И все же Андреа и Пенелопа продолжали лелеять свою мечту о феерической поездке в какую-нибудь далекую страну. Тем временем Андреа заводил глупые мелкие интрижки, оставлявшие горькое ощущение в душе, во-первых, потому что чувствовал себя виноватым, а во-вторых, потому что всякий раз приходил к одному и тому же выводу: его обожаемая Пепе лучше всех его подружек. Иногда Пенелопа узнавала о его неверности, страдала и подолгу не разговаривала с ним. И тогда Андреа, вспоминая обещание, данное много лет назад, клялся самому себе: «Как только помиримся, увезу ее куда-нибудь».
Правда, однажды, вскоре после свадьбы, им действительно удалось устроить себе прекрасный двухнедельный отпуск в Англии, нечто вроде медового месяца. Андреа и Пенелопа, вновь став детьми, записались на курсы в английский колледж. Они мало чему научились, но зато весело провели время. В другой раз, уже после появления Лючии и Даниэле, когда дети немного подросли и отправились в летний лагерь в Пинцоло, они позволили себе каникулы в Мерано – несколько дней, прожитых в радости. Они вновь были счастливы.
И вот сейчас Андреа сжимал и мял пальцами этот шелк в белую и красную клеточку, напоминавший ему о минутах счастья и взаимопонимания, пережитых рядом с любимой женщиной. Андреа поднес ткань к лицу в надежде уловить аромат двадцатилетней давности, но почувствовал лишь запах нафталина. «Почему время так неумолимо стирает все хорошее, что было между мужчиной и женщиной?» – спросил он себя.
От восемнадцати лет совместной жизни осталось только полное горьких упреков письмо, унесенное ветром. Андреа готов был признать, что значительная часть ответственности за сложившееся положение лежит на нем. Но, может быть, его жена тоже виновата в разразившейся катастрофе?
Зазвонил телефон, и он бросился к нему, надеясь услышать голос Пенелопы, но оказалось, что это Доната.
– Ты не мог бы передать трубку моей подруге? – попросила она. – Я ей звонила по сотовому, но она меня не слышала.
– Твоей подруги нет дома, – объяснил он, подавляя разочарование и досаду.
– Мне совершенно необходимо с ней поговорить, – настаивала Доната.
Андреа уже готов был рассказать ей все, но нотки паники, звучавшие в голосе Донаты, удержали его. Да и сама она поспешила попрощаться. Андреа положил трубку и рассеянным жестом провел по поверхности письменного стола. Это был рабочий стол Пенелопы. На столе была ее фотография с детьми. Все они улыбались в объектив. Фотографию сделал сам Андреа несколько месяцев назад, перед Рождеством. Прошло пять месяцев, и Пенелопа ушла от него.
Его рука коснулась вазочки тончайшего фарфора, которую его жена берегла как зеницу ока. Это была антикварная вещь цвета старого золота, расписанная пастельными красками.
– Не трогай! – сказала она как-то раз, когда он решил рассмотреть вазочку поближе.
– Откуда она у тебя? – с любопытством спросил Андреа.
– Из одной антикварной лавки, – прозвучал сухой и краткий ответ.
Он обиделся, хотя и знал, что не заслуживает объяснений. Это было давно, лет восемь назад. Они были в ссоре и почти не разговаривали друг с другом, а когда начинали разговор, он неизменно заканчивался ссорой. Почему так получилось? Андреа пристально вглядывался в улыбающееся лицо жены. Она стала матерью-наседкой, не знающей удержу неврастеничкой. Иногда она казалась ему невыносимой, хотя он никогда не переставал ее любить. Но куда же подевалась та милая, непосредственная, полная веселья девочка, которую он встретил тем далеким летом в Чезенатико?
Пенелопа… Нежнейший цветок, сорванный им в тот самый момент, когда бутон раскрывался. Он знал, что эта женщина станет его спутницей на всю жизнь. А теперь она взбунтовалась против него и нанесла ему удар в спину.
Настенные часы с маятником пробили два часа дня. Еще через два часа он окажется лицом к лицу со своими детьми. Об этом страшно было подумать. Нет, он во что бы то ни стало должен поговорить с Пенелопой. К этому часу она уже наверняка приехала в Чезенатико.
Андреа долго слушал длинные телефонные гудки. Никто ему не ответил. Тогда он набрал номер сотового и наконец услышал ее голос.
– Пепе, ради всего святого, не клади трубку. Я с ума схожу, – начал он. Ему казалось, что еще секунда, и сердце разорвется у него в груди.
– Я не хочу с тобой разговаривать, – ответила она.
– Помоги мне, – умолял Андреа, – я должен понять!
– Это трудная задача, но тебе придется выполнить ее самому.
– Я хотел бы ответить на твое письмо.
– Адрес тебе известен, – с этими словами она положила трубку.
– Иди ты к черту! – в сердцах заорал он в умолкнувший аппарат.
Впервые жена заставила его взять на себя ответственность за семью, и он оказался в тупике. Андреа все никак не мог поверить, что она способна на такое. Возможно, он ее недооценил. Наверное, она была права, обвиняя его в том, что он никогда не пытался узнать ее по-настоящему.
