- Поплясал бы, сволочь, поговорил бы на допросах, гнида..."
- Что с вами, Гавриил Семенович?
Панков опустил глаза и осмотрел себя - на лацканах пиджака ни соринки, рубашка глаженая, галстук в порядке. В чем дело?
Бекетов смотрел на следователя, вытаращив глаза, и смеялся.
"Вот оно... Господи, я понял, я понял тебя! Всем по заслугам! Что желаешь врагу своему, то сам и получишь! Вот тебе, идиот, тридцать седьмой год! Вот тебе! Сам накликал! Я понял тебя, Господи!"
Гавриил Семенович вдруг понял смысл времени. Конечно, тридцать седьмой год никогда не кончался, как и все годы, и война, и революция, и то, что было раньше... Для каждого человека, рано или поздно, приходит, наступает то время, которое ему предназначено, то, ради которого он и был рожден на свет... Только никому не дано знать, в какой роли окажется человек, когда придет его Настоящее время, - палачом он будет или жертвой, благородным мстителем или подлым злодеем. Но оно приходит обязательно, оно здесь, всегда, сейчас...
"Что хотел, то и получил, - думал Гавриил Семенович и смеялся все громче. - Что хотел..."
- Эй, Бекетов! А ну кончайте тут цирк мне устраивать!
Панков рванулся вперед, пытаясь схватить валящееся со стула на пол, бьющееся в судорогах тело, но ему удалось только чуть задержать падение, уцепив Бекетова за рукав пиджака.
- Врача! Быстро! - рявкнул следователь возникшему в дверях дежурному. Вот черт...
Дежурный исчез.
Панков вытащил из кармана радиотелефон и быстро потыкал в клавиши.
- Это я... Дела? Плохо... Переборщили... Вырубился. Кажется, серьезно... Понял, понял... Хорошо. Я все сделаю, Николай...
Отчество он выговорить не успел. В трубке раздались презрительные короткие гудки.
Врач ощупал тело лежавшего без сознания Бекетова, оттянул веки, посветил маленьким фонариком в зрачки, раздвинул ложечкой челюсти, прошелся пальцами по затылку.
- Ну что? - спросил Панков.
- Как он дошел-то сюда? - спросил врач.
- Дошел, - ответил следователь. - Нормально дошел. Что с ним?
- Похоже, серьезное сотрясение мозга. Нужен рентген. Несколько часов назад получена травма. - Врач дотронулся до затылка Гавриила Семеновича. - Или удар тупым предметом, или в результате падения... Требуется срочная госпитализация.
- В больницу, значит?.. - Панков посмотрел на дежурного. - Хорошо, давайте в больницу.
- В нашу? - спросил дежурный, покосившись на врача.
- Кой черт в нашу?! На хера он тут нужен? Везите в городскую! Вызывай "скорую". Вот! - Панков сунул в руки дежурному подписанное постановление об освобождении из-под стражи.
- Давай! И чтобы все тихо было, понял? Отвечаешь!
- М-м-м... - неопределенно промычал дежурный. - Ну...
- Без "ну" тут у меня! - рявкнул следователь. - Все! Чтобы духу его через десять минут здесь не было!
Дежурный отвел глаза и отправился звонить в "скорую".
"Понаехали тут из Москвы, - со злостью думал он, крутя диск телефона. Свои порядки наводят... Сопля соплей, а перед ним сам Батя навытяжку... Что делается? Откуда только эти волчары молодые берутся?.."
Когда Бекетова унесли, Панков снова уселся на стул и, глядя в серую стену, тихо сказал: "Суки".
Суханов, в общем, понимал, откуда у Генделя эта страсть к помойкам. Он ведь и вырос на помойке, обыкновенный гопник, которому повезло. Казалось бы, фамилия Гендель обязывала к чему-то исключительному, но, скорее всего, ее обладатель - Алешка, сын простого работяги с Пролетарского завода - и не знал ничего о своем великом однофамильце, даже не догадывался о его существовании.
