Полковник подтянулся.
– Повторите дату, – сухо сказал генерал, – когда получена последняя радиограмма «Быстрого». Точно.
Майор назвал число. Генерал потянул к себе донесение, всмотрелся в текст и пожевал губами.
– Да, «Зеро» писал два дня спустя. Ваше счастье… Но что это за связь? Вам известно, какими каналами пользуется «Зеро»? Ах, известно?! Так вот: на такую связь уходят недели. Недели! А риск? Попробуйте-ка поддерживать связь через посредников – посольство дружественной нам страны, числящейся нейтральной. Да и к этому посольству ряд промежуточных ступеней, иначе – провал. Так нельзя! «Зеро» без связи – не «Зеро». Связь – это приказ адмирала. Связь, Кюльм. И – «Треф». Операция должна быть успешно завершена, а для этого «Зеро» нужен помощник, особенно теперь, после провала «Музыканта». И как он только мог попасться?
– Я думаю… – начал майор, – я полагаю… Военная прокуратура? «Музыкант» был жаден. Это было. Не тут ли причина провала? Взял лишнее…
– Прокуратура? – недобро усмехнулся генерал. – Знаем мы, что за прокуратура. Ход советской контрразведки.
– Но «Музыкант» убит, – парировал полковник. – Если контрразведка – ей он нужнее живой. Я склонен верить «Зеро».
– Возможно, – согласился генерал. – Но… связь? Я приказывал готовить резервные группы для Москвы. Шлоссер! Что сделано?
– Приказ выполнен, господин генерал. В моей школе подготовлено несколько человек. Самыми надежными надо считать «Кинжала» и «Острого».
– «Кинжал» – это тот, брюнет?
– Так точно, господин генерал. У вас превосходная память.
– Что же, готовьте заброску.
В этот момент на столе генерала мигнула лампочка. Генерал поморщился и снял телефонную трубку:
– Ну, что еще?.. Хорошо, жду.
На пороге вырос обер-лейтенант.
– Господин генерал, «Быстрый» вышел в эфир, вот текст.
Радиограмму «Быстрого» генерал сам зачитал вслух. «Быстрый» кратко докладывал историю своего и «Музыканта» задержания. (Услышав упоминание о продскладе, приободрившийся майор подал реплику: «Я же говорил – жаден». Генерал не удостоил его вниманием.) Как сообщал «Быстрый», «Музыкант» при побеге погиб. Он, «Быстрый», вывихнул ногу, но ушел. Отлеживался. Теперь в порядке. Убежище сменил. Просит инструкций и питания для рации – садятся батареи. Идет к дантисту.
– Дантист? – спросил генерал, заканчивая чтение. – Кто это?
– «Дантист», – с готовностью доложил полковник, – наименование одной из запасных явок «Зеро». Он сам ее подобрал.
Задумавшись, генерал принялся вертеть между пальцами остро заточенный синий карандаш. Кюльм и Шлоссер молчали. Грюннер со злостью швырнул карандаш на стол, так, что грифель отлетел далеко в сторону, и, не скрывая раздражения, сказал:
– Не нравится мне все это. Не нравится.
– Простите, господин генерал, что именно?
– И вы не понимаете, Кюльм? Вы? Оставьте! Все вы понимаете. Шифр и код были вручены кому, а? «Музыканту» или «Быстрому»? Кто должен был зашифровывать донесения, кодировать текст? Насколько помню… э… э…
– «Музыкант», – угодливо подсказал майор. – Шифр был у «Музыканта». Код – тоже. «Быстрый» ключа не имел.
– Вот! – воскликнул генерал и вскинул вверх длинный указательный палец. – Вот именно шифр и код были у «Музыканта», а теперь «Быстрый» работает на нашем шифре, пользуется кодом «Музыканта», которого давно нет в живых. Как? Каким образом, я вас спрашиваю? Откуда он может знать шифр и код?