Он открыл центральный ящик стола Пенелопы. Никогда раньше он этого не делал. Ящики стола часто раскрывают характер того, кто ими пользуется. Может быть, порывшись в ящике, он что-нибудь узнает о ней. В ящике обнаружились любопытные и странные вещи, вызвавшие у него прилив нежности. Бархатная шкатулочка с разноцветными морскими камешками. Что они для нее значили? Множество аккуратно заточенных огрызков карандашей. Тетради, заполненные ее мелким, но четким почерком. Роза, сделанная из кисеи красивого бледно-зеленого цвета. Тщательно перевязанные ленточками пачки писем от подруг и родных, от Данко, от детей, от людей, ему не знакомых. Он не посмел их прочесть, хотя ему очень хотелось. Его любопытство привлек один конверт с визитной карточкой, адресованный госпоже Пепе Пеннизи. Андреа открыл его и прочел: «Милая Пепе, вот перчатки, которые ты забыла в такси. Желаю удачи. Мортимер». На другой стороне визитной карточки витиеватым волнистым шрифтом было напечатано длиннейшее имя: Раймондо Мария Теодоли ди Сан-Витале.
– А это кто еще такой? – вслух спросил Андреа. На записке стояла и дата: 26 февраля. Но год указан не был.
– Мортимер! – с сомнением повторил Андреа. Какая жуткая фамилия! Может, друг юности? Нет, не похоже. Он почему-то был уверен, что у Пенелопы никогда не было друзей с двумя именами и двумя фамилиями. Но кто же он, этот незнакомец, называющий его жену «милая Пепе»? И почему он указывает в адресе ее девичью фамилию? Тут Андреа заметил пачку писем, перевязанную белой атласной ленточкой. Все они были адресованы его жене. А на обратной стороне верхнего конверта стояли инициалы Р.M.T.C.
– Раймондо Мария Теодоли ди Сан-Витале, – задумчиво повторил Андреа.
Он уже готов был разорвать ленточку и прочесть все эти письма, но рука у него задрожала, щеки вспыхнули от стыда, и в конце концов он бросил пачку на дно ящика. Если у Пенелопы есть секрет, он не станет его нарушать.
3
В тот вечер Андреа впервые в жизни ощутил на себе холодно-враждебные взгляды своих детей. В один миг он перестал быть добрым папочкой, щедрым и дружелюбным компанейским парнем, который покрывал их проступки и прощал им все капризы. Они осуждающе смотрели на него, и Андреа почувствовал себя виноватым. Пенелопа написала ему: «Тебе придется поддержать мою версию». Он готовился оправдывать жену, но оказался не готов к тому, что придется оправдываться самому. Ему даже не хватило духу заехать за детьми к кузенам жены; Манфредо и Мария Роза Пеннизи подвезли их к подъезду, и когда дети вошли в дом, Андреа сказал им, что мама этим утром уехала в отпуск.
Прочитав послание матери на грифельной доске, Даниэле первым нарушил молчание.
– Папа, это очень скверная шутка. Куда ты дел маму?
– Мама никогда не уезжала отдыхать, бросив меня одного, – пожаловался маленький Лука.
– Похоже, она не уехала, а сбежала, – заметила Лючия. – Вон даже на кухне не прибралась.
– Сюда, Самсон. Идем искать маму, – скомандовал Лука, убежденный, что родители устроили какой-то нехороший розыгрыш.
– Мама уехала в Чезенатико. Можете звонить ей, когда хотите. Уверяю вас, ей необходим отдых, потому что она очень устала.
– Устала от тебя! – пронзительно закричала Лючия. – Я не собираюсь ее оправдывать, но ты и вправду просто невозможен! Тебе до нас дела нет! Вечно тебя нет дома, – обиженно добавила она. – А мама тоже хороша! В последнее время я ее видеть не могла. Оба вы мне надоели. И не надейся, что я начну мыть посуду и стелить постели. Ты заставил ее сбежать, вот теперь сам и расхлебывай. Я иду к себе в комнату готовить уроки. А вы поступайте, как знаете.
Андреа понял, что дети с ходу оценили ситуацию верно, причем все трое сразу повернулись к нему спиной.
– Я знаю, что мне делать, – заявил Даниэле и ушел в комнату, которую делил с Лукой, пока малыш бродил по дому, открывая все двери, переворачивая диванные подушки и заглядывая под кровати в поисках мамы.
Андреа стукнул по столу кулаком. Он не хотел каяться перед детьми и винить во всем себя. От удара руку пронзила острая боль, но в голове прояснилось. Он распахнул дверь в комнату Даниэле. Его старший сын как попало запихивал в синий матросский рюкзак футболки, книжки комиксов, пару грязных теннисных туфель.
– Что ты делаешь? – спросил Андреа.
– Иду ночевать к моему другу Леле, – спокойно ответил Даниэле.
Андреа встревожился. Леле был школьным товарищем его сына. Их объединяли отсутствие интереса к учебе, страсть к змеям, а также к булавкам и сережкам в стиле «панк», которыми они украшали все мыслимые и немыслимые части тела.
