Была и свобода. Неожиданная и желанная - внезапное понимание того, насколько мелки и жалки все угрозы - и телефонные в его адрес, и газетные в адрес Греча, насколько все это несущественно и насколько преходяще перед ослепительной, вечной, ровной белизной снега, перед небом, которое отсюда выглядело совсем не так, как с берега. Оно было одновременно и выше, и ближе подними руку и достанешь. Оно не шарахалось вверх, испуганно сжимаясь, чтобы вырваться из ущелий улиц, - там оно словно бежало, оставляя внизу вонь выхлопных газов и человеческих испарений, здесь же небо как будто нежилось и свободно дышало в лицо Журковскому свежим, ровным ветром..
Он остановился на середине реки. До противоположного берега было не очень далеко, но он почему-то выглядел игрушечным - мелкие машинки, странно медленно катящие по набережной, фигурки людей, смешно и вяло перебирающие крохотными ножками, размахивающие короткими ручками... Анатолий Карлович не смог сдержать улыбки.
"Тоже мне, Андрей Болконский нашелся. Небо его, видите ли, на путь истинный наставило... Глаза открыло. В мои-то годы... Где же твой Аустерлиц, князь?... А туда же... Небо... И все равно что-то в этом есть... В хождении по воде яко по суху..."
Журковский сделал пол-оборота, чтобы вернуться на свой берег, и вздрогнул. Прямо перед ним стоял высокий мужчина в богатой меховой шапке, черной, спортивного покроя куртке и в черных же мягких брюках, уходящих в меховые сапожки. Видимо, он шел следом за профессором, неслышно ступая в мягких своих унтах, и остановился вместе с ним.
Анатолия Карловича неожиданно бросило в жар. Он узнал этого человека. Совсем недавно, выйдя из офиса Суханова и направляясь к машине, он едва не столкнулся с ним - мужчина в огромной шапке стоял на тротуаре, преграждая дорогу, и Журковскому пришлось даже пробормотать что-то вроде "простите-извините", чтобы обогнуть гиганта и пройти к служебному "Форду".
Как он здесь оказался? Преследовал? Зачем? С какой целью?
- Дрожишь, пархатый? - весело спросил верзила. - Приссал?
Анатолий Карлович мгновенно узнал этот голос. Тот самый, с наглой хрипотцой, который он уже два раза слышал в телефонной трубке.
- Ты знаешь, профессор, здесь лед тонкий. Проваливается иногда.
"Каким образом он лед-то пробьет? Или сразу в прорубь потащит?.."
Журковский невольно повел глазами, ища что-нибудь похожее на прорубь.
- Гы, - сказал мужик. - Гы-гы... Прорубь ищешь? Так она сама тебя найдет.
Он быстро поднял руку и схватил профессора за ворот. Притянув к себе, дыхнул Анатолию Карловичу в лицо теплым пивным перегаром.
- Ну, старый козел, что делать будем? Кончать тебя? Или как?
- Пустите, - прошептал Журковский.
Он попытался вырваться из цепкого захвата, но не смог оттолкнуть противника, лишить его равновесия - слишком велика была разница и в весе, и в силе, и в сноровке, да и возраст давал себя знать...
- Не пыли, не пыли, старый, - спокойно произнес верзила. - Я тебя сейчас убивать не буду, не бойся. Хотя моя бы воля, давно бы по асфальту размазал... Таракан ты вонючий...
Журковский машинально подумал, что тараканы вонючими не бывают, они ведь, кажется, не пахнут. Гигант, по-прежнему притягивая его к своему лицу и пристально вглядываясь в глаза, продолжал:
- Ты понял, сучара, что ты у нас на прицеле? Что каждый твой шаг виден? Понял, гнида?
Колено гиганта шевельнулось и даже не ударило, а как-то пихнуло Анатолий Карловича между ног. Резкая боль перехватила дыхание, судорогой свела все тело, но верзила не дал профессору согнуться. Он дернул его вверх, едва не придушив воротником.
- Ну, говори, понял или нет? Хрен с тобой, живи пока. Но - только пока. У тебя ведь, кстати, и жена есть... И сын... В общем, последний раз тебе говорю - не прекратишь свою байду, всё. Больше базара не будет. Мараться об тебя противно, гнида, а то бы давно уже... Пошел отсюда. Мусор.
Гигант резко выпрямил руки, оттолкнул профессора от себя и зашагал вперед, к другому берегу. Анатолий Карлович смотрел ему вслед. Фигура здоровяка в черной куртке быстро удалялась, уменьшаясь в размерах. Вот он дошел до стены набережной, быстро поднялся по лесенке и исчез за гранитным парапетом. Только цепочка следов осталась на снегу. Еще одна дорожка, протоптанная - как и те, о которых размышлял совсем недавно Анатолий Карлович, - неизвестно кем и для чего.