Потом, конечно, люди добрые подсказали, что, мол, был такой композитор, даже пытались Алешке повесить кликуху - Композитор, но не прижилась кликуха, и остался Алешка просто Генделем.
Потом, когда наступила эпоха перестройки, когда Гендель поднялся и пересел со своей первой "девятки" на "Ауди", фамилия-кличка пришлась очень даже кстати. Иностранное такое звучание, прикольное, крутое... Западное, одним словом.
Алешка Гендель не любил Запад, Америку так просто не терпел, однако квасной патриотизм, вошедший в моду среди молодых бандитов, чудесным образом уживался в нем, как, впрочем, и во всех его товарищах, с любовью к западной одежде, западным машинам и прочим приятным, полезным и необходимым для молодого бандита вещам, производимым явно не из родных осин.
Алексей Гендель был белокур, имел прямой римский нос и голубые глаза. Возможно, он был по крови евреем, но сам себя привык считать немцем. Так и повелось. А кто думал иначе - ему же хуже.
Сейчас Гендель представлял в городе вполне серьезную силу, и на встречу с ним Суханов отправился в сопровождении трех машин. В джипе ехали Вересов, Петля и Петр Петрович, как уважительно называл сам начальник службы безопасности одного из своих мужичков. В двух "фордах" сидели парни типичного "охранного" вида - здоровяки, с бритыми затылками, в кожанках. С ними Суханову было как-то проще, чем с молчаливыми дедками Вересова.
Место встречи было выбрано Генделем, вероятно, в приступе сентиментальной ностальгии.
Городской район под названием "Пашни" был занят неопрятными заводскими складами, мелкими ремонтными мастерскими, гигантскими пустырями, огороженными покосившимися бетонными или металлическими заборами. В советские времена здесь то начиналось, то замораживалось какое-то большое строительство. Разговоры о реконструкции и "освоении" огромных "Пашен" велись постоянно, однако дальше заборов и штабелей бетонных плит дело так и не пошло.
Дороги к несостоявшемуся строительству тоже были недоасфальтированы, но грунтовые их участки порой были удобнее для езды, чем те, где некогда в порыве непылкого энтузиазма безмятежные работники клали асфальт прямо на жидкую грязь.
"Форды" с молодыми охранниками сопровождали "Мерседес" Суханова до самой мастерской, где его должен был ожидать Гендель. Машина с начальником службы безопасности и его верными бойцами остановилась раньше - Вересов предупредил шефа, что диспозицию он продумал заранее, поскольку география места "стрелки" ему хорошо известна.
Суханов тоже знал автомастерскую, в которой была назначена встреча.
Это была первая точка Генделя, точка отсчета его криминальной биографии, отсюда начинался его долгий и кровавый путь.
Одноэтажное здание из серого кирпича, дощатый, сколоченный лет пятнадцать назад забор с надписью "Развал колес" огромными белыми буквами - все было так же, как и в те годы, когда Гендель обосновал здесь свою первую штаб-квартиру. В этом "Развале колес" у молодого бандита был и офис, и ресторан, и гостиница для заезжих дружков или, как он говорил, партнеров по бизнесу. Баня, публичный дом, камера пыток... - все совмещал в себе таинственный "Развал колес", расположенный на индустриальных задворках большого города, среди вечно серых тополей.
За открытыми воротами, створки которых вросли в землю и, видимо, несколько лет не сдвигались с места, Суханов увидел гору старых автомобильных покрышек. Они лежали здесь ровно столько, сколько стояла мастерская. Ничего похожего на производственный процесс "развала колес" на этой территории не наблюдалось.
Суханов вылез из машины и в сопровождении трех молодцов из охраны вошел в распахнутые ворота.
"Музей устроил, гаденыш, - думал он, перепрыгивая через лужи. Музей-квартира "Гендель в молодости"".