– И вы полагаете… – осторожно спросил полковник, – вы думаете…
– Да, Кюльм, да! Тысячу раз да. Это работа русских. Энкаведе. «Быстрый» не владел шифром.
– Но, генерал, – решительно возразил Кюльм, – а русские! Откуда русским знать шифр? Будь «Музыкант» жив… Но он мертв, это сообщает «Зеро». Не только «Быстрый», но и «Зеро». Сомневаться в достоверности сообщения «Зеро» нет оснований, мертвым же «Музыкант» ничего не мог передать русским: ни шифра, ни кода. Тут – другое…
– Вам не откажешь в логике, Кюльм. Но что может быть иное, что вы имеете в виду?
– Прошу извинить, господин генерал, мои мысли вслух, – неторопливо сказал полковник. – «Музыкант» был близок с «Быстрым», очень близок. Целиком доверял ему. Они знали друг друга не один год. Так, Шлоссер?
Майор кивнул: да, это так.
– Отлично! – продолжал Кюльм. – За два месяца пребывания на территории русских «Быстрый» трижды выходил в эфир, именно «Быстрый». Доверяя своему другу, «Музыкант» вполне мог передать ему шифр и код. Инструкция разрешает это при некоторых обстоятельствах. По-моему, все ясно – русские не могли знать шифра и кода. Если кто ими и владел, кроме «Музыканта», так только «Быстрый».
– Вы наивны, Кюльм. А почему тот же «Быстрый» не мог им передать шифр?
– Но, господин генерал, ведь «Зеро» сообщает, что «Быстрый» ушел. И потом… потом… будь радиограмма передана открытым текстом, вот тогда бы действительно был повод для волнения.
– Кюльм, вы говорите загадками. Поясните вашу мысль.
– Охотно. Допустим, «Быстрый» схвачен русскими и выдал им шифр и код, которые получил от «Музыканта». Допустим. Но в этом случае он не мог не сказать, что нам известно, у кого код и шифр – у «Музыканта». А он, «Быстрый», ими, по нашим сведениям, не располагает. Как поступили бы русские, получив такие сведения? В этом случае они бы вывели «Быстрого» в эфир, приказав ему работать ОТКРЫТЫМ текстом, только открытым. Иначе не стал бы действовать ни один разведчик. Я лично ни минуты в этом не сомневаюсь. «Быстрый» же зашифровал свое донесение, закодировал. И закончил паролем: «Г, М». Нет, господа, меня скорее успокаивает, что «Быстрый» пользовался шифром. Да, успокаивает!
Генерал нахмурился и снова взялся за карандаш. После минутного раздумья он сказал:
– Повторяю, Кюльм, вы рассуждаете логично. И все же… Надо организовать проверку «Быстрого» и дать поскорее помощника «Зеро», коль скоро «Музыкант» выбыл из игры. Будем решать обе эти задачи сразу. Кто у вас наготове? «Кинжал» и «Острый»? Кому можно дать более серьезное задание, кто надежнее, нужнее? «Кинжал»? Я предполагаю разработать такой план: забрасываем их по очереди. Первым пойдет… (Генерал изложил Кюльму и Шлоссеру свои соображения.) Детальный план представите завтра. Утром. И – с богом. Я вас не задерживаю, господа.
Кюльм и Шлоссер поспешно поднялись со своих мест.
– Да, минуточку, – задержал их генерал. – Когда будете разрабатывать план, учтите соображения «Зеро». Они изложены здесь, в этом донесении. – Генерал протянул Кюльму документ, с которым он ознакомил своих подчиненных ранее.
…В тот самый день, когда происходило совещание у генерала Грюннера, Горюнов и Малявкин выехали в совхоз. Добирались они до совхоза автобусом, без машины: все должно было выглядеть предельно естественным – мало ли что?
Миновав небольшой совхозный поселок, разместившийся возле опушки, они углубились в лес. Прошли каких-нибудь триста – четыреста шагов, и их охватила глубокая тишина. Только слабо шелестели листвой верхушки берез да издали чуть слышно доносились с шоссе гудки редких в это военное время машин.