Через два дня после случившегося Суханов, которого Анатолий Карлович по-прежнему не посвящал в свои неприятности, сообщил, что им необходимо срочно слетать в Нью-Йорк.
Журковский вспоминал, с каким пренебрежением он прежде относился к Суханову, каким "жлобом" считал его, и сам себе удивлялся. Как можно судить о людях, совершенно не зная их, делать выводы из поверхностных наблюдений? Это недостойно человека образованного, а уж ученого - и говорить нечего.
Суханов завораживал Анатолия Карловича своей поистине неуемной энергией. При этом он вовсе не подавлял нового друга, не развивал в нем комплекса неполноценности. В какой-то момент Журковский неожиданно для себя понял, что они действительно сдружились с Сухановым, столь схожими оказались их взгляды на жизнь, политику, историю, искусство, на все, о чем бы они не разговаривали. Андрей Ильич оказался прекрасным советчиком - он аккуратно и точно наставлял Журковского во всем, что касалось нового для Анатолия Карловича быта - дорогих гостиниц, приемов, званых обедов, "презентаций" (это слово люто ненавидели оба), и Журковский был благодарен боссу, как он иной раз шутливо называл Суханова, за эту помощь. Окажись в учителях кто-нибудь другой, Анатолий Карлович непременно отказался бы от этих уроков светского поведения, может быть, себе во вред, но отказался бы. Однако Суханов сумел найти к профессору ключик, который позволил выстроить их отношения легко и просто.
Анатолий Карлович одновременно удивлялся и радовался тому, что в Суханове, в отличие от его жены Вики и даже дочери, совершенно отсутствовала "новорусскость", весь этот отвратительный пафос отечественных нуворишей, в большинстве своем необразованных, порой просто диких, грубых и невоспитанных людей, невесть какими путями (во всяком случае, на взгляд Анатолия Карловича) заработавших быстрые и большие деньги и, в силу отсутствия фантазии и серьезных пристрастий, интересов или хотя бы хобби, чуть ли не демонстративно швыряющих их на ветер, тратя, по мнению Журковского, бездарно и глупо.
Когда в зарубежных поездках выпадало свободное время, Андрей Ильич несколько раз водил своего товарища на экскурсии в места сбора отечественных богатеев - большей частью это были казино, либо же дорогие, даже как-то гротескно дорогие рестораны.
После третьей такой экскурсии Журковский попросил его уволить от подобных мероприятий.
- Я всегда считал верхом пошлости наши отечественные баньки с водкой и девчонками, - сказал профессор Суханову. - На втором месте для меня были загородные пикники с шашлыками. Теперь я вижу, что казино недалеко от всего этого ушли.
Суханов усмехнулся.
- О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух, - сказал он. Не волнуйтесь, Анатолий Карлович, это еще не предел.
- Наверное, - согласился Журковский. - Нет предела совершенству. И пошлости тоже.
В декабре Журковский впервые в жизни оказался в Нью-Йорке. Суханов привез его, чтобы ознакомить с деятельностью своего американского филиала. За четыре месяца Анатолий Карлович если и не полностью, то все же довольно подробно вошел в курс дел фирмы, и теперь, когда Суханов предложил ему занять место главного научного консультанта, личное знакомство Журковского с работниками филиала было совершенно необходимо.
У Суханова и его помощника было всего три дня - на родине хватало работы и в головном офисе, и в предвыборном штабе Греча. Конечно, процесс в сухановском "Городе" был налажен и отрегулирован так, что какое-то время мог течь сам, без прямого вмешательства шефа, однако долго это продолжаться не могло, а уж стратегические вопросы решал только Андрей Ильич.
Встреча с американскими партнерами произошла не в роскошном офисе, который ожидал увидеть Журковский, а в обычной трехкомнатной квартире, находящейся на одиннадцатом этаже огромного дома на Манхэттене. Дом этот удивительно походил на отечественную новостройку пятилетней давности, да и к соседним зданиям вполне было применимо отечественое слово "микрорайон". Парпаллелепипед из красного кирпича, ставшего уже темно-коричневым от оседающих на стенах выхлопных газов и заводской гари, насколько хватало глаз был окружен братьями-близнецами - такими же гигантскими постройками, издали напоминающими грязноватые спичечные коробки.
- Нижний Ист-Сайд, - сказал Суханов, когда они с Журковским вышли из такси. - Не бог весть какой район, но и не из самых плохих.
- А мне нравится, - сказал Анатолий Карлович, оглядываясь по сторонам. Прямо как у нас... Спальный район.
- Не такой уж он и спальный, - ответил Суханов. - Считай, центр Большого Нью-Йорка. До Бродвея два шага, Виллидж - вон, совсем близко, там - знаменитый Бруклинский мост... Все рядом. И, что приятно, квартиры здесь стоят раза в два дешевле, чем в километре отсюда, где-нибудь в том же Виллидже.
- В той же Виллидж, - поправил Журковский.
- Да ладно, я же имею в виду район. Здесь с языком очень смешные вещи происходят. Сами услышите.
