Так почему ты осталась в городе?
Вопрос был задан достаточно невинным тоном, но я вовсе не собиралась признаваться, что осталась из-за нашего свидания.
– Завтра кое-какие дела, – солгала я. – Встреча с дальней родственницей. Есть проблемы. Так что мое пребывание в городе не имеет к тебе никакого отношения. Это чтобы ты знал.
– Мне бы такое в голову не пришло, – заверил он без малейшего оттенка сарказма.
И я поверила.
– Слушай, у меня есть пара идей, – продолжал он, сунув руки в карманы брюк. Жест показался мне очень уж молодежным. И мышцы при этом напряглись. – Насчет того, чем можно сейчас заняться.
– Что? – рассеянно переспросила я, все еще увлеченная заманчивой картинкой. – Ах да. Валяй.
– Мы могли бы пойти в Музей науки.
– Музей науки? Разве это не для детей?
Рик улыбнулся. Обнажил свои крупные, здоровые, сексуальные зубы.
– Ну да. Или в океанариум. А потом могли бы прогуляться, съесть по пицце. Ну как?
– Звучит неплохо, – усмехнулась я. Значит, океанариум. Люблю морских коньков.
Мы направились к прибрежной части города.
Я то и дело искоса поглядывала на него.
Уверенная походка.
Мышцы. Зубы. Походка.
Я мысленно лягнула себя: «Он тебе что, жеребец? Немедленно перестань!»
– Эй, – небрежно бросила я, – какую пиццу ты любишь?
– Да любую. Кроме той, что с анчоусами. От них у меня отрыжка. Сам не знаю почему.
Превосходно.
– И я их ненавижу. Так что никаких анчоусов, – объявила я.
Мы чудесно провели день. Веселились на всю катушку. Я заплатила за вход в океанариум, он – за пиццу с пепперони, а потом и за пирожные.
Мы обнаружили, что оба любим ходить пешком, и садились в автобус только в случае крайней необходимости.
Он признался, что без ума от телевизионных реалити-шоу.
Я долго издевалась над его вкусом, пока не призналась, что смотрю спортивные передачи.
Мы оба оказались фанатами Хантера С. Томсона.
Мы сидели на ступеньках муниципалитета и болтали, когда Рик вдруг глянул на часы и вздохнул:
– Жаль, что не удалось пообщаться подольше. Но мне пора домой.
– Зачем? Что за спешка? Сейчас всего… – Я повернула его руку с часами к себе, поскольку в моих уже несколько недель, как сдохла батарейка, хотя я продолжала их носить. – Всего четверть шестого.
– Знаю, но няня Джастина может остаться только до шести, так что…
– Джастин? – перебила я. – Кто такой Джастин?
Рик, похоже, был совершенно сбит с толку.
– Джастин? Мой сын. Да ты знаешь.
Я знала одно: сегодня все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. И немного отодвинулась, чтобы взглянуть в глаза Рику.
– Э… нет. Первый раз слышу. Когда ты собирался сообщить мне о ребенке? Когда наконец набрался бы мужества рассказать еще и о жене?
Рик молчал, словно громом пораженный.
– Джинси, – выдавил он наконец, – прости. Я думал, тебе все известно. В офисе это ни для кого не секрет. По крайней мере я так считал. Секретарь знает, Дон знает, Салли знает. Даже Келл знает и вроде бы совершенно равнодушен… прости, я не хотел сказать, что и тебе все равно…
– Салли? Салли все известно?
И словом мне не обмолвилась? Ну да, я ведь тоже не проговорилась, что иду на свидание с Риком. И все же…
– Да. И в моем офисе на столе стоит фото Джастина.
– Я в жизни не была в твоем офисе.
– Ах да…
Я набрала в грудь воздуха.
– Итак… что насчет жены?
Разведенный поганец. Наверное, бросил ее ради новейшей модели.
