Дежурный, махнув рукой, показал ей направление, и она, пройдя по короткому коридорчику, оказалась в комнатке, похожей на кабинет в любом отделении милиции: стол, за которым сидел мелкий милицейский начальник, шкаф, видимо, для документов, перед столом - деревянный барьер, напротив - деревянная же длинная лавка. Несколько молодых парней в форме толкались в помещении, курили, посмеивались. Карину Назаровну они заметили не сразу, а когда заметили, то не удивились.
- Вам кого? - спросил тот, что сидел за столом.
- Здравствуйте... Мне звонили...
- Это за психом, что ли, Серега? - спросил один из молодых милиционеров, торчавших возле дверей.
- Да вроде... Вы за этим, как его... - Старший взглянул в бумаги на столе. - За Крюковым? Ясно, ясно... Забирать приехали?
- Ну да... А можно?
- У нас все можно. Оплатите штраф и забирайте. Если сможете, конечно... Чего нам его тут держать? Так как, будем платить?
- А сколько?
- Вот квитанция, смотрите... Он у вас вообще как? Нормальный?
Карина Назаровна испуганно захлопала ресницами и не нашлась, что ответить.
- Вы ему кто будете? Жена?
- Нет, - растерянно ответила Карина.
- А, ясно. Сожительница, - со смаком констатировал старший.
- Я... Я...
- Короче, платить будете?
Карина Назаровна посмотрела на бумажку, которую бросил на барьер старший, полезла в карман плаща, достала кошелек. Сюда она ехала на такси, оставшихся денег хватало как раз на то, чтобы заплатить штраф. О том, чтобы везти Гошу домой на машине, не могло быть и речи.
- А как я поеду обратно? У меня тут... на такси не хватит...
- Я-то здесь при чем? - спросил старший, глядя на Карину холодными глазами.
- Как же нам ехать? Ночь на дворе...
- Это не мои трудности, - спокойно сказал старший. - Так что, забираете своего психа или пусть у нас спит?
- Забираю, - сказала Карина Назаровна. - Где он?
- Деньги давайте, - заметил старший.
- Да-да... Конечно...
Она пересчитала купюры еще раз, надеясь, что, возможно, ошиблась при первом подсчете и у нее что-то останется, но надежда оказалась тщетной.
Старший, не глядя, смахнул деньги в ящик стола.
- Вова, приведи там этого... Крюкова.
- Ага, - ответил Вова не по уставу.
Когда Вова, широко ухмыляясь, прошел мимо Карины Назаровны, ее обдала густая, теплая волна водочного перегара, распространяемого молодым служителем порядка. Женщина вздрогнула и инстинктивно посторонилась. Вова подмигнул ей и скрылся за дверью. Через несколько минут там послышались шум, голоса, тупой стук, словно кто-то несколько раз ударился головой о стену, дверь открылась, и перед обществом, собравшимся в приемной, предстали все тот же пьяный Вова и не менее пьяный писатель Гоша Крюков. Увидев его, Карина Назаровна громко ахнула, чем вызвала короткую серию смешков среди наблюдающих за сценой встречи работников вытрезвителя.
Всю Гошину одежду составляли длинные, зеленые, расписанные волей художника белыми ромашками трусы.
Карина Назаровна впервые видела Гошу в таком виде и даже поначалу не узнала старого знакомого - уверенного в себе глашатая демократии, мастера пошутить, посмеяться, поерничать, злого на язык и на оценки, критикующего всех и вся и, кажется, ничего и никого не боящегося.
Тощий маленький человечек с кривыми волосатыми ножками, впалой грудью, спутанной копной грязных волос и с совершенно заплывшим синим лицом - Карина Назаровна с трудом признала в этом типичном клиенте вытрезвителя прогрессивного писателя Георгия Крюкова.
- Гоша... Господи! Что с тобой? - воскликнула она с неподдельным ужасом в голосе.