– Клеенчатую подстилку не забудь. Ты же не захочешь написать прямо в постель своему другу, – зло напомнил Андреа.
Это был удар ниже пояса, но только так он мог подавить бунт, грозивший захлестнуть и остальных.
Даниэле вспыхнул и бросил на отца взгляд, полный ненависти.
– Закрой дверь с той стороны, папочка! – еле сдерживаясь, выкрикнул Даниэле, вываливая содержимое рюкзака на пол.
Андреа захлопнул дверь. Он выиграл первый раунд, хотя и побывал в нокдауне. Пожалуй, пришел момент переломить ход боя в свою пользу, пусть даже ценой потери репутации «доброго папочки», тем более что от нее все равно не было никакого толку.
Он заглянул к Лючии.
– Даю тебе два часа, чтобы убрать на кухне и поставить на стол что-нибудь съедобное для всей семьи.
– Обратись к Присцилле. Мне надо учиться, и я тебе не прислуга.
– Давай сразу кое-что проясним. Тебе семнадцать лет, стало быть, раз в жизни ты в состоянии позаботиться о себе и о братьях. Через час я ухожу в редакцию работать. Вы с Даниэле выведете собаку погулять и покормите ее. Надо почистить птичью клетку и вынести мусор во двор. Я вернусь не раньше полуночи и хочу застать дом в порядке, а детей – спящими в своих постелях. Это приказ, – добавил он твердо.
– В противном случае? – спросила Лючия с наглой улыбкой, явно напрашиваясь на пощечину.
– В противном случае ты горько пожалеешь о том, что не выполнила свои обязанности, – ответил ей отец с не менее коварной улыбкой.
Лука был в гостиной, он лежал, растянувшись на ковре. Спина Самсона служила ему подушкой. Андреа присел на корточки рядом с ним.
– Как дела? – спросил он сына.
– Фу, – обиженно ответил мальчик.
– Могу я что-нибудь для тебя сделать?
Малыш ответил не сразу.
– Когда вернется мама? – спросил он шепотом.
– Не знаю. Надеюсь, что скоро, – Андреа ласково погладил его по волосам.
– Когда? Сегодня вечером?
– Вряд ли.
– Тогда кто прочтет мне сказку?
– Сам придумай сказку и расскажи ее Самсону. Меня здесь не будет, когда ты ляжешь спать, – ответил Андреа.
– Если мама не прочтет мне сказку, я не засну. А Самсон не может лечь ко мне в постель, пока мама не вымоет ему лапы.
Андреа понял, что начались капризы и действовать нужно немедленно.
– Ты уже большой мальчик и сам можешь вымыть ему лапы. У тебя получится, – решительно возразил он. – А мне пора отправляться на работу.
– Если я должен его мыть, значит, мне положена плата, – неожиданно заявил мальчик.
Андреа взглянул на сына в изумлении.
– Об этом и речи быть не может. За заботу о собственных домашних животных плату не требуют.
– Даниэле и Лючия получают карманные деньги каждую неделю. Я тоже хочу.
Будь Пенелопа дома, Андреа пошел бы по самому простому пути: дал бы свое разрешение. А уж потом его жена нашла бы способ привести все в порядок. Но сейчас он был один. Он прекрасно знал, что Луку не интересуют деньги. Малышу просто хотелось похныкать.
– Сколько карманных денег получают твои брат и сестра? – спросил он.
Лука задумался. Он не смог бы отличить тысячу лир от пяти.
– Сколько надо, – заявил он после минутной паузы.
– Отличный ответ, – кивнул Андреа. – Я скажу тебе, сколько тебе надо: нисколько. За выполнение собственного долга денег не полагается.
Его младший сын покраснел до ушей, прелестные розовые губки раскрылись в крике, личико сморщилось, он ударился в слезы.
– Я хочу мои денежки! Денежки! Денежки!
Андреа знал, что на самом деле ему нужна только его мама, но тут уж он ничего не мог поделать. Он склонился над сыном, и вдруг Самсон кинулся на него и повалил на землю, решив, что он хочет напасть на мальчика. Андреа испугался и закричал. На крик прибежали Лючия и Даниэле.
Лючия схватила братишку за шиворот и залепила ему две звонкие оплеухи. Лука сразу же прекратил кричать. Даниэле тем временем ухватил пса за ошейник, и Андреа сумел подняться на ноги.
– И как ваша мама ухитряется все это выдерживать? – пробормотал он, поправляя галстук.
– У всех есть свои проблемы. Ты только теперь это заметил? – усмехнулся Даниэле.
– Прости, папочка, – прошептал Лука, цепляясь за брюки Андреа.
– Я тебя прощу при условии, что подобные сцены больше не повторятся, – строго проговорил Андреа. – А теперь займитесь своими делами. Мне пора.
Он вошел в лифт со вздохом облегчения. Пожалуй, у Пенелопы и впрямь имелись причины стать такой нервной и раздражительной. Проведя два часа один на один с детьми, он чувствовал себя выжатым как лимон, но все-таки сумел справиться с ними и отчасти гордился этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46