Изменил. С лучшей подругой. Или с младшей сестрой. Посадил на алименты, так что теперь она одна воспитывает мальчишку! Всю неделю, если не считать суббот, когда ее слизняк-муж оставил ребенка на няньку. Бедняжка работает на двух работах, чтобы…
– Я вдовец, Джинси. Жена умерла около четырех лет назад, вскоре после рождения Джастина. Рак груди.
О нет, нет, нет!
Я стиснула голову руками:
– Иисусе, мне ужасно жаль! Прости, Рик. Сколько лет Джастину?
– Пять. Исполнилось в феврале.
Несчастный малыш, наверное, даже не помнит матери.
– Вот как, – промямлила я. – С днем рождения. Лучше поздно, чем никогда.
– Спасибо. От Джастина.
Что теперь?
– Так он в детском саду? Или детских садов теперь нет? Я мало что знаю о детях, особенно маленьких. Правда, моя шестнадцатилетняя кузина беременна.
Да уж, нашла чем произвести впечатление на мужчину!
– Неужели? Мои поздравления.
– Она выходит за отца ребенка, – смущенно пояснила я.
Мы попрощались. Обоим было не по себе.
Рик не пытался меня поцеловать. А я все ждала, даже понимая, что наши отношения кончились, не начавшись по-настоящему.
Сидела на остывающих ступеньках и смотрела, как Рик отправляется в далекий обратный путь. Меня подташнивало. Неожиданно пицца с пепперони, которую мы разделили, показалась не такой уж хорошей идеей.
Мне нравился Рик. Очень. Да, мы прекрасно проводили время. Всего лишь гуляли, а как здорово!
Но ребенок?
Нет. Это не входило в мои планы.
Просто не входило.
КЛЕР
ЛИЧНОЕ ПРОСТРАНСТВО
Летние каникулы имеют как положительные, так и отрицательные стороны. Конечно, свободные месяцы сулят сказочное будущее. Кажется, сумеешь наверстать все, что не удавалось во время учебного года.
Например, выспаться.
Но у каждой медали есть оборотная сторона: видимое безделье угнетающе действует на нервную систему. С сентября по июнь и присесть было некогда, и вдруг якоря сорваны. И ты пускаешься по ветру, зачастую не успев поднять паруса.
Растерявшаяся и одинокая, в то время как большинство знакомых по-прежнему ходят на работу с понедельника по пятницу.
Я часто ощущала, что не попадаю в ритм с остальным миром – миром взрослых, самостоятельных людей.
Этим летом я, как и всегда, поклялась проводить свободное время «конструктивно».
В школе и на первом курсе колледжа я вела дневник, что придавало повседневной жизни смысл, а мне – чувство собственной значимости.
А еще позволяло побыть наедине со своими мыслями и находиться в относительном мире с собой.
Вести дневник я бросила вскоре после того, как встретила Уина. Сама не знаю почему. Словно Уин занял так много пространства, что для моего внутреннего «я» не осталось места.
Правда, тогда я испытывала облегчение.
А сейчас, одиннадцать лет спустя? Наверное, настала пора поискать собственное «я», где бы я его ни потеряла.
Я решила начать новый дневник. Но где его хранить так, чтобы он действительно мог считаться личным секретом?
И тут я вдруг задалась вопросом, имею ли вообще право на личную жизнь. Разве семейные пары не должны делиться всем: мыслями и мечтами, успехами и поражениями?
Может, в дамских романах и сентиментальных фильмах так и происходит. Но в реальности все по-другому.
Мы с Уином годами не вели содержательных бесед. Никогда не говорили о духовности, этике или философии. Даже на первых свиданиях.
Миф о Начале Романа: в эти пьянящие моменты любовники всю ночь беседуют на разные темы, задают проницательные вопросы, делятся интимными секретами и сокровенными мечтами, смеются, плачут…
Честно говоря, в первые дни наших отношений мы с Уином поделились друг с другом забавными семейными байками, случаями из школьной жизни, обсудили предпочтения в музыке и кино. Как будто обменялись стенограммами наших личностей.
