплем экстаза на экране.
Боязнь запаха изо рта стала манией маститого теоретика киноискусства с тех пор, как бедняге пришлось просматривать хлынувшую на экраны "чернуху" кинофильмы, изобилующие отвратительными натуралистическими подробностями. Сторонник жесткого кинематографа, авангардист Хоган являлся на самом деле существом нежнейшим, приходящим в панику от вида медицинского шприца или бормашины. Как только Шеф начал вторично прокручивать ролик сексапильной французской актрисульки, терзаемой эсэсовцем, Руффо поспешил освежить дыхание ментоловой подушечкой. Ему стало очевидно, что настал момент заключительной дискуссии, в которой немаловажную роль играл его голос.
Феноменальное чутье никогда не подводило известнейшего и опаснейшего среди знаменитых критиков. Рыхлого, деликатного Хогана, с особыми модуляциями голоса, выдающими гея, за глаза называли так же, как и в официальных речах - гениальным. Но при этом добавляли мысленно не лестное прозвище - "стервятник - хамелеон". Не было секретом, что могучую провидческую силу, позволяющую влиятельному критику "делать сенсации", можно купить. Правда, стоила она дорого и многим была не по карману. Шеф позволил себе ангажировать Руффо лишь теперь, когда вступил в рискованный бой за скандальную и, что лукавить, опасную славу.
Когда на экране вновь появилось лицо синеглазой шлюхи, лежащей под осатанело берущим её офицером, Тино саданул Хогана локтем в мягкий бок:
- Ну, что скажешь, умнейший? Высший пилотаж, а? Запредельные глазки у этой киски!
- Я все давно заметил, Заза, - поморщился Руффо, демонстративно отодвигаясь от темпераментного соседа. - Честное слово, ты и сам на неё сразу запал, но все ещё топчешься в нерешительности, как деревенский жених.
- Разрази меня гром - она его любит! - Шеф не отрываясь следил за тем как парочка на экране демонстрировала набор эротических игр, полагающихся в такого рода зрелищах. - Пресвятая Дева Мария - я в трансе! Этот взгляд иступленной монашки, эта покорность жертвы, восторженное самоунижение! Эта лавина смертоносной, на крови замешанной страсти! Полный экстаз!... Колено Тино нервно задергалось.
- Заза, у тебя дьявольский нюх на дорогие штучки. В грудастой телке есть нечто этакое... высокосортное, - поддержал Шефа продюссер Квентин Лизи - самый тихий представитель ведущей тройки. Когда-то он был боксером и знал, как строить тактику сражения. Квентин предпочитал оставлять за собой последний удар, поскольку от него зависел исход боя - затейливая закорючка в чековой книжке, обеспечивающая жизнеспособность всего предприятия.
Шеф одобрительно сжал плечо Квентина, шумно вздохнул и хлопнул в ладоши:
- Кончили. Все сюда !
Пятеро заметно повеселевших мужчин из задних рядов подтянулись к лидерам. Зоркие глаза Зазы Тино пробежали по застывшим в ожидании лицам.
- Что скажете, парни? Пора принимать решение. Остановились на объекте Д.Д.? - в голосе Шефа слышалась какая-то подковырка. Руффо принял в кресле барственно-небрежную позу и ловко подхватил брошенный "мяч":
- Мы назвали себя экспериментаторами, а это значит - выбрали дорогу проб, ошибок, сомнений, дерзаний... Мы отказались от однозначности, покоя правильных решений...
- Помилуй Руффо! Здесь не международный конгресс кинематографистов! Тино живописно воздел руки к светящемуся потолку. - Умоляю, говори прямо да или нет ?
Хоган устало опустил веки, давая понять о своей снисходительности к хамоватому Шефу:
- Если тебе угодно превратить творческую дискуссию в производственное голосование, изволь - я "за".
- Мне все же хочется высказать свое мнение, - вкрадчиво, но напористо вклинился в разговор Квентин. - Считаю своим долгом заметить, что кандидатура Д.Д. не соответствует одному из важнейших требований, сформулированных Шефом. - Продюсер успел все основательно подсчитать и решил необходимым проявить бдительность. Хотя имена Тино и Хогана служили приличной гарантией победы, затея идейных лидеров выглядела, по меньшей мере, рисковой. С дурным душком затея.