Лес был преимущественно лиственный: береза, реже – осина, дуб. Чернели одиночные ели. На просторных полянах, покрытых густой, некошеной травой, неистово стрекотали кузнечики. Пусто! Ни хоженых троп, ни почерневших проплешин – следов костра. Глушь. Трудно было поверить, что всего в десятке километров – и того меньше – Москва. «Музыкант» и «Быстрый» выбрали удачное место.
Малявкин уверенно вел Горюнова по известным ему приметам. Показался овражек. По дну его извивался, тихо журча, ручей. Вода была светлая, прозрачная – видно, ключевая.
Они спустились вниз, перебрались через ручей и пошли дном оврага.
– Здесь, – сказал Малявкин, внезапно останавливаясь и показывая на могучую ель на противоположной стороне оврага. – Вот оно, место. Как раз против того дерева, под кустом орешника.
Быстро вскарабкавшись по крутому склону оврага, Малявкин нырнул в кусты. Горюнов – следом. Под одним из кустов, справа, Малявкин приподнял пласт дерна и извлек саперную лопатку и начал копать под другим кустом, напротив. Несколько осторожных взмахов, и лопата ударилась о что-то твердое. Малявкин нагнулся и вытащил два кирпича. Под ними было углубление, на дне которого лежал сверток, обернутый промасленной парусиной. «Быстрый» осторожно извлек сверток на поверхность.
Бережно развернув парусину, Малявкин достал портативную рацию. Привычно раскинув антенну, он отстукал позывные. Получив отзыв, «Быстрый» передал шифровку, текст которой был подготовлен заранее. Когда он кончил, Горюнов спросил:
– «Г, М» не забыли?
– Что вы! – изумился Малявкин, – Конечно, не забыл. Разве можно?
Спрятав рацию и лопатку на прежнее место так, что и следов не осталось, они поспешно пересекли лес, оставили в стороне совхозный поселок и выбрались на шоссе. Час с лишним спустя Горюнов и Малявкин были уже в центре города, у Ильинских ворот.
Тут они разошлись: Малявкин пошел вверх по Маросейке, к Покровским воротам, а Горюнов, чуть поотстав, перешел на другую сторону и двинулся по противоположному тротуару, не выпуская Малявкина из виду.
Без труда отыскав нужный адрес, Малявкин поднялся на третий этаж и позвонил в дверь, на которой красовалась белая эмалевая дощечка с черными буквами: «Зубной врач. Прием на дому».
В маленькой неопрятной комнате с полдюжиной простых разномастных стульев и обшарпанным круглым столиком, заваленным драными журналами годичной давности, сидели четверо: трое мужчин и одна женщина. Все пожилые. Малявкин занял очередь.
Справа от Малявкина сидел тщедушный седой человечек в темном поношенном костюме, в неопределенного цвета нелепом галстуке в багрово-красную горошину. В левой руке человечек держал вчерашний номер «Труда», свернутый вчетверо. Малявкин придвинулся к нему:
– Вы что? Удалять?
– Нет, – ответил тот. – Мне – пломбировать. Только, видно, не дождусь, недосуг сидеть.
Он не спеша поднялся и направился к выходу, пряча газету в правый карман. Малявкин посидел с минуту, поерзал на стуле и, хватаясь за щеку, обратился к женщине:
– А мне – рвать. Боюсь!
– Вот еще! – возмутилась женщина. – Люди воюют, жизни лишаются, а он… Стыдно, молодой человек. Чего тут бояться?
Дверь открылась. Из нее вышли пациент и врач в замусоленном, давно не стиранном халате. Когда очередной больной прошел в кабинет, оставшиеся в приемной посетители обнаружили, что Малявкин исчез.