- Все нормально, - быстро сказал тощий мужичок, и только тут Карина Назаровна окончательно уверилась в том, что перед ней именно Гоша. Голос его оставался все тем же - скрипучим, едким и уверенным.
- Карина... Это ты? - голос Крюкова внезапно ослаб. - Слава богу...
- Ну что? Отпускаем? - спросил Вова.
- Если будет хорошо себя вести... Будешь, ты, мыслитель? - Старший посмотрел на Крюкова прищурившись, и в выражении его глаз Карина Назаровна не заметила ни злости, ни презрения. Был в них даже какой-то намек на доброту. Или ей просто показалось?
- Спасибо вам, - серьезно сказал Крюков, обращаясь непонятно к кому. Спасибо.
- Не за что, - заметил Вова и потрогал костяшки пальцев на правой руке. Если что, обращайтесь. Всегда рады помочь...
- Да, да. - Крюков закивал, начал топтаться на месте. - Ну что? неожиданно вскинув голову, обратился он к Карине. Его словно бы нисколько не смущал собственный вид, словно не голый и побитый стоял Гоша в приемной вытрезвителя, а сидел, как всегда, на кухне за бутылкой водки и беседовал с хорошими приятелями. - Ну что? Поехали? Вы готовы, Карина?
- Да, - ответила она. - Я все уже здесь...
Карина Назаровна вопросительно посмотрела на старшего. Тот кивнул.
- Тогда вперед! - скомандовал Крюков и шагнул было к дверям.
- Да-а-а, - протянул Вова, ухватив писателя за тощее плечо. - Не рановато выпускаем?
- Ты прямо так собрался, друг? - спросил старший. - Одеваться не будем?
- Ах да...
Крюков смущенно улыбнулся. Это получилось у него странно, совершенно по-детски - улыбка расцвела на заросшем, разбитом лице, и оно на мгновение просияло, словно бы даже осветив помещение вытрезвителя.
- А где вещи-то? - спросил Крюков.
Из коридора показался человек в белом халате, накинутом на джинсовый костюм. Он осторожно, не прижимая к себе, нес одежду писателя - развалившиеся сапоги, галифе, грязную рубашку, ватник...
- Гоша, это твое? - изумилась Карина Назаровна.
- Мое, мое, - успокоил ее писатель. - Встречают здесь, конечно, по одежке, - усмехнулся он, почесав разбитую скулу, - а провожают правильно - по уму...
На этот раз улыбнулся и старший.
- Это точно, - сказал он. - По уму, по уму... Тебе Вова, я смотрю, мозги вправил...
- Вправил, вправил, уж будьте любезны, - серьезно ответил Крюков, натягивая галифе.
- Ладно, давай быстрей. Не задерживай.
- Работы много? - ехидно спросил Гоша. Он уже был одет. Крюков несколько раз стукнул каблуком по полу, чтобы ладней сидел разбитый сапог, шагнул к Карине Назаровне, взял ее под ручку, другой рукой помахал старшему, а затем, с поворотом, - Вове.
- Всего вам доброго, - сказал он.
- Ага. И вам того же. Заходите почаще, - сказал Вова.
- Зайду, - серьезно ответил Крюков. - Обязательно зайду. Ну, до свидания.
- Пойдем, Гоша, пойдем. Ради бога, скорее. - Карина Назаровна потащила Крюкова к выходу, боясь, как бы он не нахамил между делом милицейскому начальству и у них не возникло бы неожиданных трудностей.
Они вышли из комнаты, миновали дежурного, который не ответил на прощальное "до свидания", робко оброненное женщиной, и покинули гостеприимное заведение. Фонарей поблизости не было, вытрезвитель находился на неосвещенном участке улицы, которая днем была полна машин и пешеходов, а сейчас, в третьем часу ночи, несмотря на то, что находилась в центре Города, выглядела заброшенной и совершенно нежилой.
- Словно и не в центре мы, - поежившись, заметила Карина Назаровна. Будто деревня какая-то... Жуть.
- Боишься? - ласково спросил Крюков, приобняв ее за плечи.