Заполучив лет пять назад репутацию скандального режиссера и провалив три последние работы, пятидесятилетний Заза Тино не стал ждать, пока карканья критиков насчет постигшей его творческой импотенции станут реальностью. Он решился на отчаянный рывок - собрал группу крепких профессионалов, подстраховался известным продюсером и объявил открытой Лабораторию экспериментального кино - для узкого круга посвященных лиц и дерзновенных свершений.
Экспериментаторы приступили к работе, главным условием которой стала секретность. Каждый из "великолепной восьмерки" принял нечто вроде присяги, гарантируя молчание, и подписал документ, свидетельствующий о личной материальной и правовой ответственности за все, происходящее под знаком Лаборатории. Продюсер Квентин Лизи долго ломался, выторговывая для себя свободу от правовых обязательств и необходимости принимать участие в творческом процессе. Но Шеф заставил всех стать соучастниками выбора "объекта" - он понимал, что тем самым связывает "восьмерку" крепкими узами. Можно сказать - преступными.
- Каким же требованием не соответствует, по вашему мнению, Квентин, эта француженка? - Шеф угрожающе сжал челюсти.
- Совершенно очевидно, что имя малышки не тянет на солидный некролог.
- Господи Иисусе! Можно подумать, что мы выбираем не актрису, а жертву киллера! - оператор Соломон Барсак нервно скомкал и швырнул в урну пустой коробок от сигарет. В голову Тино ударила горячая кровь.
"Кто?! - думал он, едва удерживая ругательства. - Кто распустил язык? Нет... - осадил себя Шеф, - не паникуй, Заза. Ни один гад из посвященных в истинный смысл эксперимента не посмеет проговорится. Мерзавец Квентин элементарно решил поторговаться, а болван Соломон просто ляпнул глупость, не подозревая, что попал в точку. Откуда ему знать, что сценарий фильма уже дописан и финал предрешен?"
Тонкие лиловатые губы Шефа растянулись в улыбке:
- Сол, ведь ты снимал эту крошку в "Береге мечты". Теперь это чуть ли не классика. Последний шедевр Старика! Ты был на высоте, парень! - Он с энтузиазмом пожал руку оператора.
- Но ведь после фильма, прославившего намеченный вами "объект", прошло шестнадцать лет. Многовато для короткой зрительской памяти, - не сдавался Квентин.
- Ну так раскрутите её, черт побери! - взвился Тино. - Устройте ретроспективный показ фильмов в своих кинотеатрах, а вы Руффо, помяните Д.Д. в проблемной статейке "Смерть таланта или воскрешение плоти ?" Развезите с пафосом, как вы это умеете, всю историю её ухода в порнуху. Весьма пикантный эпизод на мой взгляд! Конечно, не для некролога. - Метнул он молнию в сторону Квентина.
- Сцена в борделе, которую мы сейчас видели - не повод поливать актрису грязью. Не те времена. Да и снимавший фильм режиссер - малый не без таланта. - Заметил, посасывая леденец Руффо Хоган. - Нынче подобные приемы входят в арсенал "большого кино". Возьмем к примеру Тарантино или испанцев... Увы, последние ленты "объекта" нельзя назвать "жестким порно".
- Это вы не можете назвать, Руффо, потому что умеете смаковать всякие тонкости. Обычный же зритель видит то, что ему показывают. А показывают ему голую бабу, которую остервенело трахает извращенец. Простого зрителя не волнует, что извращенец - фашист, его партнерша - представительница низшей расы неарийского происхождения, а заливающая её лицо клейкая жидкость вовсе не сперма, а крахмал. Зрителю, в конце концов, лишь досадно, что оператор-кретин, не снял все как следует, крупным планом.
Молодые мужчины, представлявшие технический состав "группы слежения" одобрительно зашумели. Квентин молчал и Заза понял, что близок к победе продюсер почти на лопатках.
- Эй, в будке, поставьте-ка нам "Берег мечты"! - Шеф примирительно обнял бывшего боксера. - Ну признайтесь, дружище, неужели вас не волновала вся эта романтическая дребедень в прекраснейшие годы цветущей юности? Э-эх! Ведь есть, старина, что вспомнить!