Сразу после новогодних праздников в Городе наступила оттепель, и пейзаж вокруг выглядел черно-белым - жирная антрацитовая грязь, черные покрышки, мышиного цвета небо, грязные островки не стаявшего снега
Хозяин этих мест вышел из здания, распахнув ногой низенькую железную дверцу. Невысокому Генделю пришлось нагнуть голову, чтобы не задеть макушкой стальную раму.
- День добрый, Андрей Ильич. Честно говоря, не ожидал, что сам сюда пожалуешь... Но, смотрю, конкретно все у тебя...
- Да, - согласился Суханов. - Конкретно.
- Ну, заходи. Охрану можешь здесь оставить. Я тебя сам пригласил, все в порядке, - сказал Гендель, мазнув взглядом по парням в кожанках.
- Да, пожалуй, - кивнул Суханов. - Подождите здесь.
Пройдя следом за хозяином по тускло освещенному коридору, Суханов очутился в небольшой комнатке, где размещались вполне приличный кожаный диван, кожаное же кресло, круглый обеденный стол, дорогой, старинной работы шкаф с посудой, несколько стульев и большой телевизор на тумбочке.
- Присаживайся, Андрей Ильич. - Гендель указал гостю на единственное кресло.
Суханов взглянул на стол.
Гендель подготовился к приему гостя. Взору Суханова предстали несколько бутылок водки и коньяка, тарелки с зеленью, сыром, сырокопченой колбасой, ветчиной и холодным мясом, блюда с огурцами и помидорами - всего был много, но сервировка выглядела слишком хаотично, чтобы придать угощению Генделя аппетитный вид. Как-то все было не так нарезано, не так уложено, не так расставлено.
Впрочем, Генделя подобные мелочи не смущали, видимо, это был как раз его стиль.
Суханов опустился в предложенное ему кресло.
- Ну что, со свиданьицем? - спросил Гендель, разливая водку по рюмкам.
- Что, Леша, сегодня у тебя нерабочий день? - в свою очередь спросил Суханов, не в силах спрятать в голосе нотку ехидства.
- Да, - просто сказал Гендель. - Да. Ухожу отсюда. Последний день на своей... как бы это сказать... малой родине.
- Мне кажется, давно пора, - покачал головой Суханов. - Ты вроде вырос уже из всего этого.
Гендель внимательно посмотрел на гостя, но не стал комментировать его замечание.
- Знаешь, Андрей Ильич, тянет меня сюда. Хотя последнее время я здесь редко бываю. Раз в год, может, два... Ностальгия. Сколько тут всякого было, в этих стенах... И хорошего, и плохого... Я ведь тут начинал.
- Да я знаю, - кивнул Суханов и поднял рюмку, не протягивая ее, однако, для того, чтобы чокнуться с хозяином. Тот оценил жест и ответил тем же приподнял рюмку на уровень глаз, потом быстро опрокинул в рот и поставил на стол. Закусывать Гендель пока что не спешил.
- Я до сих пор не представляю, что ты тут делал, Леша. - Суханов осмотрелся. - Колеса менял, что ли?
- Ха, колеса... Были у нас и колеса, - улыбнулся Гендель, явно имея в виду не детали автомобилей. - Были и колеса. Марафетом баловались. А как же? Малина ведь была, не жизнь, а просто молоко с медом. Все в шоколаде... Сейчас бы так, а, Андрей Ильич? Все менты куплены, прокуратура носу не сует, ни тебе налоговой полиции, ни какой другой гадости... Только своя шобла. Перестройка, одно слово. Как вспомню, так вздрогну. Веселое время было, да, Андрей Ильич?
- Не без того. Так что ты хотел мне сказать, Леша?
- Погоди. Давай закусим... Спешить некуда.
Последнюю фразу Гендель произнес с нажимом, подчеркивая какой-то тайный смысл, в ней заложенный.
- Ну это как сказать, - спокойно ответил Суханов.