- Да, - сказала Карина, не пытаясь освободиться от руки писателя.
- Не надо. Ты знаешь... - Крюков куда-то тащил женщину, заставляя ее чуть ли не бежать. - Знаешь, не надо бояться. Я сегодня понял... После общения с милым сержантом Вовой. - Крюков потрогал опухшее лицо. - Да... Он ни черта не знает о дзен-буддизме... А повел себя как учитель. Просветил меня. И я вот иду просветленный. Ни черта не боюсь. И ты не бойся. Люди - они не злые. Они просто не понимают еще всего...
- Чего?
- Да почти ничего. Знаешь, Карина...
- Ты говорил, случилось что-то очень важное. Куда мы мчимся, Гоша?
- К Гречу.
- Куда?!
- К Гречу. Я должен его предупредить.
- Гошенька! Милый! Там же все давно спят. И потом, в таком виде...
Она не решилась сказать, что от Крюкова до сих пор несло так, будто он только что вышел не из вытрезвителя, а из третьеразрядной пивной.
- Это не важно. Дело очень срочное. Нам необходимо с ним немедленно поговорить. Я весь день думал. А Вова этот, мент, он мне мозги на место поставил.
- Гоша, да объясни ты, в чем дело!
Карине Назаровне показалось, что в словах милиционеров, сомневавшихся во вменяемости задержанного, была большая доля истины. Да и то посмотреть пьяный, одет черт-те во что, несет какой-то бред...
- Карина, милая, я весь день думал. Оттого и напился. Вопрос передо мной стоял, понимаешь ли... Страшный вопрос. Вопрос, можно сказать, жизни. Не жизни и смерти, конечно, но - жизни. То есть - как жить? И зачем? Я понимаю, ты не смейся, это глупо звучит, по-детски... Но это ведь вопросы, над которыми каждый человек задумывается.
- Ладно, Гоша. Так зачем нам все-таки к Гречу нужно? Сейчас, среди ночи? Что за спешка? Что ты такого узнал?
- А-а, все расскажу, не спеши.
Он снова дернул женщину за рукав.
- Да я-то как раз не спешу. Это ты...
- Да, спешу... Пойдем скорее. Так вот, я понял внезапно, что вся наша беда - в переоценке собственной личности. В преувеличении собственной значимости. Отсюда весь наш страх перед реальной жизнью, и от него, от этого страха, - вся подлость и гадость. Все гнусности, которые мы творим постоянно, - только от этого страха. От завышенной самооценки.
Карина Назаровна тяжело вздохнула.
- Что? Не понимаешь меня?
- Я не могу так быстро бежать, - слабо ответила она.
- Ничего, недалеко уже. Вон там Греч живет, через две улицы.
- А ты бывал у него, что ли?
- Конечно. Раньше захаживал. Иногда. Ну да не в этом суть. Я о чем? О повышенном внимании к своей особе. Мы все твердим - человеческая жизнь, мол, главная и неоспоримая ценность. Очень удобное заявление. Со всех точек зрения. Своя-то жизнь, понятно, тоже становится высшей ценностью. Вне обсуждения. И, может быть, даже самой важной, по Оруэллу - более равной, чем другие. Все жизни, то есть, равны, а своя равнее. Ценнее. И начинаются рассуждения - мол, не остановил пьяного хулигана, который на улице бесчинствовал, зато сам цел остался. Мол, кто ты и кто он? Он бы тебя зашиб случайно, убил бы в драке - а ты ведь такой золотой, такой умный-разумный. Ты смог бы столько миру пользы принести! Объективно ты поступил мудро и правильно, что сохранил свою бесценную жизнь для будущего, для страны, для мировой культуры... И так во всех случаях. Очень удобно для оправдания подлости, трусости... Работает инстинкт самосохранения, замаскированный интеллигентскими штучками-дрючками, разговорами о высших ценностях... Ерунда все это. Кто сказал, что я, допустим, представляю собой какую-то этакую ценность? Что я что-то этакое сделаю для мировой культуры? Может быть, мое главное предназначение - дать по морде зарвавшемуся "быку", просто чтобы другим неповадно было! Может, в этом и есть высший смысл? А не в гипотетической пользе, которую я когда-то там смогу принести? Так... Сюда. Направо.