А как насчет душ?
Не могу говорить за Уина, но моей души он не коснулся ни разу.
Девственная душа.
Может, я хочу слишком многого, требуя, чтобы супруг интересовался моими переживаниями?
Может, вполне достаточно, чтобы он был вежлив, трудолюбив и терпел моих родителей, по мере того как они старятся?
Может, вполне естественно, что сердце не тает от счастья, когда я неожиданно сталкиваюсь с ним на улице?
Может быть.
А может, и нет.
Подумать только, я всего лишь собралась вести дневник и уже почувствовала себя виноватой. Неужели желание иметь личную жизнь – уже измена? Отдельные планы, и ни слова Уину о том, что я собираюсь пуститься в самостоятельное плавание.
Но если я расскажу ему, плавание больше не будет по-настоящему тайным, не так ли?
«О, Клер, – сказала я себе, – ну почему ты вечно все усложняешь?»
Я с некоторым усилием отбросила все сомнения и купила толстую тетрадь с цветочным рисунком на обложке. Разлинованные кремовые страницы.
Мой дневник.
Как-то днем, когда Уин был на работе, я решилась приступить к делу. Долго смотрела на чистый лист. А потом слова сами потекли на бумагу.
«Думаю, в сексуальном смысле для меня все кончено. Несмотря на присутствие Уина, в душе я уверена, что больше никогда не смогу заниматься сексом. И меня больше никогда не поцелуют, я имею в виду по-настоящему. Думать об этом тяжело. Я хочу быть желанной. Очень хочу.
И все время мечтаю о поцелуях. Не о поцелуях Уина. Вижу во сне, как остаюсь наедине с человеком, который так красив! Его тело прекрасно. Я жажду его так, как в жизни никого не желала. Наяву я чувствую себя влюбленной, но чувство во сне… нечто близкое к обожанию. Этот мужчина вроде бы не совсем человек. Ну, знаете, не личность с определенным прошлым, своими недостатками… он нереален. Думаю, он должен представлять некий идеал мужчины. Я никогда не вижу ясно его лица, но он целует меня, и я трусь о его щеку своей. Он загорел, но не на солнце. В реальной жизни я ни разу не видела такого цвета кожи. Рубашка часто расстегнута. И я постоянно льну к нему.
Иногда это некто из моего прошлого, детских лет, и, как ни странно, из начальной школы. Таинственный незнакомец, он ведет жизнь, о которой я ничего не знаю. Появляется из ниоткуда. Возвращается в город без названия. Исчезает без предупреждения. Достаточно добр. Мы друзья. Но он никогда не выказывал ко мне романтического интереса. Иногда мы целовались, но он ни разу не заходил далеко. Его влечет ко мне, но он… всегда выбирает для интимного общения более выдающуюся партнершу. Я зачастую не знаю, где он живет, чем зарабатывает на жизнь, женат ли. Иногда мне кажется, что он гей. Иногда – что умирает.
Он очень популярен. Не только я, но и окружающие ждут, когда он появится. Он член компании, но всегда ведет себя как одиночка. Он ученик выпускного класса, но никто не считает, что ему необходимо сдавать выпускные экзамены. Он и не собирается их сдавать. Но я жду его. Отчаянно жду. Хотя бы немного симпатии. Появляясь неожиданно, он всегда рад видеть меня, но быстро теряет всякий интерес. И никогда не возвращается за мной. У него свои причины показаться на людях. Эти причины мне неизвестны. Я боюсь спрашивать, он не склонен откровенничать.
Он нужен мне, как никто другой. Я уверена. Почти чувствую себя его матерью или старшей сестрой. Но хочу стать его возлюбленной, неотъемлемой частью его таинственного мира. Хочу стать незаменимой. Но этого не происходит. Меня можно заменить кем угодно.