На экране замелькали титры и зазвучала мелодия, ставшая после выхода фильма шлягером. Под "Берег мечты" танцевали на всех материках, обнимались в жарком томлении бесчисленные парочки и в памяти каждого, сидящего в зале, нашлась, наверняка, приятная картинка "озвученная" любимой мелодией.
Шеф закурил, давая тем самым "зеленый свет" остальным, измученным воздержанием и необходимостью выходить в коридор. Курение в зале считалось привилегией руководящей тройки, но сейчас все почувствовали, что настал час свободы и единения. Возможно это обстоятельство подняло градус эстетического удовольствия - в знаменитом эпизоде фильма - сцене первой встречи его героев, посыпались дружные хлопки.
Дикарка, выросшая в джунглях, встречает американского парня, открывшего ей тайны цивилизации и человеческой любви. Исполнявший роль Джимми Алан Герт - бронзовый от загара с атлетическим торсом и копной выгоревших жестких вихров - застыл в немом восхищении: под струями водопада, падающими в лесное озеро, резвилась юная богиня в компании барахтающихся волчат.
У парня, держащего наготове ружье и матерого волка, притаившегося в тростнике, совершенно одинаковое выражение желтых глаз. И очень похоже, по звериному, облизывает он пересохшие губы. Дикарка настороженно озирается, видит чужака и на экране появляется бездонная синева невероятных глаз. Испуг, восторг, предчувствие чего-то неведомого, огромного озаряет прелестное, покрытое россыпью водяных брызг лицо. Дрожа всем телом девушка делает пару шагов навстречу поднятому ружью и из её груди вырывается протяжный, жалобный вой...
- Что ни говорите - это актриса! А как она умирала в финале... - тихо обронил Сол, но его расслышали все. - Я тогда просто не мог оторваться от объектива, хотелось снимать её непрестанно. Такое, честно говоря, со мной бывало редко, хотя моя камера нагулялась по звездному небосклону.
- А главное, - подхватил Шеф. - Подчеркиваю: главное! В Д.Д. есть то, что прежде всего необходимо для нашего замысла. - Заза сделал интригующую паузу и в полной тишине, сжав ладони так, будто собирался читать молитву, произнес с неожиданным трепетом: - Эта женщина принадлежит к редкой породе - она из числа одержимых, помеченных знаком Большой любви!
"...И вот теперь мы все должны постараться поэффектней убить её ..." мысленно завершил он свою речь и как-то вдруг сник, тяжело опустившись в кресло.
Обмякшее тело свирепого Зазы казалось маленьким и беспомощным, из груди вырвался скорбный вздох. Руффо застенчиво отвел глаза от поверженного Шефа и кивнул стоящему наготове секретарю:
- Досье на мадемуазель Дикс и Девизо. Подробное и поскорее.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДОСЬЕ ГЕРОИНИ.
На исходе декабря 1965 года в Женеве родилась девочка. Доктор Эванс владелец маленькой частной клиники, отправился домой лишь в шесть утра, убедившись, что ни его пациентке, ни малышке, спящей под прозрачным колпаком отделения интенсивной терапии ничего не угрожает.
А случай был не из легких .
Проснувшись после наркоза двадцатипятилетняя Патриция Аллен увидела солнечный свет за спущенными голубыми шторами, букеты цветов, напоминавшие о театральных бенефисах, улыбающееся лицо медсестры и с облегчением опустила веки:
- Слава Господу, обошлось!
- У вас здоровенькая толстенькая дочка, госпожа Аллен. В холле ждут мать и ваш супруг. Господин Девизо давно рвется к вам, но доктор Эванс разрешил визиты лишь после того как вы проснетесь и сами захотите принять кого-то.
- Хочу, конечно же хочу! - попытавшись приподняться, Патриция почувствовала резкую боль, её рука тут же нащупала толстую повязку, обхватившую живот. Ах, эта операция! Почему, почему все произошло так нелепо!?
По прогнозам врачей роды должны были произойти через неделю. Поэтому Эрик Девизо - заместитель директора крупного банка "Конто", спокойно улетел в Мадрид на деловую встречу, оставив жену на попечение её матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50