- Куда? - испуганно взвизгнула Карина Назаровна, поняв, что Гоша тянет ее в какую-то совсем уже темную подворотню.
- Так короче будет. Здесь проходной двор...
- Что за спешка, не пойму? - в очередной раз спросила женщина.
- Все в свое время узнаешь, Кариночка... Все узнаешь... Так вот, я весь день думал - говорить мне Гречу или нет? Ну выпил, конечно, не без этого. Забрали меня менты, значит. А там я что-то им не приглянулся. Ну, Вова этот и треснул меня как следует... Что я там ему говорил? Обидел, кажется. Нес всякую ахинею. Про то, вроде бы, что я - писатель, а он - быдло... Ну и получил. И правильно. Знаешь, как он мне двинул, у меня прямо глаза открылись. Кто я такой? - думаю. Что я из себя строю неведомо кого! Тоже мне, Цицерон и Спиноза в одном лице... А все мои сомнения и размышления о высшем и бесценном - не более чем трусость, боязнь, что меня прижучат эти бандюги с кладбища... Я их выдам, а они мне мстить будут... Вова, одним словом, мне глаза открыл. Таким вот простым способом. Я не знаю, что со мной случилось, Карина. Может, и не в Вове дело. Может, просто пришло время все правильно понять, У каждого, знаешь, свое время есть... Каждому овощу - свой фрукт, как говорят в народе.
- Так что с Гречем-то, я не понимаю! Скажи по-русски, Гоша!
- Да провокация там готовится, - просто ответил Крюков. - Я вчера напился на работе. А там сидели эти...
- Кто? - испуганно спросила Карина.
- Бандиты. Они тоже подпили, да еще наркоты накурились...
Гоша не стал говорить, что и сам приложился, да к тому же не раз, к папиросам с марихуаной.
- Слово за слово... В общем, я понял кое-что из их разговоров. Довольно внятная картинка сложилась. Они заложили взрывчатку в один из склепов. А сегодня рано утром будет выемка...
- Что это такое?
- Ну, приедет милиция, телевидение... Найдут динамит, или что там у них. А на нем - отпечатки пальцев господина Греча. И будут раскручивать дело, что, мол, он хотел организовать покушение на нового губернатора. Такие вот у них игры.
- Господи! Ужас какой!
- Осторожно. Здесь ступенька, - предупредил Крюков, таща Карину Назаровну через мрак проходного двора. - Вот я и успокаивал себя весь день тем, что это, дескать, игры бандитов и политиков, которые такими же бандитами по сути своей являются. Только одеты по-другому. Думаю - не лезь, Гоша, в это дело...
- И правильно, - вздохнула Карина Назаровна. - Чего им надо-то всем? Почему в покое не оставят человека? Уж выборы прошли, уж проиграл он... Знаешь, наверное, что-то есть за ним не чистое... Может, деньги какие не поделили?
- Ага, - сказал Гоша. - Я именно так и рассуждал. А потом подумал - какое мне дело, есть за ним что-нибудь или нет? Не в этом суть вопроса. А суть в том, что я знаю о подлости, которая готовится в отношении человека, и не предупреждаю его об этом. Значит я кто? Такой же подлец, как и эти, с кладбища. Еще хуже, пожалуй. Потому что трусливее. И еще я понял, что ничего не может быть важнее простых человеческих качеств. Ты будешь смеяться, Карина, но я теперь именно так думаю. То есть честность, верность... - вот эти вещи я имею в виду. Справедливость... Да много их. А суть одна. Обычные, простые человеческие отношения - вот что превыше всего. Все остальное - дым. И нечего по поводу этого дыма рефлексировать. Деньги там, шменьги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49