В квартире было тесно от гостей - русские сотрудники Суханова расхаживали по всем трем комнатам с бокалами в руках, шутили, расспрашивали шефа о том, что творится на родине. Большинство из них, как понял Журковский, не бывали в России кто год, кто два, а кто и все пять. Однако эмигрантов тоже не наблюдалось - все присутствующие были гражданами России и, кажется, собирались ими оставаться.
Суханов представил собравшимся Анатолия Карловича и заявил, что теперь вопросы чисто теоретического, научного характера будет решать он и только он, профессор Журковский.
Анатолий Карлович знал, что "Город - XXI век" занимается не только программным обеспечением русскоязычных пользователей ПК во всем мире, но и торговлей самыми компьютерами, комплектующими, "софтом", телевизионной аппаратурой, музыкальным оборудованием, аудио- и видеопродукцией, а сейчас строит еще и планы по созданию телевизионной сети. Фирма уже получила собственную частоту в России, здесь же, в Америке, создается русскоязычный канал телевидения - так сказать, региональный, обслуживающий только штат Нью-Йорк, но и это уже немало.
При таком широком поле деятельности под "вопросами научного характера" можно было понимать самые разные предметы и темы, но Журковский пока не настаивал на том, чтобы круг его обязанностей был максимально конкретизирован. Он уже хорошо знал, что Суханов - реалист, что он всегда трезво оценивает людей, находящихся рядом с ним, и потому был уверен, что босс не нагрузит его работой, в которой Журковский окажется профаном или просто неспециалистом. Это был один из главных принципов фирмы "Город" - высочайшая квалификация каждого из ее работников, начиная от дворника, уборщицы или охранника низового звена и заканчивая генеральным директором.
"Когда я почувствую, что устал тянуть эту махину, сразу уйду", - говорил Суханов, и Журковский ему верил.
Среди бродящих по квартире гостей была одна-единственная представительница слабого пола, она же оказалась единственным гражданином Соединенных Штатов.
Молодая женщина лет двадцати, одетая в поношенные джинсы и белую футболку (декабрь в Нью-Йорке выдался теплым, и, чтобы дойти от подъезда до машины, достаточно было накинуть на футболку пиджак или куртку, а кожаная куртка гостьи висела в прихожей), она производила впечатление увлеченной студентки, очарованной именитыми гостями.
Она взмахивала пушистыми темными ресницами и осторожно поглядывала на Журковского, о достоинствах которого Суханов произнес короткую, но очень вескую речь.
- Познакомься, это Энди, - сказал Суханов Анатолию Карловичу, когда официальная часть встречи завершилась. Он подмигнул девушке. Та словно бы сникла от смущения и протянула Журковскому крохотную детскую ладошку. - А это, Энди, твой непосредственный начальник, Анатолий Журковский.
Суханов говорил по-английски неважно, но вполне приемлемо для неформальной беседы.
- Очень приятно, - сказал Журковский.
- Мне тоже, - ответила девушка.
- Энди, я дам тебе все телефоны господина Журковского. Когда он будет приезжать, то жить будет здесь.
Заметив удивленно поднятые брови профессора, Суханов утвердительно кивнул:
- Да, да, я специально назначил встречу в этом месте. Чтобы вы, Анатолий Карлович, сразу все и всех увидели и попривыкли как-то... Это у нас такая... оперативная, скажем так, жилплощадь. Главный офис - в Бруклине, еще одна квартира на Пятьдесят шестой, возле Центрального парка... Ну, вы все увидите. Сейчас мы едем обедать.
Гости, заслышав сигнал к окончанию приема, вежливо откланялись и быстро разошлись. Последними из дома вышли генеральный директор со своим заместителем и Энди.
- Тебя подкинуть, Энди? - спросил Суханов. - Мы едем к Центральному парку.
- Нет, я в Бруклин. Такси возьму, - ответила Энди и, махнув рукой, исчезла за углом кирпичного дома.
- Красотка, - чмокнул губами Суханов. - Только молода слишком.
- Это быстро пройдет, - заметил Журковский.
- А знаешь, кто она?
- Наш сотрудник, насколько я понимаю.
- Ну, это конечно. А вообще-то она - единственная дочь сенатора Мак-Дауэлла.
- Того самого?
- Ну да. Того самого, что на следующих выборах будет баллотироваться в президенты США.
Журковский остановился возле машины - серого "вэна", принадлежавшего фирме.
- И что же она - вот так запросто?
- Да, - улыбнулся Суханов. - Одна и без охраны. Тут все так ходят и так живут.
- Слушай, я потрясен.
Журковский перешел на "ты", что случалось у них с Сухановым все чаще и чаще, особенно когда они оставались наедине.
- Я потрясен, - повторил Анатолий Карлович. - У нас дети заслуженных артистов, и те ходят как наследные принцы. А уж дочь кандидата в президенты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49