– Испугался все-таки, – сказала женщина. – Сбежал! Какой срам. А еще военный…
Между тем Малявкин поспешно шагал к Покровским воротам. Возле кинотеатра «Аврора» он увидел человека в нелепом галстуке. Тот стоял и рассматривал витрину. Газета снова была у него в левой руке. Заметив подходящего Малявкина, он сунул газету в карман, достал пачку папирос «Дели» и принялся закуривать. Приблизившись к нему, Малявкин спросил:
– Огоньку не найдется?
– Может, и папиросу дать? – ответил человечек.
– Благодарствую, у меня свои. – Малявкин извлек на свет такую же пачку «Дели». Человек приблизился к нему вплотную, давая прикурить. Малявкин тихо, но отчетливо произнес:
– Я – «Быстрый». «Музыкант» схвачен. Военной прокуратурой. Кажется, убит. Я ушел. Остался один, с рацией. Кончается питание. Прошу инструкций. Буду ждать здесь, у кино, в три часа пополудни, через день. В пятницу.
Человечек, кинув на «Быстрого» взгляд, полный ненависти (так показалось Борису), прошипел что-то вроде «хорошо, передам» и повернул к Чистым прудам. Малявкин, с минуту постояв у витрины, направился к Ильинским воротам. Внезапно кто-то тронул Малявкина за плечо: рядом, улыбаясь, шагал Виктор.
– Ну как, товарищ «Быстрый»? – спросил он Малявкина. – Порядок?
– Полный, – оживленно сказал Малявкин. – Все, как описывал Гитаев: приметы, пароль. А сказать я сказал. Что нужно. И встречу назначил послезавтра.
Минут через сорок они были у Пресненской заставы, но ни Костюковой, ни ее дочери не застали. Пришлось ждать. Генкина мать, появившаяся под вечер, встретила Малявкина и его «приятеля» с распростертыми объятиями.
– Ну вот, – говорила она. – И слава богу. Одумался? То-то. Живи у меня, живи… И вы, дорогой товарищ, – повернулась она к Виктору, – милости просим!
Вопрос с жильем был благополучно улажен.
Предупредив Малявкина, чтобы тот до его возвращения никуда не выходил из дома, Горюнов поспешил в наркомат.
Между тем человечек, расставшись с «Быстрым», вышел на Чистопрудный бульвар. За те несколько минут, что прошли после встречи с Малявкиным, он заметно осунулся, как-то постарел. Шел он еле-еле, с трудом, едва волоча ноги. Несколько раз останавливался, вытаскивал из кармана какой-то флакончик, дрожащими руками выдергивал пробку и облизывал ее. Иногда присаживался на свободную скамью и подолгу сидел, тупо уставившись в землю. Его бледные губы шевелились – он что-то шептал – и кривились в злобной усмешке. Если бы нашелся кто-нибудь, кто смог услышать его шепот, он бы разобрал: «Погиб… Музыкант какой-то. Ишь ты!.. Туда и дорога… Может, теперь и моя очередь? Ах, боже мой! Боже!..»
Не доходя до Кировских ворот, человечек свернул влево и приплелся к Армянскому переулку. Поднявшись на второй этаж невысокого старинного дома, он скрылся за дверью многокомнатной квартиры. Разумеется, с той самой минуты, как он встретился с «Быстрым», каждый его шаг был в поле зрения чекистов. В тот же вечер на стол Горюнова легла справка: «Бугров Владимир Георгиевич, 1881 года рождения, инженер промартели. Ранее работал на авиационном заводе №… Вдовец. Единственный сын был в действующей армии, пропал без вести. Образ жизни ведет нормальный, скромный. Болен тяжелой сердечной болезнью. Компрометирующих материалов не имеется».
Теперь оставалось только ждать, когда Бугров покинет свою квартиру, куда пойдет, к кому приведет. И чекисты ждали. Но прошли сутки, а Бугров не появлялся. Прошли другие – Бугров не выходил. И два дня спустя, в пятницу, в три часа дня, в условленное время, никто на встречу к «Быстрому» не пришел. Зря «Быстрый» дежурил возле кино «Аврора».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43