Он снова уходит, а когда появляется, я едва не забыта. И снова жду, задыхаясь от нетерпения.
Сны преследуют меня. Я тоскую по ним, по силе эмоций, которые испытываю, по его красоте. По утрам я думаю об этом, нахожу в них поддержку и жду следующего сна. И мечтаю найти этого мужчину в реальном мире.
Хотя бы на миг.
Означает ли это, что я не должна выходить за Уина? Разумеется, нет. Герой моих снов не соперник Уину. Разумеется, нет. Уину не о чем тревожиться. Я не изменяю ему в этих снах. Не изменяю».
ДЖИНСИ
ЖЕРТВА МОДЫ
Наш уик-энд на Вайнярде начался хуже некуда.
Видите ли, я постепенно поняла: не всегда можно спокойно игнорировать своих соседок, как бы этого ни хотелось. Когда кто-то рядом с вами попадает в беду, ничего не остается, кроме как помочь.
Разве что ваша совесть непробиваема и вы всегда в мире с собой…
Неприятно, но как же быть?!
В субботу утром Даниэлла приковыляла из ванной и, бурча что-то, уселась за кухонный стол.
– Что это с тобой? – не слишком вежливо осведомилась я.
Она показала левую ногу. Ступня распухла и покраснела. Под туго натянутой кожей желтел гной.
– Ну и уродство!
– Спасибо, – буркнула Даниэлла, осторожно ощупывая ногу. – Твоя поддержка просто душу греет.
Клер, прищурясь, рассматривала безобразие, именуемое ногой соседки.
– По-моему, тебе срочно нужно к доктору. Не стоит ждать до возвращения в Бостон. Видишь, от отека пошли красные лучики? Это плохо. Дело может кончиться заражением крови и смертью.
Даниэлла схватилась за голову:
– О Господи! Я сейчас грохнусь в обморок.
– Не смей, – приказала я. – Мы сейчас отвезем тебя в приемное отделение. Там можешь падать в обморок сколько угодно.
– А это обязательно? – взвыла она.
– Я не доктор, – резонно пояснила я, – но, думаю, да. Там тебе откачают гной или что-то в этом роде, дадут антибиотики.
– Зачем вообще носить такие туфли? – удивилась Клер, кивнув на изящные фиолетовые босоножки, которые так сильно натерли ногу Клер.
Вчера вечером она хвастала, что купила их на распродаже, но я заметила, что, едва мы вернулись домой, Клер немедленно сбросила модные босоножки.
– Они сексуальные. В них мои ноги выглядят сказочно.
– Ну да, из-за них тебе придется немедленно ехать в больницу.
Даниэлла ответила яростным взглядом.
– Знаешь, – продолжала Клер, – высокие каблуки могут позже вызвать проблемы с позвоночником. Тебе следует попробовать носить более практичную обувь. В магазинах полно лодочек без каблуков, кроссовок и…
– Мои ноги, – процедила Даниэлла, – без каблуков кажутся просто обрубками. Дай мне косметичку!
Клер подскочила, а я схватила блестящую сумочку на молнии, лежавшую у раковины.
– Нет, нет, нет! – закричала Даниэлла. – Только не черную. Это моя запасная! Принеси красную.
– Ну почему сразу не сказать! Иисусе! Я же не ясновидящая! Кто это заводит две косметички?! – бормотала я, оглядываясь. – И что такого особенного в красной?
– Там лежит помада, которой я ежедневно крашусь, а в черной – другие цвета, на всякий случай.
– Какие-то особые цвета? – заинтересовалась Клер.
– Вовсе нет. Просто…
Тут я наконец заметила красную косметичку на маленьком журнальном столе в гостиной и схватила ее.
– Эй, ребята, а не поторопиться ли нам? Мы ведь не в клуб собираемся, а в больницу, помните?
– Я всегда хочу выглядеть как можно лучше, – надулась Даниэлла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42