- Да ладно, Андрей Ильич, видимся-то раз в пять лет... Хотя тебе, поди, и не хочется со мной видеться? А?
- Леша, к чему все эти разговоры? Ты меня пригласил о деле говорить? Я приехал. Чего тянуть?
- О деле, да.
Гендель снова налил водки - себе и гостю. Лицо его посерьезнело, взгляд приобрел обычную, знакомую многим в городе, уверенность. "Отмороженный", говорили одни. "Словно из могилы смотрит", - соглашались другие.
- Ты, Андрей Ильич, бизнесмен правильный. В наши дела не лезешь. Братва тебя уважает...
- Ой ли? - хмыкнул Суханов.
- Да не смейся, я верно говорю. Уважает.
Гендель приподнял свою рюмку, обозначая тост. Суханов ответил тем же жестом и быстро проглотил ледяную жидкость.
- Ты - мужик, Андрей Ильич. Правильный мужик. Сила у тебя, не шугаешься никого. За это и уважают. И другим дышать даешь...
- Спасибо.
- Ты чего, иронизируешь?
- Да господь с тобой. Доброе слово и кошке приятно.
- А-а.. Конечно. Так ты слышал, Андрей Ильич, что твой человечек из порта отъехал?
- Слышал, - равнодушно ответил Суханов.
- А знаешь, кто на его место встал?
- Знаю.
- И что?
Гендель впился взглядом в глаза Суханова.
- А ничего, - спокойно ответил тот и сунул в рот крохотный маринованный огурчик.
- То есть как это - ничего?
- Да так.
- Погоди, погоди... - Гендель вдруг засуетился, стал двигать по столу пустую рюмку, как говорят актеры, захлопотал лицом.
"Как был уркой дешевой, так и остался, - подумал Суханов, наблюдая за собеседником. - Никакой выдержки. Привык только силой решать вопросы. А чтобы блефануть - не умеет. Не тянет Гендель, не тянет. И как только его в городе терпят? Я бы давно такого идиота убрал. А он еще считается в силе... Чудны дела твои, Господи!"
- Что значит - ничего? - снова спросил Гендель.
- Слушай, у тебя ко мне дело было? Давай, Леша. Ей-богу, я тебя уважаю, конфликтов у нас с тобой не было. Ты сказал, что-то серьезное, да? Я приехал, Я трачу время. Только из уважения к тебе, Леша. Мои дела - это мои дела. Ты уж извини. И я не совсем понимаю, почему они тебя так интересуют. С чего это вдруг? Это ведь, ты сам понимаешь, вопрос очень скользкий. Я не понимаю тебя, Леша.
Гендель вдруг как-то смешался.
- Андрей Ильич, я просто ведь хотел...
Суханов отчетливо видел, что сквозь маску респектабельного, "крутого", "серьезного" бандита проступает растерянная физиономия мелкого шкодника. В какой-то момент ему показалось странным, что он вообще приехал сюда и разговаривает о чем-то с этим маленьким пакостником. Но потом Суханов напомнил себе, что Гендель давно уже не маленький пакостник и что его роль в давлении на Греча непонятным образом возрастает день ото дня. Андрей Ильич ни минуты не сомневался в том, что разборки в порту, ночное нападение на квартиру мэра и грязь, ежедневно льющаяся на Греча со страниц газет и экранов телевизоров, звенья одной цепи. Это и заставляло его сидеть, слушать самодовольный треп Генделя и пытаться понять, где конец этой цепи и кто тот мастер, который ее изготовил и опутал своим изделием весь Город.
- Я просто хотел... - продолжал Гендель, - Хотел предложить тебе сотрудничество.
- Ты? Мне? - с нескрываемым удивлением спросил Суханов. - Я не ослышался. Леша? Ты же знаешь, я совсем другими вещами занимаюсь.
- Знаю. Так ведь и я теперь другими... С машинами все налажено, я там уже не нужен. Так, общий контроль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49